Чародей поневоле - Кристофер Сташеф

Бром вскочил на стол и проревел:

— Что означает сие неслыханное вторжение, Род Гэллоуглас? Убирайся прочь и жди, пока королева не позовет тебя.

— Мне не хотелось бы предстать перед Ее Величеством в цепях... — отрезал Род холодным голосом. — И я не позволю, чтобы досточтимого вельможу упекли в зловонную темницу, переполненную ворами и крысами.

— Ты не позволишь?! — ахнула возмущенная Катарина.

— Да кто ты такой, чтобы позволять или не позволять? — прорычал Бром. — Ты даже не дворянин!

— Мне кажется, это только помешало бы делу, — отрезал Род. Отшвырнув в сторону стол, он приблизился к королеве.

— А я-то думал, что в тебе есть хоть капля благородства, — глумился он. — Но теперь я вижу, что ты повернулась спиной даже к своей родне, к тому, кто заменил тебе отца! Если уж ты ввязалась в драку с вельможами, то неизбежно приходится обижать каких-то родственников, но не родного же дядю? Позор, женщина! Будь он самым последним убийцей, тебе все равно следовало бы принять его вежливо и с подобающим его положению почетом. Ты должна была отвести лучшие покои в замке под его камеру. Это твой долг по отношению к родственнику!

Он прижал ее к очагу, глядя ей прямо в глаза.

— Конечно, если бы он был всего лишь убийцей, ты без сомнения приняла бы его как должно! Но нет, он совершил более тяжкое преступление, ибо возражал против твоих деспотичных, непродуманных законов и, того хуже, пытался защитить свою честь от твоих расчетливых оскорблений. Он посмел настаивать на том, чтобы каждому человеку выказывалась толика уважения, соответствующая его положению в обществе, со стороны мстительной, взбалмошной, невоспитанной девчонки, единственным достоинством которой является титул королевы! И вот за это он был проклят!

— Фу, сударь, — она вся дрожала, бледная, как воск, — как вы можете так разговаривать с дамой!

— Дама! — фыркнул он.

— Дамой по праву рождения! — Этот возглас королевы был криком отчаяния. — И ты тоже покинешь меня? Будешь разговаривать со мной на языке Кловиса?

— Я, может, говорю, как хам, но ты ведешь себя по-хамски! И теперь я понимаю, почему все бегут от тебя — ты клеймишь презрением Логайра, а он единственный из всех лордов остался верен тебе!

— Верен! — вскричала она. — Но он же во главе мятежников!

— Мятежников ведет Ансельм Логайр! Отныне старик смещен, ибо сохранил верность тебе!

Род злорадно улыбнулся, когда на ее лице отразился страх и чувство вины, затем повернулся к ней спиной и отошел в сторону, предоставляя ей возможность осознать всю глубину своего предательства. Он услышал за собой надрывный судорожный вздох.

Бром промчался мимо него на помощь своей королеве. Послышался скрип кресла, на которое он ее усадил.

Подняв взгляд, Род увидел Лорда Мэра, который рассеянно смотрел мимо него. Род прочистил горло. Бюргер взглянул на него. Род качнул головой в сторону двери. Мэр, колеблясь, вновь посмотрел на королеву. Род поиграл рукоятью кинжала. Увидев это, старик побелел и испарился. Род обернулся к раскисшей девчонке.

Стоящий подле нее Бром бросил на него негодующий взгляд и буркнул:

— Что, разве рана недостаточно глубока?

— Пока что, нет, — стиснул зубы Род. Он вновь подошел к королеве и продолжил ледяным тоном.

— Этот достойный вельможа — герцог Логайр, твой родной дядюшка, из любви к тебе выступил против всей знати, даже против собственного сына! — Его голос дрогнул. Она подняла на него наполненные ужасом глаза. — И все из-за твоих идиотских законов и незнания основ дипломатии. Ансельм пошел против родного отца. У него было два сына, и ты лишила его обоих!

Она отчаянно замотала головой в безмолвном протесте.

— Но он по-прежнему верен тебе! — прошептал Род. — Он остался верен, несмотря на то, что они хотели убить его... И им это почти удалось!

Она в ужасе уставилась на него. Род похлопал себя по плечу.

— Вот сюда вонзился кинжал, который должен был пронзить его сердце. И все равно его спасло лишь чудо: одна ведьма, которую ты едва ли знаешь, вытащила нас оттуда!

Бром вскинул голову, пристально вглядываясь в лицо Рода.

Тот нахмурился и продолжил:

— Но вот я вынес его с риском для жизни и привез сюда в целости и сохранности. И что я узнаю? Его должны поместить под стражу! Причем не в качестве знатного пленника, нет! Вместо того, чтобы обращаться с ним с должными почестями и уважением, его намереваются бросить, как мелкого воришку, в темную сырую темницу!

Род сделал эффектную паузу, гордый тем, как лихо завернул последнюю фразу.

Но тут он малость перебрал — она уже взяла себя в руки.

Гордо вскинув подбородок и смахнув с глаз слезинки, она сказала:

— Перед моим законом, сударь, все равны!

— Да, — согласился Род, — но это должно означать, что с крестьянами нужно обращаться, как с лордами, а не наоборот!

Он склонился к ней, приблизив свое лицо вплотную к ее лицу.

— Скажите мне, королева, отчего это Катарина ко всем относится с презрением?

Это была ложь. Она презирала лишь знатных. Но глаза ее наполнились болью и внезапным сомнением в себе. И все же она провозгласила, еще выше задрав нос:

— Я — королева, и все должны повиноваться мне.

— О, они повинуются, покуда ты не отвесишь им оплеуху. Тогда они отвечают тебе той же монетой!

Род отвернулся, гневно уставившись в пламя очага.

— И мне трудно винить их за это, поскольку ты лишила их свободы.

Катарина изумилась.

— Какая еще свобода? О чем вы говорите, сударь?

— Да, намерения у тебя благие, — кисло улыбнулся Род. — Но методы претворения их в жизнь из рук вон плохи. Ты берешь на себя слишком много. Ты лишаешь их сегодня всего, обещая им завтра вернуть утраченное сторицей!

Он врезал кулаком по подлокотнику ее кресла.

— Но это завтра наступит после дождичка в четверг, неужели ты этого не понимаешь? Страна поражена тяжким недугом, и всегда найдется новое зло, с которым нужно будет бороться. А значит, слову королевы должны беспрекословно повиноваться все силы, сражающиеся на стороне добра.

Род медленно убрал руку, глаза его горели.

— И поэтому никогда не наступит тот день, когда ты всех сделаешь свободными. В твоей стране никто не будет свободен, кроме самой королевы.

Род сцепил руки за спиной и принялся расхаживать по комнате.

— Ты знаешь, свобода — это как шлюзы. Если у одного человека ее больше, то у другого — соответственно меньше. Ибо если один командует, то другой вынужден подчиняться.

Он медленно сжал на ее глазах свою руку в кулак.

— Вот так, мало-помалу, ты отнимаешь у них свободу и, в конце концов, все будут повиноваться малейшей твоей прихоти. Ты будешь обладать абсолютной свободой, правом поступать так, как тебе в голову взбредет, но ни капли этой свободы не перепадет на долю твоего народа. Она вся будет в руках у Катарины.