Военная контрразведка и армия. Записки ветерана органов военной контрразведки - Борис Васильевич Гераскин

Евтушенко я не уловил. Вечер прошел интересно, во многом приобщил слушателей к тайнам поэзии. Разумеется, Евгений Евтушенко воспринимался человеком и поэтом, имеющим свою индивидуальность.

Пребывание Евтушенко в Закавказском военном округе завершилось вполне благополучно. Местная интеллигенция, считая Евтушенко видным русским поэтом, встречала его с традиционным грузинским гостеприимством.

Перед отъездом Евтушенко написал поэму «Пушкинский перевал». Ее опубликовала 30 декабря 1965 года газета «Ленинское знамя». Редактору, наверное, льстил сам факт первой публикации нового творения известного поэта. Но такой поступок, как говорят в народе, вылез ему боком. Редактор получил партийный выговор от Главпура.

В поэме «Пушкинский перевал» автор раскрывает свое отношении к армии, воспевает красоты Кавказа, говорит о судьбах великих русских поэтов, болевших «болезнями всех маленьких людей». Приведу отрывок из поэмы:

…Пусть нет на мне армейского ремня,

настолько все хлопочут, как родня,

настолько смотрят добрыми глазами,

что мой приезд совсем не для меня —

для армии скорее наказанье.

Я полюбил поющих труб металл,

и чистоту оружия и коек,

и даже дисциплину, против коей

предубежденьем некогда блистал.

Я полюбил солдат… Не без стыда

я думал, что писал о них нечасто.

И полюбил высокое начальство,

чего не мог представить никогда.

Поэзия и армия родны

по ощущенью долга и устава:

ведь на границах совести страны

поэзия — всегда погранзастава.

Если верить стихам, то приобщение поэта Евтушенко к армейской жизни состоялось.

* * *

Самовольное оставление солдатами частей, особенно с оружием, периодически лихорадило войска Закавказского военного округа. Пожалуй, самый трагический случай имел место весной 1972 года. Ныне уже стерлись в памяти детали потрясшего округ события, но самые острые моменты остались.

Ракетный дивизион из Кировокана занимался боевой подготовкой в Октемберянском учебном центре, расположенном западнее Еревана и непосредственно примыкающем к государственной границе с Турцией. Солдат дивизиона Хлебенский, призванный в армию на Урале, 23 марта, будучи в карауле, расстрелял из автомата четырех караульных и ранил еще несколько человек, открыв беспорядочную стрельбу в палатке, где военнослужащие смотрели кинофильм. Пользуясь замешательством, бежал в сторону государственной границы.

Для задержания беглеца командование задействовало все имеющиеся силы. Наиболее опасным участком являлась граница. Поднятые по тревоге пограничники перешли на усиленный режим ее охраны. Уже в потемках вблизи одной из застав сработала сигнализация. Выяснилось, что беглец, преодолев контрольно-следовую полосу, разрезал штык-ножом проволоку заградсистемы и сразу оказался на краю глубокого каньона, круто спускавшегося к пограничной реке Араксе. Здесь его след пограничники потеряли.

Утром следующего дня скрупулезно обследовали берег не широкого, но бурного в весенние дни Арак-са. Следов переправы на турецкий берег не нашли. Контроль за турецкими радиопереговорами подтверждал отсутствие беглеца на сопредельной стороне. Турок обеспокоило, как следовало из радиоперехвата, увеличение и активность наших войск на границе, участившиеся полеты вертолетов. Чем все это вызвано, они не догадывались.

Учитывая крутой, почти вертикальный склон каньона, наличие на нем пещер, расщелин и других удобных для укрытия мест, специально вызванное подразделение военных скалолазов начало поступательно обследовать весь высокий склон. В одной из расщелин прятался Хлебенский. Увидев, что его обнаружили, он высунулся из укрытия и открыл автоматный огонь.

В это время на верхнем краю каньона стояла группа генералов и офицеров. Начальник погранвойск дал команду офицеру-пограничнику стрелять по ногам беглеца. Но пуля угодила в спину. Прятавшийся солдат неестественно вытянулся. Автомат из его рук выпал и полетел на дно каньона. За автоматом рухнул в пропасть и сам беглец.

Что же прояснили результаты расследования? Хле-бенский командирами характеризовался дисциплинированным солдатом, исправно несшим воинскую службу. К побегу из части, а тем более уходу за границу, не готовился. Он не знал маршрута движения к границе, испытывая стрессовое состояние, двигался напролом. Медицинское вскрытие не обнаружило в его желудке даже крошки пищи. Значит, запасов еды он не имел.

Главной причиной чрезвычайного происшествия явилось нарушение психики солдата. По рассказам его отца, прибывшего в Октемберян, учась в десятом классе, беглец встретился со своим старшим товарищем, служившим в воздушно-десантных войсках. Десантник, показывая приемы рукопашного боя, неудачно бросил на пол будущего перебежчика. От удара головой о кованый сундук тот потерял сознание. С этого времени близкие начали замечать в его поведении странности, выражавшиеся в стремлении уединиться и побегах из дома.

Отец Хлебенского, являясь Героем Социалистического Труда, руководителем крупного совхоза на Урале и имея единственного сына, постеснялся сообщить в военкомат об отклонениях в его психике, считая, что окружающие истолкуют такой шаг как стремление оградить сына от призыва в армию. Эта ошибка привела к трагическим последствиям.

* * *

За многие годы службы в военной контрразведке мне никогда не довелось сталкиваться с многодетными сотрудниками. Обычно родители имели двух детей, реже трех и очень редко больше. Такой подход к формированию семьи общепринят. Однако, работая в Закавказье, я столкнулся с уникальным, поразившим меня в этом плане случаем.

Однажды заместитель председателя КГБ генерал Г. Цинев в телефонном разговоре поинтересовался у меня возможностью перевода в Закавказье подполковника, по национальности грузина, проходившего службу начальником Особого отдела ракетной бригады на Украине в Днепропетровской области. Желательность такого перемещения объяснил испытываемыми подполковником материальными трудностями, связанными с содержанием большой семьи. Наличие у него родни в Грузии и помощь с ее стороны должны облегчить, как считал Цинев, затруднения подполковника.

Было принято решение перевести подполковника в Грузию, назначив начальником Особого отдела ракетной бригады, дислоцированной в поселке Шау-мяни, а его предшественника направить в Днепропетровскую область.

Спустя некоторое время подполковник прибыл в Тбилиси и представился мне. Выглядел он моложаво, полным энергии и крепко сбитым человеком, с румянцем на щеках. По материалам личного дела, характеризовался трудолюбивым, настойчивым, знающим чекистское дело руководителем.

Прошло несколько месяцев. Я посчитал необходимым выехать в Шаумяни и на месте посмотреть, как подполковник врастает в новую для него обстановку, круг служебных обязанностей, и заодно познакомиться с его семьей.

С работой все обстояло нормально.

Квартира, занимаемая семьей подполковника, которую я посетил, выглядела бедно, в ней имелись только самая необходимая мебель и утварь. В прихожей бросались в глаза большая вешалка, занятая главным образом детской одеждой, и многочисленная обувь, стоявшая на полу.

В семье подполковника было одиннадцать детей. Из них десять девочек и только один мальчик. Как выяснилось, глава семьи очень хотел иметь сына, ибо по кавказским обычаям семья без сына вроде бы и не семья. В ней обязательно должен быть мужчина-наследник. Но жена раз за разом продолжала рожать девочек. Когда все