Целомудрие и соблазн - Патриция Кэбот

— Уж не считаете ли вы меня лжецом, сэр? — запальчиво осведомился Томас.

— Что вы! Конечно, нет! Я просто позволил себе предположить, что история, рассказанная вами матери и сестре, специально сфабрикована с целью скрыть истинную причину того, почему в вас стреляли. — Брейден старательно следил за тем, чтобы его голос звучал нейтрально. — И не мне судить вас за эту ложь. Будь у меня мать и сестра, я изложил бы им точно такую же версию. Ибо им вовсе ни к чему знать — в отличие от нас с вами, — что у простых уличных бродяг не принято таскать с собой пистолеты. Если даже им и попадется случайно такая вещь, они скорее всего постараются немедленно сбыть ее с рук. Потому что ни один воришка за год не наворует столько, сколько стоит один пистолет.

Томас молча слушал Брейдена и жадно ловил каждое его слово, но в то же время по его лицу было видно, что он о чем-то спорит с самим собой.

— Тот, кто в вас стрелял, — продолжал Брейден, — не был обычным бродягой. Потому что он не только держал наготове свой пистолет, но и обращался с ним весьма умело. Для такого выстрела нужно иметь опыт в обращении с огнестрельным оружием, причем опыт немалый. Вдобавок он привык заботиться о своем пистолете и держит его в идеальном состоянии. Пуля оказалась на удивление чистой, хотя и прошла чуть ниже сердца. Все это вместе с недюжинным здоровьем позволило вам выжить. Я полагаю, что он хотел попасть в сердце и лишь нечаянно промахнулся.

— Я просто вовремя поскользнулся, — буркнул Томми. — Я лез через каменную ограду и поскользнулся…

— Что ж, тоже неплохо, — кивнул Брейден. — Если бы вы в тот момент твердо стояли на ногах, мы не вели бы сейчас этот разговор.

— Это было… — У графа сделался рассеянный вид. Его мысли витали сейчас очень далеко от «Грязной дорожки». Томас заговорил негромко, как будто про себя: — Меня опалило огнем, когда пуля вошла в грудь. Сначала меня швырнуло навзничь, а потом обожгло. А когда я снова пришел в сознание, стало больно. Никогда в жизни мне не было так больно.

— Да, — со знанием дела ответил Брейден, — это чертовски больно, не так ли?

Эти слова вывели Томаса из задумчивости. Он посмотрел на Брейдена, не скрывая удивления.

— Вы… разве вы тоже были ранены?

— И не раз, — небрежно заметил Брейден. — Трудно получить титул Лондонского Сердцееда и ни разу не нарваться на месть разъяренных мужей. Но я никогда не был настолько глуп, чтобы пострадать от руки какого-то уличного бродяги!

Для Томаса это было уже слишком. Его самолюбие не выдержало.

— Это не был какой-то бродяга! — выпалил он с оскорбленным видом. — Это был герцог!

— Герцог? — Наверное, скажи ему Томас сейчас, что он сам засадил себе пулю в грудь, Брейден не удивился бы сильнее. — У вас что же, была дуэль?

— Нет. Карты, — ответил Томас все тем же уязвленным тоном. — Я уверен, что они были крапленые. И я обвинил его в нечестной игре. А потом он выследил меня и попытался застрелить. Наверное, не хотел, чтобы я рассказал кому-нибудь о том, как он обманывает игроков.

— Только ему не повезло, — заключил Брейден, — потому что вас нашел маркиз.

— Ну да, нашел! — Томас грустно рассмеялся. — Ничего подобного! Он просто шел следом за мной. Он заподозрил, что герцог жаждет моей крови, вот и…

— Так, значит, лорд Уинчилси тоже участвовал в этой игре? — сурово спросил Брейден.

— Конечно! Он меня туда и привел. Сказал, что в этом заведении самые высокие ставки во всем Оксфорде. Хотя, конечно, о такой высокой ставке речи не было! — И Томас с болезненной гримасой ткнул себя пальцем в то место, куда вошла пуля. — И конечно, он понятия не имел о том, что карты окажутся краплеными.

По спине у Брейдена Грэнвилла пробежал неприятный холодок. Как будто из могилы восстал некий зловещий призрак. По крайней мере когда-то его мать описывала это ощущение именно в таких выражениях.

— Карты были крапленые? — уточнил он деревянным голосом. — Вы вполне в этом уверены?

— Да, уверен. Правда, это трудно было разглядеть — они нарочно не зажигали яркий свет. Но если прищуриться и как следует присмотреться, то все становилось ясно как день. На всех рубашках были такие аккуратные мелкие отметки…

— Герцог! — как бы про себя произнес Брейден.

— Ну, это он себя так называл, только мне ведь уже приходилось встречаться с герцогами, и ни один из них…

— Нет, это не просто герцог, — быстро возразил Грэн-вилл. — Это Герцог с большой буквы!

— Ну да. Пожалуй, так оно и есть. А вы с ним знакомы?

Брейден покачал головой. Когда Кэролайн написала ему и попросила отговорить ее брата от поездки в Оксфорд на ближайший уик-энд, он даже представить себе не мог такого поворота событий…

— Да, я с ним знаком, — мрачно пробурчал Брейден. — Томас, сейчас вы должны сказать мне всю правду. Ему известно о том, что вы живы? Этому Герцогу? Надеюсь, вы не пытались связаться с ним после того, как были ранены? Или кто-нибудь другой, кто с ним знаком, не мог рассказать ему о том, что вы остались в живых?

— Нет, что вы! — Этот град вопросов явно застал юного графа врасплох. — Его знает только Херст! Правда, он предупредил меня, что мне не следует рассказывать кому-то о том… ну, о том, как все было на самом деле. Это ему первому пришла в голову идея сослаться на каких-то неведомых грабителей. Наверное, он не очень обрадуется, если узнает, что я выложил вам всю правду, но ведь вы не…

— Он совершенно прав, — подтвердил Брейден. — Не говорите никому ни слова. Ни слова — вы понимаете, Томас? — Он снова покачал головой, все еще не оправившись от неожиданности. — Странно, что они до сих пор ничего не узнали, — пробормотал он себе под нос.

— Что? — Томас подался вперед в своем седле, хотя это движение явно причиняло ему боль из-за недолеченной раны. — Что вы сказали?

Брейден заставил свою кобылу развернуться и сделать несколько шагов в обратном направлении, пока она не оказалась нос к носу с жеребцом Томаса.

— Томас, я знаю этого человека, этого Герцога, — начал Грэнвилл тихим зловещим голосом. — Его настоящее имя — Сеймур Хоукинс. Когда-то он держал подпольный игорный дом в районе трущоб. Он давал взятки местному констеблю, и тот смотрел сквозь пальцы на его бизнес, пока начальником полицейского участка не стал новый человек, достаточно честный и стойкий, чтобы не принимать денег из рук этого кровопийцы. Да будет вам известно, Томас, что Хоукинс воспринимает любого честного человека как личного врага. Он отрезал констеблю язык за то, что тот назвал его лгуном и шулером, и выколол глаза, потому что они видели это преступление.

Томас уставился на Брейдена со смесью отвращения и ужаса.