Никакой системы - Арсений Котов

только развернуться и выйти в дверь. Маленький шаг для человека и… И никто не обратил внимания, как спрыгнув с нагретого подоконника вслед ему проскользнула черная тень. Судьба в одиночестве Курта не оставила.

Часть четвертая, глава восьмая

Чертоги вечности

Граница формации, отрезавшая площадь от остального мира, ощущалась почти физически и Курту даже пришлось приложить определенное усилие дабы ее преодолеть. Вопреки предположениям научной группы «нукеров» ВМ, после этого шага площадь своего облика не изменила. Ну сверх того, что уже было видно из окна штаба. Отличием было лишь то, что пространственная струна куртовой силы угомонилась, выбрав наконец пару заунывных тональностей, но хотя бы больше не шарахаясь по всему нотному спектру.

А еще исчезла внешняя тишина, так пугающе звенящая вокруг площади. Не то, чтобы пространство налилось звуками и щебетанием птиц, но хотя бы собственные шаги теперь не вязли в окружающем звуковом вакууме, и даже где-то там, вдалеке, ветер шелестел листвой невесть из каких миров проросших на площади деревьев.

А у ног Курта неожиданно кто-то мяукнул и потерся шкурой о его щиколотку.

— Ты здесь откуда? С ума сошел? Или это ты Виктор? — Курт подумал было даже подхватить Василия под теплое пузо и вернуться назад, но тот секунду потаращил на человека свои зеленые глазищи и неожиданно устремился вперед, помахивая хвостом.

— Вот и поговорили. Но хоть ты меня не бросил, — сказал неизвестно кому Курт и двинулся следом. Опасности вокруг пока не усматривалось, кроме, быть может, уж очень оригинального вкуса создателей некоторых, из всего разнообразия представленных на площади, фонарей. Согласитесь, фонарный столб с кованной клеткой в основании, внутри которой вдобавок просматривались некие гуманоидные останки, это через чур эксцентрично даже для какой-то старой европейской страны. Так что Славия, с ее склонностью к постмодерну, точно столбу не шла. Равно как и он ей.

Кот, подтверждая теорию Курта о безопасности окружения, вполне уверенно обогнув разнообразные препятствия на пути, затерялся где-то ближе к зданию театра. Оставалось только последовать за этим неожиданным проводником, в расчете на то, что проверенная Василием дорога не подведет.

Единственным по настоящему сомнительным объектом на площади оказался тот самый амфитеатр, из чаши которого доносились неуместные здесь смех и звон металла, словно там скрещивались в дружеском(или нет!) поединке чьи-то шпаги. Поскольку для международного фехтовального чемпионата был очевидный не сезон, Курт предпочел обогнуть это место стороной, и даже нарвался из-за этого на некую аномалию, к счастью безобидную. Она, всего лишь за один шаг, переносила перебравшегося через какую-то упавшую колонну метров на тридцать вперед, под сень одного из деревьев-великанов, разбивших тут и там кирпичную плитку.

Там, у корней, обнаружился бьющий прямо из груды кирпичей родник, с водой выглядящей столь заманчиво, что версии о ее происхождении из перерубленных городских коммуникаций строить не хотелось совершенно. Но Курт позывы переборол и пить не стал, ибо изрядным козлом по жизни себя ощущал периодически и без таких сказочных подгонов.

В общем, дорога удалась, а новый дизайн площади соответствовал лучшим ожиданиям. И, кстати, о дизайне — надпись на фасаде театра для детей «Оставь надежду всяк сюда входящий» это новые веяния, или радикальное решение принадлежало кульману изначальных архитекторов? Курт склонялся к первому варианту, но к стыду своему уверен не был, а остальная канва происходящего вокруг сюра отсылала скорее к Гомеру нежели к Данте. Хотя, кто знает, какие у них тут в ходу были погремушки.

Никакую Надежду Курт с собой не брал, а Василий и вовсе куда-то затерялся, так что оставлять было нечего. На всякий случай проверив наличие мелочи в кармане по принципу «сойдет вместо гаек, да и лодочнику сгодится, хотя надо уточнить заранее» Курт проигнорировал творящиеся с фасадом и под оным безобразия, включая просевшую процентов на двадцать гравитацию и напитавшийся запахами неведомых цветов и сероводорода воздух. А так же, заодно, набившие оскомину мрачные тени и шагнул через порог.

Внутри оказалось на удивление светло для места со столь оптимистичной вывеской. И даже гравитация начала вести себя приличнее, перестав играться с его весом и сосредоточившись на левитации каких-то ртутного вида шаров разбросанных то там то сям в объеме фойе. Учитывая общий свободный архитектурный стиль здания и его богатое внутреннее оформление, глаз даже не сразу угадывал в этом что-то несвойственное нашему миру. Если уж где нереальности и суждено было разгуляться в этом городе, то тут. Алан не ошибся с выбором площадки.

И это еще надо сказать спасибо, что Курт, впечатлившись первым визитом сюда, не поленился глянуть планы здания и теперь хотя бы примерно представлял, куда ему двигаться и где находятся двери в малый зал. Точнее он так думал ровно до того момента, как нереальность показала ему во всей красе, что он ошибается, вновь действуя по логичным схемам.

Первый же шаг на одну из ведущих на уровень второго этажа лестниц, казалось бы не таящих в себе подвоха, перенес его на какой-то закрытый балкон без выхода, затерявшийся среди местного разнообразия декоративных отделок.

Выбраться удалось с трудом и это даже привело его на площадку у нужного прохода дальше. Оставалось лишь пересечь пустое пространство, чтобы распахнуть дверь в зрительскую ложу. Но выскочивший откуда-то из-за угла Василий глянул на Курта словно на конченного, беспросветного идиота, сощурился и кажется даже головой качнул осуждающе. Глянул, а потом в своем фирменном стиле учесал куда-то вдаль держась однако стороны фасада, освещенной еще пробивающимся с улицы светом медленно клонящегося к закату дня.

Чувство пространства, отраженное в неслышимом пении артефакта, давно уже замерло на высокой ноте, и отбивало ровный ритм, даже не намекая на то, что творящаяся дичь хоть как то его силы касается. Вроде того, что я тебя предупредило, дальше сам разбирайся. Радовало только лишь то, что Курт ощущал свою способность как ускорить этот внутренний ритм, так и замедлить, словно тогда, когда удалось развеять чары Песочника.

Артефакт считал, что место это может быть подкорректировано в соответствии с его внутренним стандартом нормальности метрики пространства. Вот только сейчас это не было сном или иным видом воздействия силы чужого амулета. Обратные предположения совсем уж дурно попахивали солипсизмом, так что зря рисковать и проверять, во что же такая корректировка может вылиться на практике Курт готовности в себе не ощущал.

В итоге, пройдя вдоль фасада в лучах дневного света, он завернул за угол и путь этот вывел к неприметной дверце, скрывающей за собой лестницу уводящую куда то вверх, под местный