Призраки озера - Карен Робардс

Заснули они, держа друг друга в объятиях.

Когда Оливия открыла глаза, в окно, оставленное Сетом открытым, проникали первые предрассветные полоски света, падая на кровать, а электронный будильник звонил во всю мочь.

– Реальность берет свое, – пробормотал Сет, когда Оливия потянулась через него, чтобы отключить будильник.

Какое-то время она лежала на животе, сонно моргая и опершись на согнутые в локтях руки. Темно-кофейная волна волос упала на плечи, и Оливия отбросила их назад и взглянула на Сета.

Она спала с Сетом. Мысленно проговорив эту фразу, Оливия почувствовала, что ее снова бросило в дрожь.

Его глаза были закрыты. Светлые волосы спутались, и отдельные пряди вздыбились на макушке. На шеках и подбородке проступила колючая темная щетина. В беспощадном утреннем свете были особо заметны тонкие лучики морщинок, разбегавшихся вокруг глаз, и глубокие складки, обрамлявшие губы. И все же, призналась себе она, даже от одного взгляда на него, лежавшего нагим в ее постели, у нее учащается пульс и размягчается тело.

Она спала с Сетом.

Он вытянулся в постели, лежа на спине и натянув простыни по пояс. Оливия с удовольствием переводила взгляд с его широких плеч на сильную грудь, покрытую золотистыми завитками, на плоские соски, на мускулистый живот. Постепенно ее глаза остановились на его лице. Оливия надеялась обнаружить аналогичный интерес к собственной персоне, но она ошиблась. Сет по-прежнему лежал с закрытыми глазами. Она заметила, что лицо его напряжено, губы сжаты в тонкую, твердую полоску, и поняла, что его снова терзает боль потери.

«Реальность берет свое», – сказал он. Да, это так. Оливия почувствовала, как тяжелый груз скорби начинает довлеть над ними обоими, над всем домом. В свете наступавшего дня возможности противостоять ей уже не оставалось.

– Мне нужно сделать несколько звонков и сказать Хлое, – глухо проговорил он, открывая глаза и встретившись с ней взглядом. – Боже, я не знаю, как это сделать.

Сет скользнул глазами по ее телу, с видимым удовольствием задержался на мягких округлостях ее груди, женственном изгибе талии, упругих ягодицах, стройных ногах. Белоснежные простыни резко оттеняли ее золотистый загар, и Оливия подумала, что, судя по выражению его лица, ему нравится ее тело.

Сет встретился с ней глазами, и на этот раз его губы изогнулись в усталой улыбке. Мрачность, тяготившая его взгляд, на мгновение исчезла.

– Я не забыл сказать тебе этой ночью, как ты хороша? – спросил он.

Оливия молча покачала головой.

– Самое прекрасное, что я когда-либо видел. – Он слегка наклонился, чтобы поцеловать ее.

Ее губы охотно раскрылись навстречу ему, но прежде чем она предприняла следующий шаг, он выпрямился, спустил ноги с кровати и быстро поднялся.

Когда Сет нагнулся, чтобы подобрать с пола небрежно сброшенную туда одежду, Оливия воспользовалась моментом, чтобы насладиться созерцанием его стройного, атлетически сложенного тела.

Одевшись, он взглянул на нее. Оливия полулежала, откинувшись на подушку и прикрывшись простыней.

– Как ты думаешь, что мне сказать Хлое? – спросил Сет, и в его прищуренных глазах она опять прочитала боль. – Что Нана умерла ночью? Не слишком ли это сильный удар для восьмилетней девочки? Может, лучше сказать, что Нана улетела на небо и будет ангелом? Что сказать?

Оливия задумалась. Она никогда раньше не сообщала ребенку о смерти близкого человека. Что бы она сказала Саре в подобных обстоятельствах? Что касается ее лично, она едва могла вспомнить пару слов, которые были сказаны ей после смерти матери.

– Я бы сказала ей и то и другое, – медленно произнесла она. – И еще скажи, что Нана любила ее и всегда будет наблюдать за нею сверху. Думаю, можно привлечь ее и к похоронным хлопотам. Ей необходимо почувствовать себя частью происходящего, Сет. Это поможет ей смириться с реальностью того, что произошло.

Сет кивнул, потом поморщился.

– Мне самому трудно смириться с этой мыслью, свыкнуться с тем, что мамы больше нет. До вчерашнего дня мне и в голову не приходило, что она вообще может умереть.

Повернувшись, он направился к стеклянной двери, но, прежде чем переступить порог, обернулся и взглянул на нее.

– Ливви, спасибо тебе, – искренне произнес он. – Без тебя я бы не пережил прошлую ночь.

– Пожалуйста, не думай об этом. – Она улыбнулась. – Я рада, что сумела помочь.

В ответ она получила благодарный взгляд.

– Господи, как я рад, что ты дома, – сказал Сет и, шагнув на веранду, закрыл за собой дверь.

Оливия долго еще сидела в постели, глядя на закрытые стеклянные створки.

Глава 38

Несколько дней, предшествовавших похоронам Келли, пронеслись для Оливии как в тумане. Она была занята каждую минуту с того самого момента, как вышла за порог своей комнаты. Не так уж это и плохо, решила она, по крайней мере, нет времени ни размышлять, ни копаться в чувствах, надо только действовать. Ей нужно было куда-то звонить, кого-то встречать, заниматься Сарой и Хлоей и бесконечной чередой прочих дел.

Сет был занят еще больше и, как она подозревала, внутренне радовался занятости по тем же причинам, что и она: это отвлекало его от анализа собственных чувств. Оливия почти не видела его, а если и встречала, то в компании с кем-либо, что тоже было хорошо, поскольку каждый раз, вспоминая интимные моменты совместно проведенной ночи, она заливалась краской. Трудно было представить, тем более днем, что она позволяла себе той ночью.

Сет, похоже, ту ночь сразу же отнес к прошлому. Ни словом, ни жестом он не давал понять, что в их отношениях что-то изменилось.

«Он очень занят», – успокаивала себя Оливия. Очень. Помимо организации похорон, он должен был по-прежнему управлять «Боутуорксом», навещать Большого Джона и заниматься дочерью.

Помещение похоронного бюро «Фериот» на Кокод-рай-стрит, куда увезли тело Келли, было заполнено до отказа: казалось, весь Ла-Анжель пришел туда отдать последние почести усопшей. Келли Арчер любили все, и Оливия подумала, что ее смерть – это потеря для всего города, а не только для семьи.

Родственницы Келли – ее сестра Рут и две преклонного возраста тетушки – остановились на время похорон в Большом доме. Помимо этого, в дом постоянно приходили люди. Целыми семьями они были на похоронах и семьями же приехали в Большой дом после траурной церемонии на поминки. Марта с Кейтом без отдыха хлопотали на кухне, и чуть ли не каждый час блюда с угощением для пришедших помянуть Келли приходилось обновлять снова.

Атмосфера и в доме, и в похоронном бюро складывалась сюрреалистическая. Отчасти она напоминала важное семейное событие, на которое собрались не видевшиеся годами дальние родственники, засыпавшие друг друга вопросами, а также друзья и соседи, которые, собравшись небольшими группками, между делом охотно обсуждали последние сплетни – от дел на работе до событий в мире, от туалетов собравшихся на похороны до их личной жизни. Между взрослыми сновали дети всех возрастов, словно их привели на утренник, а не на похороны. Помимо Сары с Хлоей, там были четверо детей Филиппа, двое малышей Анджелы, дочери Белинды и Чарли и еще стайка городской детворы, постоянно обновляющаяся. Дети что-то жевали, пили воду, играли и ссорились, и их жизнерадостность в какой-то степени уравновешивала горечь скорбного события. С кухни, где в течение всего времени были накрыты столы с закусками, доносились дразнящие ароматы. Кофе, чай, а также разнообразные вкуснейшие десерты (спасибо мастерству и умению Кейта) подавали в гостиной. Цветов доставили столько, что Оливии пришлось заставить ими всю веранду. Пряный аромат, исходивший от букетов, витал в воздухе, напоминая одновременно о жизни и смерти.