Как провести медовый месяц в одиночестве - Оливия Хейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы разработали план действий еще несколько месяцев назад. У Бекки начинаются схватки, я иду за собакой.
— Спасибо, — говорит он. На заднем плане раздается тихий стон, а затем я слышу голос Бекки, яростный и сердитый.
— Скажи ей, чтобы она не забывала о его лакомствах!
— Точно. Лакомства, Иден, помни…
— Я принесу ему угощения, — говорю я. — Не беспокойся о Зигги. Удачи тебе.
— Спасибо, — говорит Патрик на длинном выдохе, переполненном эмоциями.
— Передай ей, что я люблю ее и буду думать о ней и обо всех вас. Она сильная.
— Да, — говорит он. — Она действительно, действительно сильная. Ладно. Скоро поговорим, Иден.
— Удачи, ребята.
Он кладет трубку, а я мчусь по знакомым улицам, словно это я спешу в больницу, а не забираю умного, избалованного щенка.
Мне приходится заехать домой, чтобы взять запасной ключ Бекки из комода в прихожей. Я въезжаю и выезжаю из дома меньше чем за пять минут.
Только вот, отпирая дверь машины, я понимаю, что забыла сегодня проверить почту.
Я открываю почтовый ящик и вытаскиваю пачку рекламных листовок из местных супермаркетов, фастфудов и больших магазинов. Из нее выпадает конверт, который падает на тротуар.
На нем черными чернилами написано мое полное имя.
И почтовый штемпель Барбадоса.
Я смотрю на него целую минуту, как будто не могу поверить, что он здесь. Я не уверена, что хочу узнать, что внутри.
Зигги. Точно.
Я хватаю конверт и прыгаю в машину. Мое сердце учащенно бьется, когда я открываю его, случайно разорвав красивую марку. Я достаю открытку, а вместе с ней несколько двадцатидолларовых купюр. Одна из двадцаток немного помята в углу.
Что?
На открытке изображена черепаха. Это заставляет меня улыбнуться, потому что, конечно же, он выбрал именно ее. Я переворачиваю ее.
Иден,
Пожалуйста, возьми деньги, которые ты вернула мне за наш первый ужин. Ты сказала, что не могла позволить мне заплатить за него, потому что это превратило бы его в свидание. Так вот, я говорю, что так оно и было. Наше первое свидание.
Эти недели с тобой были одними из самых счастливых для меня. Я знаю, что ты все еще переживаешь из-за бывшего, и тебе просто нужен был отскок, не говоря уже о том, что ты живешь на расстоянии. Но все, что я знаю, стоя здесь и сочиняя открытку, потому что у тебя возникла эта дикая идея (а я не могу отказать ни одной из твоих диких идей), — это то, что мне нужно увидеть тебя снова.
Мой номер телефона указан ниже. Одно сообщение от тебя, и я буду уже на следующем самолете в Вашингтон.
Филипп.
Я перечитываю его еще раз, прежде чем аккуратно положить открытку, конверт и купюры, которые когда-то были моими, на пассажирское сиденье.
Я еду к дому Бекки как в тумане. Маршрут знакомый, и, может быть, это плохо, потому что это дает моему мозгу возможность переосмыслить слова Филлипа. Они не похожи на слова человека, который был рад попрощаться со мной, который сказал, что это было облегчение. Кажется, они говорят о том, что он был заинтересован в большем.
Как и я.
Он отправил это пять недель назад. Может быть, он ходил вокруг да около, думая, что я получила его через неделю, но не позвонила, и гадал, почему.
Как мне сказать ему, что я подслушала его разговор? Стоит ли вообще это делать?
Могу ли я позвонить?
Когда я вхожу в дом Бекки и Патрика, Зигги — прыгающий клубок энергии. Его лапы лежат на моей голени, и я чешу его за ушами, его хвост быстро взмахивает.
— У тебя скоро появится еще один член семьи, — говорю я ему. — Готова поспорить, ты будешь просто вне себя от радости, когда они привезут ее домой.
Он лижет мою руку.
Я беру набор его вещей. Поводок, его любимую миску, ящик для машины, пакет с собачьим кормом и лакомства. Я собираю все это у двери, когда Зигги вбегает на кухню, виляя хвостом и держа в пасти старый теннисный мяч. Он бросает его между лап и выжидающе смотрит на меня.
— Мы не можем сейчас играть в мяч, — говорю я и тянусь за ним. Он убегает, виляя хвостом еще быстрее. — Я обещаю, что мы поиграем, когда доберемся до моего дома, хорошо?
Я бросаю его мяч в сумку с вещами, и он качает головой, с тревогой глядя на меня. Ты должна была бросить его, — говорит его взгляд.
Мы только дошли до моей машины, как снова зазвонил телефон. Я вижу номер Бекки, и мое сердце бешено колотится.
— Все в порядке?
— Мы забыли мою сумку! — кричит Бекки. Ее голос напряжен, и я слышу в нем напряжение. — В ней все мои вещи. Не могла бы ты…
— Да, я сейчас же подъеду в больницу, — говорю я. — Не волнуйся.
— Спасибо, — говорит она. — Ты лучшая.
— Нет, в этой ситуации — ты. Как ты себя чувствуешь?
— Как будто меня делят пополам, и не очень приятным способом.
Рядом с ней я слышу веселое фырканье Патрика.
Я хихикаю.
— Звучит так, будто ты сохраняешь бодрость духа.
— Приходится, — говорит она. — Это единственное, что у меня осталось для работы.
Мы вешаем трубку, и я беру сумку с того места, где она лежит, упакованная и подготовленная, на скамейке в их прихожей. Патрик, должно быть, был не в себе, раз упустил такую важную деталь.
Зигги тихо сидит на заднем сиденье, пока мы едем в больницу. Кажется, что из всех нас он лучше всех справляется с этой ситуацией.
Мое сердце колотится так, будто я действительно мчусь в больницу с беременной Бекки, а не с ее сумкой на пассажирском сиденье.
Филипп протянул руку.
Бекки рожает.
Я должна позвонить ему.
Пожалуйста, пусть все пройдет гладко.
Я доезжаю до больничной парковки, даю Зигги миску с водой и открываю окно. Он кладет голову на лапы и по-собачьи вздыхает. Ладно, я подожду здесь.
Я уже подхожу ко входу в больницу, когда вижу ее. Она стоит на улице и пьет газировку под теплыми солнечными лучами.
Конечно, это происходит. Она медсестра и работает в этой больнице. Природа все рассчитала безупречно. Синди поднимает глаза. Наши глаза встречаются, и ее рот открывается от удивления.
Я не замедляю шаг, сумка Бекки у меня в руке. Сейчас есть много более важных вещей, чем
