«Если», 1998 № 09 - Журнал «Если»

Максим вгляделся в незнакомца, обмирая от страшной догадки. Если это еще один Темный, ему конец — с двумя одновременно не справиться.

Но Тьмы не было. Вот не было, и все!

— Кто ты? — спросил Максим, почти забыв о мальчишке, а тот медленно отступил к неожиданному спасителю.

— Дозорный. Антон Городецкий, Ночной Дозор. Выслушай меня.

Свободной рукой Антон поймал пацана и задвинул за спину. Намек был вполне прозрачен.

— Ночной Дозор? — Максим все пытался уловить в незнакомце дыхание Тьмы. Не находил — и это пугало еще больше.

— Ты из Тьмы?

Он ничего не понимал. Пытался зондировать меня — я чувствовал этот свирепый, неукротимый и в то же время неумелый поиск. Даже не знаю, возможно ли было закрыться. В этом человеке, или Ином, — тут годились оба понятия — чувствовалась какая-то первобытная сила, безумный, фанатичный напор. Я и не закрывался.

— Ночной Дозор? Ты из Тьмы?

— Нет. Как тебя зовут?

— Максим.

— Дикарь подошел ближе, вглядывался, будто чувствовал, что мы уже встречались, вот только я имел другой облик. — Кто ты?

— Работник Ночного Дозора. Я все объясню, выслушай меня. Ты — светлый маг.

Лицо Максима дрогнуло, окаменело.

— Ты устраняешь Темных. Я знаю это. Сегодня утром ты убил женщину-оборотня. Вечером, в ресторане, прикончил темного мага.

— Ты… тоже?

Может быть, мне показалось. Может быть, в его голосе, и вправду, дрогнула надежда.

— Я светлый маг. Не очень сильный, правда. Один из сотен в Москве. Нас много, Максим.

У него даже глаза расширились, и я понял, что попал в цель. Он не был безумцем, вообразившим себя суперменом и гордящимся этим. Наверное, ничего он так сильно не хотел в жизни, как встретить соратника.

— Максим, мы не заметили тебя вовремя, — сказал я. — Это наша вина. Ты воевал в одиночку, наломал дров. Максим, все еще исправимо. Ты ведь не знал о Договоре…

Неужели удастся решить все миром, без кровопролития, без чудовищно бессмысленной схватки двух белых магов? Увы! Он не слушал меня, ему плевать было на неведомый Договор. То, что он не один, было для него самым главным.

— Вы боретесь с Тьмой?

— Да.

— Вас много?

— Да.

Максим опять посмотрел на меня, и вновь пронизывающее дыхание Сумрака сверкнуло в его глазах. Он пытался увидеть ложь, увидеть Тьму, увидеть злобу и ненависть — то, что только и дано было ему видеть.

— Ты ведь не Темный, — почти жалобно сказал он. — Я вижу. Я никогда не ошибался!

— Я Дозорный, — повторил я.

Оглянулся — никого. Что-то отпугивало людей. Наверное, это тоже было частью способностей Дикаря.

— Этот мальчик…

— Тоже Иной, — быстро ответил я. — Еще не определившийся, либо он станет Светлым, либо…

Максим покачал головой:

— Он Темный.

Я глянул на Егора. Мальчишка медленно поднял глаза.

— Нет, — сказал я. — Еще нет.

Аура была видна отчетливо — яркая чистая радуга, переливающаяся, обычная для совсем маленьких детей, но не для подростков. Своя судьба, несформированное будущее.

— Темный, — Максим покачал головой. — Ты не видишь? Я не ошибаюсь никогда. Ты остановил меня и не дал уничтожить посланника Тьмы.

Наверное, он не врал. Ему дано немногое — зато в полной мере. Максим умеет видеть Тьму, выискивать самые крошечные ее пятна в чужих душах. Более того — как раз такую, зарождающуюся Тьму, он видит лучше всего.

— Мы не убиваем всех Темных подряд.

— Почему?

— У нас перемирие, Максим.

— Не может быть перемирия с Тьмой.

Меня пробил озноб — в его голосе не чувствовалось ни тени сомнения.

— Любая война хуже мира.

— Только не эта, — Максим поднял руку с кинжалом. — Видишь? Это подарок… подарок моего друга. Он погиб, и может быть, из-за таких, как этот… Тьма коварна!

— Ты мне это говоришь?

— Конечно. Может быть, ты и Светлый, — его лицо скривилось в горькой усмешке. — Только тогда Свет ваш давно потускнел. Нет прощения злу. Нет перемирия с Тьмой.

— Ах, нет прощения злу? — я рассвирепел. — Когда ты заколол в туалете темного мага, почему не остался еще на пару минут? Посмотрел бы, как кричали и плакали его дети, как билась в истерике его жена? Они — не Темные, Максим! Они обычные люди, у которых нет наших сил! Ты спас сегодня на улице девушку…

Он вздрогнул, но лицо все равно не утратило каменного спокойствия.

— Молодец! А знаешь, что ее чуть не сожгли заживо из-за твоих убийств!

— Это война!

— Ты сам породил свою войну, — прошептал я. — Ты сам ребенок, со своим детским кинжалом. Лес рубят — щепки летят, да? Все дозволено в великой борьбе за Свет?

— Я борюсь не за Свет, — он тоже понизил голос. — Не за Свет, а против Тьмы. Но это все, что мне дано. Для меня это не лес и не щепки. Я не просил этой силы, я не мечтал о ней. Но если уж она пришла… я не могу иначе.

Трижды проклятые небеса, кто же его упустил, такого первобытного?! Почему мы не определили Максима сразу, как только он стал Иным?

Из него вышел бы идеальный оперативник. После долгих споров и объяснений. После месяцев обучения, после годов тренировок, после срывов, ошибок, запоев, попыток покончить с собой. В конце концов — когда не сердцем, ибо это ему не дано, а своим холодным, бескомпромиссным разумом он бы усвоил правила противостояния. Законы, по которым Свет и Тьма ведут войну.

Вот он стоит передо мной, светлый маг, уложивший больше Темных, чем оперативник с многовековым стажем. Одинокий, затравленный. Умеющий ненавидеть и не способный любить.

Я повернулся, взял Егора за плечи — тот так и стоял, тихо, не высовываясь, напряженно слушая наш разговор. Вытолкнул вперед, перед собой. Сказал:

— Он темный маг? Наверное. Я боюсь, что ты прав. Пройдет несколько лет, и этот мальчик ощутит свои возможности. Он будет идти по жизни, а вокруг него поползет Тьма. С каждым шагом ему будет все легче и легче жить. Каждый его шаг оплатит чужая боль. Помнишь сказку про Русалочку? Ведьма дала ей ноги — она шла, а в ступни словно вонзались раскаленные ножи. Так это про нас, Максим! Мы всегда идем по ножам, и к этому не привыкнуть. Только Андерсен не все рассказал. Ведьма могла сделать и по-другому. Русалочка идет, а ножи колют других. Это — путь Тьмы.

— Моя боль со мной, — сказал Максим.

Безумная надежда, что он способен понять, вновь коснулась меня.

— Но это не должно… не вправе ничего менять.

— Ты готов его убить? — я качнул головой, показывая на Егора. — Максим, скажи? Я работник Дозора… я знаю грань между добром и злом. Даже убивая Темных, ты можешь плодить зло. Скажи — ты готов убить?