Тринадцатая запись - Лена Александровна Обухова

хотела что-то добавить к его словам, но Федоров вдруг коснулся жены рукой, и та резко передумала.

- Мы решили ее поскорее найти, опасаясь, что она может стать следующей жертвой. На наше счастье, Диана сама приехала на озеро, ее заметил господин Савин и привел к нам. И в это же время произошло еще одно важное событие. Юля встретила женщину, живущую неподалеку, и та рассказала ей занимательную и якобы правдивую историю. О доме, стоявшем на берегу этого озера в конце девятнадцатого века, и семье, в которой когда-то служила ее прабабка. По ее словам, однажды летом из дома одна за другой исчезли четыре женщины. Началось все с хозяйки, а закончилось дочерью ее гостьи. И прабабка якобы видела, что эта последняя девушка включила фонограф и под его звуки ушла в озеро, как девушка в Юлином сне. Что именно звучало на записи, мы не знаем, поскольку женщина та была глуха.

- Хозяин забрал детей и больше не возвращался в свой летний дом, - добавила Ткачева. - А тот ровно через год сгорел. На пепелище нашли обгоревший труп неизвестного мужчины.

- А мы этим утром нашли в подвале коробку, в которой среди прочего лежит антикварная посуда, предположительно серебряная и словно побывавшая в пожаре, и цилиндр фонографа, - удивленно протянул Соболев.

- Да, но до этого мы еще дойдем, - поморщился Федоров. Ему явно не нравилось, когда полицейский нарушал хронологию. - Этой ночью я нарисовал еще кое-что.

Ткачева взяла лист бумаги, лежавший перед ними на столе, и продемонстрировала остальным. Диана разглядела на рисунке окно, похожее на окна в коридоре, а за ним три фигуры под дождем. По спине у нее пробежала толпа мурашек: до того силуэты походили на тень, приближавшуюся ночью к заброшенному дому.

- Юля также утверждает, что я сказал ей, будто эти фигуры действительно находятся за окном, просто она их не видит. Я этого не помню. Вообще не помню, чтобы просыпался ночью. Пока она сама меня не разбудила.

- А что мне оставалось? - проворчала Ткачева. - Ты все это выдал и просто лег в постель. А мне было страшно.

- Я понимаю, - мягко заверил ее муж. - Расскажи про голос из колонки.

- Голоса. Их было три. Я слышала их, пока Влад рисовал. Они называли цифры. По-моему, одни и те же, но я не уверена на сто процентов.

- Вы помните, какие именно? - заинтересовался Савин.

- Нет, но я записала их на диктофон. Запись включила, когда заговорил второй голос, и записанная часть второй последовательности полностью совпадает с концовкой третьей. Вот эти цифры.

Ткачева передала Савину другой листок, размером поменьше и в клетку. Тот, изучив, протянул его Диане. Она взглянула на последовательность: «2 9 2 1 8 4 7 2 5 7 1 9 0 1». Цифры ей ни о чем не сказали. И поскольку ни охранник Игорь, ни полицейский Соболев не проявили интерес к листочку - вероятно, уже видели, - Диана вернула его Ткачевой.

- Стало быть, три фигуры, три голоса и последовательность из четырнадцати цифр, - резюмировала она. - И что это значит?

- К версиям и теориям мы скоро перейдем, - пообещал Федоров. - Но сначала еще несколько важных фактов, которые наверняка имеют значение. Как мне рассказал сегодня капитан Соболев, Катя Осипова не первая девушка, погибшая от рук неизвестного на этом озере. Андрей, расскажи еще раз об убийствах. Если можно, поподробнее.

Услышав эту просьбу, Соболев полез в карман джинсов за смартфоном и, по всей видимости, открыл на нем какие-то заметки, содержавшие необходимые подробности.

- Осипова стала седьмым известным нам случаем. Первый произошел в две тысячи третьем году, второй - в седьмом. А потом были убийства в десятом, двенадцатом, четырнадцатом, шестнадцатом... И вот, в пятницу. Речь вряд ли идет о серии. При схожем типаже жертв разнятся способы убийства. Первую девушку сначала душили, потом утопили, да так и оставили: на берегу, лицом в воде. На теле второй обнаружены множественные ножевые ранения, ее спрятали в кустах, где она и истекла кровью. Оба убийства похожи на спонтанные, во втором случае убийца явно был в ярости.

- В первом тоже, - заметил Савин. Его голос вдруг потерял все краски, и Диана поняла, что он уже мысленно поставил свою подругу в этот ряд. - Убийство не планировалось, поэтому совершено голыми руками. Что-то вывело человека из себя, но сил задушить жертву ему - или ей - не хватило. Пришлось топить. Это не короткая вспышка злости и не холодный расчет. Это длительная ярость.

Соболев кивнул, теперь посмотрев на Савина с большим интересом. Однако расспрашивать об источниках его знаний не стал, продолжил рассказ:

- В десятом году жертва разбила голову о камень при падении. Не исключено, что это был несчастный случай, возможно, ссора с трагичным исходом, но виновного так и не нашли: знакомые и родственники утверждали, что у девушки был любовник, но никто его не знал. Возможно, она встречалась с женатым мужчиной, поэтому скрывала его. В двенадцатом и четырнадцатом - снова ножевые ранения, но не было ярости, как в седьмом, и между собой случаи не особо похожи: разные ножи, разные ранения, в четырнадцатом к тому же у жертвы забрали кошелек, смартфон и украшения.

- Убийство с целью ограбления? - предположила Ткачева.

Соболев кивнул, но вслух все же уточнил:

- Или его имитация, но первое вероятнее. В шестнадцатом - убийство на почве неразделенной страсти, убийца найден, сознался, сидит. Дальше все стихло на пять лет, пока в эту пятницу не убили Осипову. Если только кому-то не известно что-то, чего не знает местная полиция.

И он вопросительно посмотрел на Савина, давая понять, что причина его приезда на озеро не такая уж и тайна.

- Да знает все местная полиция, - глухо отозвался тот. - Только не записала случившееся как убийство. Софу до сих пор считают пропавшей без вести, потому что тела нет. Ни тела, ни возможного места преступления. Кто-то из полицейских даже активно намекал, что она могла просто сбежать, бросив машину и смартфон... Видимо, статистику портить не хотелось.

- Ну так-то все правильно, - пожал плечами Соболев. - Нет тела - нет дела. Если нет достаточных оснований считать человека мертвым, он считается живым. Как я понимаю, ваша подруга пропала три года назад, то есть, в восемнадцатом году?

Савин только молча кивнул.

-