Урод - Константин Соловьев

Шестеро мужчин отреагировали по-разному. Кто-то сквозь зубы выругался, кто-то лишь покачал головой.

– Нерф, – представил их коротко по очереди Тильт. – Садуф, Кейбель, Нотару, Ингиз, Теонтай. Нерф – наш лучший возница, следит за хеггами, Садуф местный силач, Кейбель занимается всякой пакостной живностью, Нотару творит штуки с огнем, Ингиз управляется с артаком, а Теонтай только учится. Это – Лайвен и Тэйв, наши женщины. Тэйв в калькаде за посудомойку, прачку и кухарку, а Лайвен покоряет воздух.

– Крэйн. – Крэйн нарочито низко поклонился. – Урод.

Лица в глазах расплывались, наплывали одно на другое. Из живота снова поднялась волна мучительной тошноты, он мечтал только лечь и скрутиться, как шууй, защищая лицо и грудь.

Кто-то коротко хохотнул, кто-то лишь хмыкнул.

– А парень с претензией!

– Погоди, помотаешься с нами от Нердана до Алдиона…

– И верно, что не красавец!

– Все. – Тильт поднял руку и тишина установилась почти мгновенно. – Он двигается с нами. А разговоры будут в Эно, сейчас время уже позднее. До рассвета мы должны сделать не меньше сотни этелей к югу. По нальтам!

Весь Урт он не сомкнул глаз, вслушиваясь в бесконечный шепотом полозьев и трескучие шаги хеггов. Темная скорлупа нальта, в которую он был заключен, казалась жаркой и душной, отчаянно хотелось глотнуть свежего холодного воздуха. Ему было плохо – острая резь накатывала волнами из желудка, оставляя на языке кислоту, в голове парили горячие угли. Он переворачивался с одного бока на другой, позабыв про тонкое одеяло из грубой ткани, в беспамятстве царапая плотное дерево пальцами.

Тайлеб рвал его на части, и сейчас Крэйн проклинал себя и всех Ушедших за то, что позволил себя увлечь в безумный путь на юг. Если бы он остался во Рву, всегда можно было бы сорвать пару-другую пучков сочного тайлеба, острого, оставляющего в коже сотни крошечных зеленых иголочек, заварить его в чашке и нырнуть с головой в блаженство, которое заключается в черной жидкости. Он бы выскочил из нальта и пополз в Трис на руках, не обращая внимания на стражу, но сил хватало только на то, чтоб переворачивать обмякшее безвольное тело.

В другом углу нальта кто-то тоже ворочался, иногда раздавался низкий мужской храп, но Крэйн не обращал на это внимания. То погружаясь в мутные омуты безумия, то выныривая из них, он напрягал воспаленные глаза, надеясь увидеть сереющее в проеме небо. Ему казалось, что когда бесконечный Урт минует, ему станет легче.

К рассвету стало вовсе невыносимо. Шелест полозьев походил на звук заживо сдираемой кожи, неведомый огонь обжигал глаза изнутри, кости накалились и стали похожи на хрупкие горячие деревяшки, уже покрытые первыми черными пятнами ожегов. Серое небо, которого он ждал так долго, навалилось на него всем весом, выдавливая дыхание. Черные деревья, острые и высокие, бесшумно проплывали в проеме, раздирая разум в клочья.

Раз за разом Крэйн умирал и вновь воскресал, чтобы продолжить пытку.

Несколько раз он возвращался назад, по той невидимой тропе, которая привела его из Алдиона. И тогда он начинал видеть вокруг себя не припорошенные рассветной серостью и прогибающиеся под ветром деревянные стены нальта, а заброшенный высохший колодец или решетку с прилипшими клочьями соломы. Он не знал, что из этого реально, а что нет, он давно уже потерял направление, блуждая от одной иллюзии к другой.

Утром они останавливались, Крэйн хорошо это запомнил, потому что какие-то люди, спавшие на другом конце нальта, тяжело спрыгнули в проем, а потом он долго чувствовал резкий беспокойный запах дыма, жареной тангу и пыли. Кто-то разговаривал совсем рядом, за стеной, но слова распадались на бесполезные звуки, скручивались в жгуты и просачивались сквозь него. Он не вслушивался, он хотел умереть.

Но смерть не принимала его. Извиваясь в ее худых острых пальцах, он глотал новую порцию жизни, его мучительно рвало ею, потом следующую.

В какой-то краткий миг ему стало немного легче и он ощутил почти блаженство. Мутное мельтешение перед глазами исчезло, и он различил себя, скорчившегося в углу, худого и бледного. Кроме него в нальте было много прислоненных друг к другу мешков со снедью и кормом для хеггов, у проема валялся целый арсенал артаков, хищные загнутые пластины уродливо топорщились, как диковинные насекомые. По тому, что за их нальтом оставалась лишь пыльная степь с примятыми полозьями полосами, он понял, что находится в последней повозке.

Вместе с ним в ней ехали мужчина и женщина. Их имен Крэйн вспомнить не смог, но лица показались знакомыми. Мужчина был худ, вял и лыс, была какая-то непривычная заметная разница между его жирно поблескивающими небольшими глазами и тягучими медленными взглядами. Женщина была уже немолода, лицо ее было узким и усталым. Лишь подправленные брови свидетельствовали о том, что она еще следит за собой, но скорее всего делала она это по привычке. Короткие волосы, давно потерявшие юношескую черноту, спадали безвольными волнами по бокам, возле глаз проели кожу узкие сухие морщинки. На Крэйна оба смотрели равнодушно, как на стоящие возле стены мешки, ловя его взгляд, отворачивались. Крэйн и без них догадывался, что выглядит прескверно. Они не разговаривали, даже между собой, ограничиваясь редкими, брошенными в пустоту фразами. Женщина ушла в себя и лицо ее было безмятежно, как у человека, находящегося в полном одиночестве. Ее спутник, напротив, был немного возбужден и время от времени бросал на нее долгие взгляды. Крэйн слишком долго прожил в тор-склете, чтоб не смочь их понять. Он хотел было рассмеяться, но испугался, что треснут пересохшие деревянные губы.

А потом на него снова наползла знакомая, ставшая уже привычной боль, он встретил ее как старую подругу. И все время, пока она терзала то, что осталось от его тела, опять провел в забытьи.

Второй раз он очнулся неожиданно, чувствуя подбородком что-то шершавое и горячее. С трудом открыв глаза, он увидел совсем близко женское лицо.

Темные глаза, с искрой внутри, но какие-то неживые смотрели на него устало.

– Ешь. – Она коснулась ложкой его губ, пахло женскими волосами и олмом. – Хеннар сказал, тебе надо поесть.

Он стиснул зубы и попытался отвернуться. Сейчас любой человек был для него отвратителен. Но она не сдавалась.

– Тайлеб выпьет из тебя кровь, если ты Эно и Урт напролет будешь валяться без еды.

Он опять отстранился. Демонстративно, желая показать, что не нуждается в ее помощи и участии.

– Ты должен… Ешь!

Крэйн закрыл глаза и попытался провалиться туда, где не было ни ее, ни скрипящего полозьями нальта.

– Да ешь же ты… – прошипела она, втискивая ложку в его окостеневший рот. Горячая похлебка с олмом обожгла глотку. – Думаешь, я буду сидеть с тобой весь Урт?.. Давай открывай пасть! Не такой уж ты и красавец, чтоб женщины кормили тебя с ложки!..