Король волшебников - Лев Гроссман

Поэтому Квентин, король Волшебников и воинский начальник, помог согнать пленных в кучу и отрядил команду за водой и провизией, хотя стояла темная ночь и лил дождь. Курс без Бенедикта предстояло прокладывать кому-то другому, но это не имело значения, поскольку они все равно не знали, куда идти. Квентин вообще не видел больше смысла продолжать это плавание. Да, им удалось достать шесть волшебных ключей, но поможет ли это Джулии? Восстановит ли Нигделандию? Прекратит ли бурю, качающую часовые деревья? Какая от них польза, от этих ключей? Квентин все время видел перед собой Бенедикта, свернувшегося калачиком, как пытающийся согреться ребенок.

Всю ночь они трудились не покладая рук. Джулия сидела с покойником; человеческий облик медленно возвращался к ней, и траурное платье в кои веки пришлось как раз кстати. Бингл, чья всегдашняя мрачность тоже соответствовала случаю, нес караул на носу «Мунтжака», съежившись под плащом, как подбитая птица.

Квентин, совершая обход, услышал, как он бормочет:

— Нет, хватит. Надо уходить, чтоб никому вреда больше не было. — И счел за благо оставить Бингла в покое.

Когда ненастное небо стало бледнеть, Квентин, промерзший и смертельно усталый, вышел на площадь. Должно быть, живой труп в библиотеке чувствовал себя точно так же. Он еще ни разу не делал того, что ему предстояло, но поручить это не мог никому. С молотком и долотом, взятыми у корабельного плотника, он встал на одно колено у обелиска.

Можно было бы применить чары, но он сейчас не помнил, как это делается, и к магии не хотел прибегать. Хотел сделать это собственными руками. Он приставил долото к камню и начал долбить. Плодом его трудов стали два корявых, но разборчивых слова:

ОСТРОВ БЕНЕДИКТА

На корабле он отдал приказ идти на восток, что и так всем было ясно. Уже в каюте он услышал, как выбирают якорь. Мир накренился, закачался, и Квентин наконец-то уснул.

«Мунтжак» бежал, подгоняемый ледяным шквалом, через пустой океан. Паруса, поддаваясь напору ветра, лишь ускоряли бег, изумрудно-зеленые валы подталкивали корабль под днище, точно им не терпелось наконец избавиться от него. Раньше, если верить Элиоту, чудесные острова попадались на пути чуть ли не ежедневно, теперь ничто не обещало тайн и чудес.

Может быть, острова просто разбегались с дороги, не желая, чтобы неприкасаемые их оскверняли. С корабля ни разу не видели землю — пустота, великая пустота.

На борту, впрочем, одно чудо все-таки состоялось — маленькое, но очень реальное. Через две ночи после гибели Бенедикта Поппи зашла навестить Квентина и осталась у него до утра.

Время для приятных событий было крайне неподходящее… хотя, с другой стороны, кто может это определить? Глубиной их эмоции не отличались. Квентин, застигнутый врасплох, осознал, что хочет Поппи со страшной силой. А что? Она красивая и интеллектом не уступает ему — может, и поумнее будет. И добрая, и весело с ней, когда она чуть-чуть отпускает вожжи, а ее длинные ноги чудесней всего, что Квентин наблюдал в любом из миров.

Кроме того, она обладала тем, в чем Квентин нуждался почти не меньше, чем в физическом забытьи — хотя и его, видит бог, хватило бы: чувством перспективы. Приключения не захватывали ее до конца, и на Филлори ей в глубине души тоже было плевать. В детстве она не мечтала об этой стране и чувствовала себя в ней как туристка. Квентину стало как-то легче в присутствии человека, не принимающего Филлори слишком всерьез. Секс он себе воображал только с Джулией, но ей он в этом отношении не был нужен — и ему, как выяснилось, тоже нужна была не она.

После смерти Элис он не обрекал себя на воздержание, но и не увлекался особенно. То, что он занимался этим не с Элис, делало ее еще более бесповоротно ушедшей. Это означало признать, что она никогда уже не вернется. С Поппи это сознание должно было углубиться и ранить еще больнее, но боль, как ни странно, уменьшилась.

— Может, останешься? — спросил он ее как-то раз. Они сидели на его койке с ногами и ели ланч — рыбу, само собой. — Поживешь с нами в замке. Я знаю, ты на Филлори не помешана, не то что я, но разве тебе не хочется побыть королевой?

Гипотетическое возвращение в Белый Шпиль, с последним ключом или без него, триумфа не обещало. Хорошо, если Поппи будет рядом для моральной поддержки — и аморальной тоже.

— М-мм. — Поппи, вечная сибаритка, посолила и окропила лимонным соком еще трепыхающуюся рыбку. — Романтично звучит.

— Ясное дело. Что может быть романтичнее жизни в замке.

— Ты так говоришь потому, что не жил при монархии. В Австралии вот до сих пор королева есть. Напомни как-нибудь рассказать тебе о конституционном кризисе 1975 года — ровно ничего романтичного.

— Даю слово, что в Белом Шпиле конституционного кризиса не случится. У нас и конституции, кажется, нет — а если и есть, то никто ее не читал.

— Я не знаю, Квентин, надолго ли смогу здесь остаться.

— Но почему? Зачем тебе возвращаться?

— Потому что тот мир реален. В нем вся моя жизнь, все люди, которых я знаю.

— Этот тоже реален. — Квентин прикоснулся губами к ее губам. — Вот, чувствуешь?

— Я не это имела в виду. — Она поставила тарелку на пол, попыталась лечь и стукнулась головой о стену. Койка не была рассчитана на высокого человека, тем более на двоих.

— Знаю, что не это. — Что толку спорить, все равно она не останется. Их отношения, возможно, были такими легкими как раз потому, что он заранее знал исход. Знал, что слишком тесная близость им не грозит. Играл на проигрыш. — И все-таки, что ты там забыла, если серьезно? Диссертацию по дракологии, или как ее там? Не говори только, что у тебя бойфренд есть. — Он положил ее ступню себе на колени. Поппи натерла мозоли, расхаживая по судну босой. Квентин ковырнул одну, и она отдернула ногу.

— Бойфренда нет, а диссертация есть. По драконологии. Извини, если тебе это кажется скучным — меня моя наука вполне устраивает.

— В Филлори, кажется, тоже драконы имеются… хотя не знаю. Ни одного не видел пока.

— Ты не знаешь?

— Не-а. Вот и займись поисками — имеешь шанс получить королевский грант. Твое прошение будет рассмотрено благосклонно, слово даю.

— Я уже четыре главы написала. Не хочу все начинать заново.

— И что такого страшного в нереальности? Многие убить готовы, чтобы оказаться на твоем месте.

— С тобой в постели?

Он задрал ей рубашку, поцеловал плоский, покрытый пушком живот и уточнил:

— В Филлори.

— Знаю, — искренне вздохнула она. — Жаль, что я не из их числа.

Итак, они решили, что Поппи вернется в реальный мир. Прекрасно (то есть не прекрасно, но что поделаешь) — вопрос был в том, как отправить ее туда. Можно было смело положиться на то, что Эмбер когда-нибудь ее выдворит, как всех визитеров — но это могло произойти через много недель или месяцев, а Поппи ждать не хотела. Квентин блаженствовал здесь, как в раю, она томилась, как в ссылке.