Пушкинский вальс - Вадим Смиян

     - Выбрал что?..

    Он замолк на полуслове, не увидев больше своей странной собеседницы. Она исчезла в толпе, будто растворилась! Может быть, она просто вошла в храм вместе с толпой верующих, а он попросту не заметил, упустил этот момент, когда отворачивался? такое можно было бы предположить, если бы все не произошло так быстро…Он недоуменно посмотрел по сторонам, выискивая ее в окружающей толпе. Напрасно: этой женщины нигде не было.

    Да…все-таки весьма странные вещи происходят время от времени в его стареньком и некогда таком уютном городе!

    Владислав Георгиевич опустил голову и неторопливо двинулся в сторону Советской. На душе у него сделалось как-то тревожно, даже нехорошо… Что означала эта странная встреча? Почему это ему так решительно было предложено уехать? Откуда она вообще знает, что он приезжий – неужто так заметно, даже первому встречному?

    Впрочем, ему тут же подумалось, что эта женщина не относится к разряду первых встречных. И вообще, кто она? И это всем она делает замечания и предупреждения, или только одному ему?

   Он задавал себе вопросы, и не на один не находил разумного ответа. Ему оставался лишь старый, давно испытанный прием – выбросить из головы и забыть… Интересно, сколько раз в жизни он так делал? И каковы были последствия такой реакции на то, что для него было непонятно и неожиданно? Владислав Георгиевич не знал: он не вел учета странным встречам и нелогичным случаям, имевшим место быть когда-либо на его жизненном пути.

    Выйдя на Советскую улицу, он почувствовал себя как-то спокойнее – видимо, сказалось воздействие широкого простора, озаряемого вечерним солнцем, после довольно узкого переулка, ведущего к храму. Теперь он шел в сторону гостиницы и постарался думать о чем-нибудь приятном. Например, о том, что вот заканчивается воскресный день, а завтра на работу ему не надо. Так отрадно вспомнить об этом!..А еще – завтра после двух часов дня он пойдет в библиотеку, увидит там Лилию Николаевну и…запишется! Как в прошлом году, она оформит ему временную карточку, и он сделается читателем…Ее читателем! При одной только мысли о том, что завтра же он встретится с обожаемой им женщиной, сможет любоваться ею, слышать ее голос, на душе становилось так радостно, а сердце так сладко замирало в каком-то волнующем томлении! Ведь за минувший год не проходило дня, чтобы он не вспоминал о ней… И вот – наконец-то! Завтра!..Встреча состоится завтра. Стоило только подумать об этом, помечтать, какими яркими и радостными сделаются ее глаза при виде его, и… им овладевал такой восторг, он испытывал такую эйфорию, что все остальное не имело абсолютно никакого значения.

       Лилия Николаевна спустилась в бункер, с лязгом отперла железную дверь. Войдя в комнату, она увидела, как сразу подобралась и словно сжалась в комок ее пленница. 

 - Доброе утро! – сказала хозяйка. – Как отдыхалось?

 - Немедленно отпустите меня! – задыхаясь, прошипела Лена. – Слышите? Меня будут искать, и вам не поздоровится, когда меня найдут.

    Лилия Николаевна только молча поставила перед ней на пол миску с каким-то варевом. Эмалированное дно приглушенно звякнуло о плиты, затянутые пленкой.   

 - Видишь ли, Лена, время идет, а тебя особенно никто и не ищет, - сказала она деловито, будто речь шла о погоде или же о планах на выходные. – Похоже, что всем как-то наплевать – где ты есть, и что с тобой…   

 - А сколько времени я здесь? – вырвалось у Лены. 

 - Да вот третьи сутки уже наступили, - отвечала Лилия Николаевна. – Срок немалый! Реферата от тебя так и не дождались, так что считай, что ты уже вылетела из училища… Мамаша твоя тоже не чешется. Да… вчера приходили подружки твои в библиотеку: Тоня Водорезова и эта еще… Вика, кажется. Я прислушалась к разговорам их – так, интереса для… - и знаешь, - хозяйка говорила так, будто делилась с пленницей последними сплетнями, - Твое имя они не упомянули ни разу! Ты представляешь? Я даже удивилась: как же так, думаю… Выходит, была ты с ними – хорошо, а нет тебя – так еще лучше. Даже обидно стало за тебя, право! Уж кто-кто, а ты умеешь обращать на себя внимание! И вдруг – такое пренебрежение. Похоже, никто и не вспомнит о тебе, когда ты исчезнешь! 

    И женщина многозначительно взглянула на Лену. От этого взгляда девушке сделалось нехорошо.  

 - То есть как – исчезну? – спросила она дрогнувшим голосом.    

     - Исчезнешь из этой жизни, - просто сказала Лилия Николаевна. – А моя задача помочь тебе сделать это быстро и безболезненно. Ну, по возможности, конечно. Все от тебя ведь зависит: от твоего поведения! А оно какое-то очень неровное, что ли…То ты орешь, будто я тебя режу, то начинаешь звать на помощь – и кого бы это? То вдруг распускаешь сопли, начинаешь умолять, унижаться… В общем, надеваешь одну маску, отбрасываешь ее, примеряешь другую, потом третью… и так далее. Ты будто в театральном училище училась, а не…    

    - Ты че несешь, дура безмозглая, совсем е…лась, что ли?! – заорала пленница.–

 Быстро отцепила меня от стенки, сказала! А я сразу же пойду в милицию, и тогда увидим, как они меня не ищут! Так что сухари суши, сука: ты попала по-крупному, короче… Поняла? Х…-ли смотришь?!

    Лилия Николаевна смотрела на Лену очень пристально и будто даже благожелательно. Она сейчас напоминала докторшу, которая увидела подтверждение своего диагноза у весьма буйного пациента, и сожалела об этом. 

 - Поняла, - с готовностью ответила она. – Вот я и говорю: вела бы ты себя разумно, все давно было бы кончено! А так ты сидишь на цепи, да еще мне кормить тебя приходится, как собаку… Кстати, вот твой завтрак. Можешь поесть, у тебя одна рука совершенно свободна. Я привязала тебя только за одну руку…             

 - Сама жри свое дерьмо!..Быстро отпускай меня, проб…дь перезрелая, тогда я на суде, может и замолвлю свое словечко, и тебе хоть немного срок скостят… 

   Лена не успела договорить, как Бритва с размаху нанесла ей сильнейший удар ногой в живот. Лена рухнула на пол, нокаутированная этим сокрушительным ударом. Глаза ее чуть не вылезли из глазниц, рот судорожно открывался, беззвучно ловя воздух.

        - Речь не обо мне, а о тебе, тварь амебная! – уничтожающим тоном произнесла тюремщица.   – Будешь орать и материться, я тебя начну мучить как лабораторную лягушку! Ты поняла меня, лягушка? У нее, бедной, больше мозгов, нежели у тебя!

 И ты будешь говорить, когда я разрешу! И помни – мне сломать тебя ничего не стоит по очень простой причине: ты – ничтожество! 

 Лена пришла наконец в себя и обрела дар речи. Теперь она заплакала. Слезы хлынули у нее из глаз в два горючих ручья.