Романтические приключения Джона Кемпа - Джозеф Конрад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно за нашими спинами раздавался коротенький низкий смешок — и капитан Вильямс начинал: "Послушайте, Кемп, а вы помните на Ямайке такого-то, — обычно какого-либо купца или плантатора". Я никогда не мог никого вспомнить, и Вильямс ворчал: "Неужели? Не понимаю, что вы делали там целых два года, ведь городишко совсем пустяковый". Он хотел развлечь меня какими-нибудь сплетнями, но не находил общих интересов, и вдруг захохотав: "Преследование… напали… Топнамбо. Ха-ха-ха"… он уходил от нас, чтоб не мешать нам блаженно молчать вдвоем.
Старый повар стряпал какие-то необыкновенные кексы и ставил их на стол прямо перед Серафиной. А огромный дюжий плотник, похожий на разбойника, с таким усердием заколачивал и чинил нашу старую шлюпку, что стружки дождем сыпались на палубу. Однажды он подошел к нам и, размахнувшись молотом так, как будто хотел одним ударом вышибить из нас мозги, произнес с грубоватой простотой: "Ну, вот, сделал, что мог. Думаю, она послужит вам, ребятки".
Мы подошли рука об руку к лодке. Она лежала на палубе, килем вверх, с заплатанными боками и просмоленным дном. Несколько матросов внимательно разглядывали ее, а Себрайт, согнувшись в три погибели, тщательно осматривал каждую мелочь. Неожиданно он выпрямился и коротко бросив: "Годится", — отошел, не глядя на нас. Над нами раздался глубокий вздох. Мы подняли глаза и увидели капитана Вильямса с женой, стоявших рядом подобно аллегорическому изображению обжорства и голода. Она, как всегда, когда они бывали вместе, по-супружески опиралась на его руку и, более чем всегда, походила на увядшую старую деву. Но в глазах ее светилась материнская ласка.
— Ах, мои милые! — вздохнула она (обычно она называла меня "молодой человек", а Серафину "барышня"). — Ах, милые мои, каким бессердечием мне кажется посылать вас в этой крохотной лодке в море — даже если делается это для вашего блага.
— Не бойся, Мэри. Все починено — шестерых выдержит, — пробурчал Вильямс успокаивающе. — Все сойдет, вот спроси Себрайта — он тебе все объяснит.
Себрайт для всех нас был в эти дни главным авторитетом. Он и составил план нашего спасения и в тот же вечер подробно изложил мне его.
Из всякого безвыходного положения есть лазейка — надо только уметь ее использовать и, главное, не терять времени. А сейчас для нас, несомненно, было время передышки, так как О’Брайен крепко сидит в Гаване и подкарауливает "Лион". Если корабль не придет вовремя, он может пуститься за ним в погоню в море, тогда — беда. Но пока он ждет, нужно сделать вот что. Первым делом — мы должны уехать с "Лиона", а уж они с капитаном постараются провести его вовремя в порт. А там — пожалуйста.
Осмотр корабля — сделайте ваше одолжение. О’Брайен, наверно, напустит целую свору полицейских ищеек. Есть ли на корабле посторонние лица? Конечно нет, откуда же им взяться? Себрайт думал, что о пиратах заговорить они не решатся, — а если рискнут, — ну что ж, пираты. Какие пираты? Ничего не знаем и не видели, думаем, что их давно перевешали. Рио-Медио? Что такое? Мы и близко не подходили. Да неужели пираты существуют? Ай-ай-ай, какой позор, какая неприятность для испанского правительства… Вот какой политики нужно держаться с ними.
Ну, а мы с Серафиной? Вот в том-то и дело: мы должны были вернуться на корабль. После того как его обыщут. "Да, да, да" — и Себрайт, сам в восторге от своего плана, гулко расхохотался. Оказывается, он придумал следующее: Кастро в разговоре упоминал, что недалеко от Гаваны имеется сахарная плантация, принадлежащая семье Риэго. Себрайт расспросил старого Томаса подробно обо всем и узнал, что до поместья можно было добраться по небольшой реке, впадающей в тихую бухту, окруженную скалами. Нам оставалось только пристать к устью реки и пробраться оттуда к дому управляющего поместьем. И какое счастливое совпадение: жена управляющего была когда-то Серафининой няней. Уж она позаботится о своей любимой сеньорите и о ее спутниках. Мы должны были скрываться там те шестнадцать дней, которые "Лион" простоит в Гаване, и на пятнадцатый или шестнадцатый день пробраться в порт.
— Но как мы туда доберемся? — спросил я, горя нетерпением.
Но всезнающий Себрайт обдумал и это. По словам Кастро, на плантации имелась парусная яхта, вместимостью около двадцати тонн, которая часто ходила в Гавану. В Гаванском порту на такие небольшие суда никто не обращает внимания. Мы должны были прибыть туда рано утром или в сумерки, и неловким поворотом как будто налететь на борт "Лиона" и остаться у борта ровно столько времени, сколько будет нужно, чтоб нам с Серафиной прошмыгнуть в люк.
— А люк мы оставим открытым, — продолжал Себрайт, — а ребят я заставлю орать на вашу команду и ругать на чем свет стоит за неосторожность. Уж они постараются, будьте уверены.
Оставалось только порешить, что делать со шхуной, которая нас преследовала по пятам от самого Рио-Медио. Но и тут Себрайт нашелся.
— Эти идиоты, наверно думают выследить, как вы будете сходить с корабля, или, может быть, просто хотят догнать нас. Ну, это-то им не удастся. Разве эти грязные ослы умеют вести судно! А увидеть они тоже ни черта не увидят; мы все время будем держаться недалеко от берега и ночью высадим вас в один момент — никто и остановки не заметит.
Итак, решено. Счастливые дни на корабле, дни, озаренные любовью и солнцем, должны были окончиться. Что-то ждет нас впереди.
Я стоял у борта и смотрел вдаль. Было очень тихо. Один из темных локонов Серафины скользнул по моей щеке — казалось, последнее дыхание легкого бриза замерло в этом движении!
— Ветра не хватит, чтоб наполнить даже игрушечный парус, — проговорил Себрайт сзади, — как же вы двинетесь на веслах со своей однорукой командой? — Он покачал головой и крикнул вахтенному: — Глянь, не видать ли шхуны.
— Никак нет, сэр, — радостно заорал тот, — а на горизонте похоже на облачко, сэр.
Вся команда собралась на палубе. Я нигде не видел столько сочувствия, как у этих грубых простых людей. Они даже обед свой принесли на палубу и то и дело глядели на небо. Мы ждали ветра. Слишком многое зависело от этого. За ужином никто ничего не ел. Миссис Вильямс то и дело подносила к глазам маленький платок. Вахтенный ходил взад и вперед по палубе. Мы молчали. Огромное кроваво-красное солнце медленно
