Туманность Ориона - Андрей Ливадный

Ганианцы, ослепленные яростью после дерзкой бомбардировки их базы, упорно продолжали преследовать колониальный транспорт, который, уходя в сторону газового гиганта, все глубже и глубже затягивал их именно в эту зону, бдительно охраняемую кораблями Фагов.

Теперь все должно было решиться в течение ближайших нескольких минут.

«Альфа», зажатая между двух огней, являлась сейчас раздражителем для обеих сторон.

«Черные Розы» и реставрированные ганианцами крейсера начали атаку на колониальный транспорт практически одновременно.

Дистанция между ними сокращалась стремительно, неумолимо…

– Огонь!

Голос Покровского охрип в эти секунды от запредельного напряжения нервов.

Сто сорок расположенных по периметру вращающегося корпуса установок «Ураган» взорвались короткими хоботками статики, выплевывая в космос тонны бортового боекомплекта.

Вращение корпуса придало им эффект веерного рассеивания, и в эти секунды казалось, что нет вокруг колониального транспорта ни единого участка пространства, который бы не пронзали разогнанные импульсами вакуумных орудий смертоносные снаряды.

Эффект был убийственным – десятки, если не сотни атакующих Фагов взрывались, рождая ослепительные вспышки; построенная ими пространственная стена рассыпалась, словно непрочный карточный домик, от крейсеров и величественных металлических роз в пространство полетели куски вырванной снарядами глянцевитой брони, но это еще не означало ни победы, ни перелома, инерция движения вражеских кораблей по-прежнему влекла их вперед, на извергающую огонь «Альфу».

В следующий миг дистанция между ними сократилась до рубежа эффективного лазерного огня.

Орудия «Альфы» не могли бесноваться вечно, наступил роковой миг смены боекомплекта, и заградительный огонь затух.

– Донная тяга!

Ответный залп, произведенный сразу с обеих сторон, совпал с моментом включения двигателей колониального транспорта.

Сотни лазерных лучей успели полоснуть по обшивке «Альфы», прежде чем импульс ускорения из сопел донной тяги поднял ее над потоками когерентного излучения.

– Первая палуба, декомпрессия отсеков… Мы теряем атмосферу… Боже…

Спину Покровского покрыл ледяной пот.

Он чувствовал сотрясения от попаданий, что-то взрывалось, по обшивке «Альфы» прокатилась конвульсивная волна ударов, смешанная в его сознании с докладами, идущими из пораженных отсеков.

Разрушения были огромными, жертвы – невосполнимыми, но его план удался, лазерный огонь лишь вскользь зацепил колониальный транспорт, который, подчиняясь энергии реактивных струй, всплыл выше плоскости залпа, и большая часть когерентного излучения пронзила пустоту, поражая цели, атакующие «Альфу» с другой стороны.

Фаги и ганианцы наконец увидели друг друга.

Инерцию их движения уже невозможно было остановить, и две силы неизбежно сошлись практически в той точке, где за минуту до этого висел колониальный транспорт.

– Огонь! Всем, кто выжил, приказываю – ОГОНЬ!

Окутанная облаками кристаллизованного газа, объятая нимбом обломков «Альфа» вновь полыхнула яростным заградительным залпом, посылая в пространство тысячи снарядов ежесекундно.

Покровский видел, как взорвалась одна из «Черных Роз». Вслед за ней вспыхнул крейсер ганианцев, потерявший управление в разверзшемся аду. Два других корабля столкнулись с их обломками, пространство вскипело, а установки «Ураган» продолжали бить, довершая разгром.

Когда наступил короткий миг смены боекомплекта, под «Альфой», на фоне зеленовато-голубого шара планеты, парили одни обломки.

Флот Фагов и крейсера ганианских пиратов смешались в едином коловращении изуродованной материи.

Побелевшие пальцы Покровского отпустили подлокотник кресла.

Победа была полной, неоспоримой.

– Всем, кто меня слышит… – хрипло произнес он в коммуникатор. – Доложить о потерях…

ЭПИЛОГ.

Рассвет разгорался, долгий, немыслимый, будто затянувшаяся агония.

Сумеречная красно-коричневая равнина, пересеченная цепью пологих холмов, притихла под низким, давящим небом.

Собирался дождь. В прорехах между облаками, гонимыми «верхним» ветром, еще проглядывал пухлый шар газового гиганта, вокруг которого вращалась планета. Испускаемый им отраженный свет был холодным – согреть землю могло лишь солнце, но краешек светила едва проклюнулся в прослойке чистого неба у горизонта, а ОН висел в небесах постоянно. Его призрачное, неживое сияние не грело, а лишь разгоняло сумерки, не позволяя кромешной тьме завладеть землей, – наверное, поэтому каждый рассвет на планете казался именно таким: невыносимо долгим.

Лиза стояла на обрывистом краю прибрежного холма. Ей нравился долгий рассвет, хотя у человека, не прожившего тут всю свою жизнь, подобная феерия кровавых красок наверняка бы вызвала гнетущее чувство обреченности.

Начал накрапывать мелкий дождь. Посмотрев на небеса, с которых всю ночь, пронзая облака, падали звезды, она зябким движением поправила одежду, и мягкая ткань беззвучной волной обняла тело, скрыла фигуру девушки в своих складках, сразу же лишив ее индивидуальности. Теперь на краю обрыва стояло некое закутанное в ниспадающую хламиду существо. Плотный капюшон, скрывший прическу и затенивший черты лица, придавал ее фигуре еще большую таинственность и как бы завершил эту трансформацию безликости.

Она смотрела на горизонт, где разгорались краски наступающего дня, и вспоминала недалекое прошлое, то самое прошлое, в котором она была воином и сражалась на одном из этих холмов, едва не отдав свою душу дьявольским механическим созданиям, которые пришли с соседнего материка накануне дня ее нового рождения.

Сейчас она уже не могла вспомнить, сколько раз рождалась и взрослела в ледяной тиши Храма.

Цепь реинкарнаций добавила ей с десяток боевых имплантов, дополнивших строение тела, и это неизбывное, непреходящее чувство холодной, пустой тоски, поселившейся в душе.

Никто не мог осудить ее за то, что теперь она избрала новый жизненный путь. Лиза мысленно повторяла себе эту фразу вновь и вновь, будто оправдывалась перед невидимым оппонентом за собственное осознанное, вымученное решение.

Убивать можно до бесконечности, но есть ли в этом смысл? Ненависть к чужим, такая горячая, гулкая, тоже, оказывается, имеет свой предел. Она не затухает со временем, но трансформируется в это непонятное чувство сосущей пустоты, бессмысленности…

Иногда она злилась сама на себя за подобные мысли, с тоской вспоминая те дни, когда ярость являлась единственным мерилом жизни, делая существование простым и понятным…

Что мешало ей оставаться воином?

Глаза Лизы блеснули под тенью капюшона.

Странный, непонятный человек несколько месяцев назад спас ее от Фагов. Он пробыл с ней совсем недолго, но успел разбудить что-то древнее, давно потерянное, дремлющее в груди. Он не преклонялся перед богом и задавал вопросы, на которые не было ответов в этой реальности.

Она смотрела на него сначала глазами старухи, потом маленькой, не помнящей себя девочки… и вот она выросла. ОН вернул ей память, отданную на хранение в момент реинкарнации, заставил быстро повзрослеть ее тело, чтобы она могла вновь вступить в схватку с ЕГО врагами, но сколько ни молила Лиза, ОН не смог дать ей ответ на этот вопрос:

Что такое Любовь?

Она еще стояла, в глубокой задумчивости глядя на слоистую структуру угрюмых облаков, когда привычные звуки рассвета нарушил идущий издалека басовитый гул.

Лиза не вздрогнула, не испугалась, не напряглась – она просто повернула голову, и мгновенно блеснувшая догадка тут же превратилась в абсолютную уверенность.

Высоко над холмом, в хмурых небесах, по которым ветер гнал косматые тучи, наметилось легкое зарево, словно солнце пыталось встать в неурочном месте, проклюнувшись совсем не там, где ему положено сиять.

Падучая звезда появилась неожиданно и эффектно – прорезав клубящуюся гряду облаков, в хмурую прослойку сумерек между небом и землей ворвался ослепительный, роняющий капли раскаленной ауры шар. Он пронесся, чертя ниспадающую дугу, от далекой линии горизонта к чернеющей за холмами кромке синего леса, потом затормозил, поджидая оставленный далеко позади звук, а когда тот накатился, ударил по земле, поднимая с нее тугой воздушной волной мелкий мусор и водяную взвесь, ослепительная аура вокруг корабля потускнела, и он предстал во всей красе своих форм – серый, слегка серебрящийся, обтекаемый, с тремя расположенными под углом в сто двадцать градусов выступами ходовых двигательных секций.

Сейчас плазмогенераторы корабля уже отработали свое, он снижался, опираясь на два коротких, скошенных крыла, под которыми угадывались выступы турбин.

Лиза спокойно наблюдала за его снижением. Если это прибыл очередной Фаг, то ему лучше не приближаться к ней.