Сила любви - Лавирль Спенсер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну же, говорите. Может быть, вас до сих пор терзают горькие мысли?
– Да, может быть.
– Может быть… А может, и нет. А если даже и так, что в этом такого? Мы же говорим с вами откровенно. А свои чувства мы можем легко проверить. Уляжется первая волна, и, может, нам вовсе не захочется оставаться вместе. Хотя со мной, думаю, этого не произойдет.
– И это тоже будет ужасно.
– Почему?
– Потому что в тебя влюблена Дженис.
– Я знаю.
Она подняла голову с его плеча.
– Ты знаешь?
– Я давно знаю об этом.
– И все равно остаешься со мной?
– Я никогда не обнадеживал ее. Можешь спросить у нее.
Она вновь положила голову к нему на плечо и сказала:
– В этом нет необходимости. Она уже во всем призналась мне.
– Ну, вот видите. Так какие еще сомнения вас мучают?
– У тебя все так просто.
– Так оно и есть на самом деле. Все, чего я сейчас хочу, – это лежать здесь, целовать вас, любоваться первой в моей жизни рождественской елкой и, может быть, попытаться хотя бы немного скрасить и ваше, и мое одиночество. Все это действительно очень простые желания.
Голос его стал тихим, вкрадчивым.
– Просто мой рот… – Он придвинулся ближе. – …накрывает ваш рот…
И каким же обольстительным был его рот! Он так виртуозно целовал ее, лаская ее губы, вдохновляя и ее на раскованность. Он целовал ее, так, как никто и никогда, – долго, сочно, медленно, сексуально. Его чувственный порыв передался и ей. Она заставила себя забыть обо всех условностях и вслед за ним кинулась в омут неизъяснимого блаженства. Долгие влажные поцелуи повергли в трепет и их тела. Он приподнял колено, и она позволила ему пробраться меж ее ног, с наслаждением ощущая, как давит на ее плоть его крепкая нога.
Он застонал от удовольствия и провел рукой по ее спине, шее, плечам, вычертил линию позвоночника.
Как давно не лежала она с мужчиной, прижимаясь к нему всем телом, чувствуя, как нарастает его возбуждение. Как давно не касались ее руки крепких мускулистых плеч, как давно не перебирали пальцы коротких жестких волос. Его волосы… они пахли как-то по-особенному, по-мужски, она уже никогда не спутает этот запах ни с каким другим.
Он оказался прав – удовольствие, которое она сейчас испытывала, было несравнимо ни с чем, и отказываться от него она не желала ни за что на свете. Его влажные губы оторвались от ее губ и теперь блуждали по ее лицу, отмечая поцелуями каждую черточку, оставляя повсюду мокрые следы; кончиком языка он выписывал контуры ее щек, бровей, носа. Он прижался губами к ее шее, провел по ней языком, оживляя аромат духов, которыми она побрызгалась утром.
И наконец поднял голову и заглянул в ее лицо.
Она открыла глаза и встретилась с ним взглядом. В его зрачках отражались огоньки, мерцавшие на елке.
– У тебя это очень хорошо получается, – пробормотала она.
– У вас тоже.
– Я давно не практиковалась.
– Хотите попрактиковаться еще? – улыбнулся он.
– Я бы не прочь… но моя рука, кажется, онемела. – Рука ее действительно все это время была прижата к дивану всей тяжестью его тела.
– Это поправимо, – сказал он и, подсунув руку ей под спину, переместил ее на середину дивана, а сам наклонился над ней.
Они смотрели друг другу в глаза, словно искали в них согласия на то, что должно произойти.
– Ли, я действительно имел в виду только это, – прошептал он. – Только поцелуи, если вы не хотите ничего другого.
– Что я хочу и что могу себе позволить – это разные вещи.
Он поцеловал ее в губы, опираясь всей тяжестью на локти, прижавшись коленом к ее бедру.
Когда поцелуй закончился, она обвила руками его шею и притянула к себе, прижав лицом к своему плечу.
Она вздохнула.
– О, Кристофер, мне так уютно, что я бы могла лежать так всю ночь.
– Хорошая идея, – подхватил он, постаравшись разрядить обстановку, ибо шансов побороть искушение становилось все меньше. – Мне позвонить Джои или вы сами это сделаете?
Она рассмеялась.
– Посмейтесь еще, – пробормотал он ей на ухо. – Так здорово.
Но она замерла, прикрыв глаза и наслаждаясь минутами близости, сознанием того, что она все еще желанна, что она снова рядом с мужчиной.
– Ли? – раздался над ухом его голос.
– Что? – пробормотала она, лениво перебирая пальцами его волосы.
Он поднял голову.
– Обещайте мне, что больше не будете так шутить со мной, как это было в День Благодарения.
Она сказала:
– Извини меня.
– Я хочу быть с вами на Рождество.
– Ты будешь, обещаю. Но как нам быть, чтобы не выдать себя?
– Доверьтесь мне. Вы же не догадывались о моих чувствах еще несколько недель назад? Не так ли?
– Ну почему, у меня возникали подозрения.
– Когда?! – воскликнул он, словно уличая ее во лжи.
– Четвертого июля!
– Когда мы сидели рядом за столом и ели кукурузу. И когда натыкались друг на друга, играя в волейбол. И там, на чертовом колесе. Женщина начинает чувствовать это раньше, чем мужчина.
– Но почему вы ничего не сказали?
– Я бы никогда и не обмолвилась об этом, если бы ты промолчал.
– Почему?
– Причины все те же. Мы уже говорили об этом – разница в возрасте, что подумают мои дети, да и, кроме того, мы оба еще в трауре и потому очень ранимы сейчас. Доводов «против» так много, что мне даже приходится спрашивать себя, в своем ли я уме.
Он коснулся большими пальцами ее щек и нежно надавил на них. Губы ее смешно надулись и опять вытянулись, когда он убрал пальцы. Он всматривался в ее глаза, которые были прикованы к его глазам. Взгляд их был счастливым, несмотря на печальные слова, которые она только что произнесла.
Когда он заговорил, в голосе его звучали теплота и искренность.
– Если я когда-нибудь и представлял вас своей матерью – так это ушло. Вы мне верите?
Она вгляделась в его лицо – в нем не было и тени улыбки или насмешки. Она ощутила волнение, и в то же время внутренний голос подсказывал ей, что все может обернуться слишком печально для них обоих, если они дадут волю своим чувствам. Она обхватила руками его шею и притянула к своим губам. И поцеловала. Один раз. Наспех.
– Да. А теперь я должна идти.
– Почему?
– Потому что все эти мне очень нравится. Ты мне нравишься. Мне с тобой слишком хорошо, и я провела с тобой чудный день. И еще… я совсем запуталась.
Он неотрывно смотрел ей в глаза, словно пытаясь отыскать скрытый смысл в том, что она говорила.
– И еще потому, что я боюсь всего этого. А ты?