Тайна дома № 12 на улице Флоретт - Владимир Торин

– когда я ему изображу чего-нибудь на гармохе. А вы научите меня играть «Конягу по кличке Пьянь»? Кэбмены частенько ее поют…

Женщина кивнула.

Сэмми взял ее за руку, и они пошагали в сторону канала. Мальчик глянул на фликов, торчавших у своей тумбы: они что-то горячо обсуждали, и, кажется, им не было до него никакого дела.

– А как зовется эта ваша штуковина, мэм? – спросил Сэмми спутницу. – Не видал такой чудной музыкалки еще!

– Мой инструмент называется «скриппенхарм». Его в Тремпл-Толл и правда редко увидишь.

Сэмми покивал и вытер сопливый нос рукавом. Ему было очень неуютно держаться за руку этой женщины: словно кожей он ощущал исходящий от нее мороз. Мальчику вдруг показалось, будто женщина его поймала.

– Так куда мы идем, мэм? – спросил Сэмми, когда они покинули Пыльную площадь и пошагали по тихой хмурой улочке Флоретт.

– Мой дом находится в конце улицы.

– У Подошвы, что-ль?

– Да, у самого канала.

Сэмми кивнул.

В грязи у старых рельс что-то закопошилось. Крошечная серая фигурка пискнула и скрылась в канаве. Мальчик навострил уши.

Он так сильно напрягся, что державшая его за руку женщина почувствовала это.

– Что такое, милый? – спросила она.

– Крыса, мэм, – ответил мальчишка. Согнувшись едва ли не вдвое, он принялся выглядывать маленьких зверьков на щербатой брусчатке. – У мистера Пинчиса, менялы с улицы Флит, за одну крысу можно выменять полфунта. Ну а две крысы… Вы знаете, что такое две крысы, мэм?

– Фунт, предполагаю?

– Две крысы – это одна сосиска с жаровни Вислобрюха Баскина.

– Ты ведь не думаешь сейчас начинать ловить… – начала было женщина, но мальчишка вдруг подскочил на месте, воскликнул «Не уйдешь!» и ринулся в туман, потянув за собой и обладательницу потертого футляра.

Погоня, впрочем, не была долгой. Сэмми и его спутница остановились буквально в нескольких шагах от того места, где мальчик описывал своей новой знакомой соотношение крыс к жареной сосиске. Посреди мостовой зиял чернотой открытый канализационный люк; чугунная крышка лежала рядом.

– Ушла! – с досадой топнул ногой мальчишка. Он склонился над люком и глянул вниз.

– Ты же не думаешь туда лезть? – возмущенно спросила женщина.

– О, нет-нет, мэм! Мы под улицы не суемся. Это вотчина тошеров, крысоловов и… – он испуганно прервал себя – было видно: мальчик боится того, о чем предпочел умолчать.

– Может, она недалеко притаилась? – продолжил Сэмми. – Мэм, вы ее не видите?

– Нет, – буркнула женщина с футляром. – Быть может, пойдем?

– Упустил… упустил крыску… А я уже почти-почти заполучил мою сосиску! Я целых два дня ничего не ел!

– А то, что ты выручил на площади? – спросила женщина.

Сэмми совсем пригорюнился:

– Я отдам все Клетчатому. Чтобы он не бил нас с Фичем. Эх, сосиска убежала… Может, крыса все еще там? Может, она повисла там, и я ее достану? Вы не видите?

Женщина нетерпеливо поцокала языком. Она склонилась над черным отверстием в мостовой и прищурилась, пытаясь там что-то разглядеть.

– Видите ее?

– Э-э-э… нет. Ничего не вижу. Видимо, она убежала. Думаю, нам стоит продолжить путь и… ай!

Женщина вскрикнула и машинально выдернула руку из ладони мальчика. Она недоуменно уставилась на подушечку своего большого пальца. Из нее торчала канцелярская кнопка.

– Зачем ты это сделал?! – возмущенно воскликнула она и, поморщившись, достала кнопку.

– Простите, простите меня, мэм… – Сэмми попятился.

– Что это ты задумал? Говори! Немедленно!

– Я… – испуганно залепетал мальчик. – Я просто…

Женщина больше не выглядела добренькой и заботливой. Ее лицо исказилось от гнева, а всклокоченные волосы зашевелились, словно это были не волосы, а клубок червей. Она угрожающе шагнула к Сэмми и… вдруг замерла на месте.

– Что это… такое? – удивленно пробормотала она, снова уставившись на свой уколотый палец. На нем выступила густая зеленая капля.

Женщина растерла ее пальцами и в следующий миг рухнула на том же месте, где стояла.

Мальчик не торопился к ней подходить. Часто моргая, он глядел на нее, а сердце его безумно колотилось.

– Ты молодец, – раздался голос в тумане. За ним последовал звук шагов, и к Сэмми подошел высокий джентльмен в черном пальто и цилиндре.

– Сэр… – залепетал мальчик, – я все правильно сделал?

– Более чем, – сказал доктор Доу.

Он склонился над лежащей без сознания женщиной, осмотрел ее руку, пощупал шею и запястье, нахмурился.

Женщина вздрогнула и зашевелилась.

– Что… что со мной… – забормотала она.

Доктор поспешно достал из кармана небольшой чехол и извлек на свет стеклянный шприц, заправленный полупрозрачной зеленоватой жидкостью. Он поднес его к шее женщины…

Мальчик зажмурился, а когда осмелился вновь открыть глаза, доктор уже прятал шприц обратно.

– Спускайся и вели Джасперу принести мой саквояж. Нужно торопиться, пока никто нас здесь не увидел.

Мальчик кивнул и припустил к люку.

Доктор остановил его:

– Ты действительно все очень хорошо сделал, Винки с Чемоданной площади, – сказал он. – Ты честно заработал свои пять фунтов.

Мальчик повернулся.

– Я ж не за деньги, сэр… Она похищает детей, а фликам плевать на это.

Винки исчез в люке, и вскоре вернулся вместе с Джаспером и докторским саквояжем.

– Все удалось! – со смесью испуга и восторга воскликнул племянник доктора Доу, глядя на распростертую миссис Паттни.

Его дядюшка раскрыл саквояж, достал какой-то прибор и приложил его к груди учительницы музыки. Отметил, как нервно бродит стрелка в полукруглом окошечке.

– Пока что еще ничего не удалось, – сказал он и поднялся. – Мое самое сильное средство почти не действует, у нас очень мало времени…

Он вручил свой саквояж Винки, и вместе с Джаспером вдвоем они принялись спускать миссис Паттни в люк. Вскоре похитители и их жертва исчезли под землей, а тяжелая чугунная крышка вновь заняла свое место.

Постепенно туман затянул прорехи, и улица Флоретт снова погрузилась в тишину. Как будто здесь ничего только что не произошло.

И только на мостовой возле старых трамвайных путей остался одиноко лежать позабытый коричневый футляр.

***

В кабинете доктора Доу горели все лампы.

Это место никогда не было так сильно освещено, и теперь вылезли наружу те не слишком лицеприятные вещи, которые до того скрывались в стоящей здесь обычно полутьме.

На шкафу с лекарствами выстроился ряд