Обратный отсчет: Синтез - Токацин

будем называть её «красным отсеком». С чем ты там работал? Два излучателя и сканер? Знаю только с твоих слов — их разнесло практически на атомы.

Гедимин мигнул.

— Вы узнали, что там взорвалось?

Хольгер озадаченно посмотрел на него сквозь стекло.

— А я надеялся, что ты мне расскажешь. Мы с Линкеном облазили там всё и едва сами не облучились, но никакой взрывчаткой там не пахнет. Много радионуклидов — в основном ирренция… нашли ещё полоний, кюрий и констий, но в следовых количествах. Непохоже на продукты цепной реакции. Там действительно ничего больше не было? Какого-нибудь источника фтора или водорода?

Гедимин покачал головой.

— Там, где пересекались пучки, — только атмосферный воздух. Если это был термоядерный синтез… Нет, всё равно не складывается. Такого взрыва не получилось бы.

— Да, рвануло там на славу, — кивнул Хольгер. — Линкен на тебя в обиде. Обещал больше ни на шаг от тебя не отходить, чтобы не пропустить очередной взрыв.

— Я не собирался ничего взрывать! — Гедимин стиснул зубы. «Ничего не понимаю. Что там могло взорваться⁈»

— Конар писал тебе, — продолжал химик. — Я рассказал ему, что случилось, — вкратце, конечно. Он рад, что ты жив. И я не удержался — спросил, что там могло взорваться…

Гедимин вздрогнул и плотнее прижался к стеклу.

— Что он ответил?

«Ты идиот! Разумеется, в Лос-Аламосе давно поставили такой опыт. У них там много полигонов. Может, один из засекреченных взрывов как раз и объясняется…» — мысль Гедимина далеко обогнала речь Хольгера, но всё-таки была вынуждена прерваться.

— Я прочитаю. Там немного, — химик достал смарт. — «Я так и знал, что коллега Гедимин до этого дойдёт. Передайте ему, — лучше не надо.»

Сармат мигнул.

— Это всё?

— Да, больше ни слова. Выйдешь — сам проверишь, — Хольгер убрал смарт. — Похоже, они это опробовали до нас. Не моё дело — но я бы его совету последовал.

…В карантинном бараке было пусто — единственная занятая камера была отведена Гедимину. После больничной койки лежать на голом полу было неудобно; сармат устроился кое-как и, подложив руки под голову, уставился в потолок. «Ещё одна потерянная неделя,» — подытожил он. «Могли бы дать бумаги. Знают же, что я не заразен.»

Это была последняя мысль, хоть как-то связанная с карантином; мысли об эа-мутации не посещали сармата вовсе. Всё, о чём он думал, — планы предстоящих опытов и доработки в конструкции «омикрон-бластеров» и защитных экранов. «Полоний, кюрий… и констий? Странный набор. Жаль, не отследил, что откуда взялось,» — Гедимин невольно пощупал свежий шрам на груди. «Думаю, карту ещё можно было прочесть. Не захотели возиться…»

29 января 43 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

— Что, ещё неделя в карантине? — Гедимин, поднявшись с койки, настороженно посмотрел на медика. Сармат выбрался из закрытого барака ещё рано утром; последующие два часа у него брали образцы тканей и жидкостей.

— Нет смысла, — отозвался медик. — Можешь одеваться и идти. Два часа не купайся, до вечера не поднимай тяжестей. «Тяжести» — это всё, что больше пятнадцати фунтов, а не бочки с обеднённым ураном, если что.

Гедимин хмыкнул.

— А зачем вы взяли пробы? Прошлых не хватило?

— Процессы, физик, изучаются в динамике, — неопределённо ухмыльнулся сармат. — Ещё раз вызовем через неделю. Об одном можешь не беспокоиться — ты однозначно не эа-форма. Ни единой нестабильной клетки. Но кое-что запомни. У тебя теперь высокая резистентность к нашим анестетикам. Если ещё раз попадёшь сюда, придётся подбирать что-то нестандартное.

— У меня ничего такого не было, — недоверчиво посмотрел на него Гедимин. — Ты ничего не спутал?

— Мы бились с тобой, как «коза» о борт «Олимпа», — буркнул медик. — Едва не пришлось резать наживую, хорошо, станнер был под рукой. Как там зовут учёного, который облучал крыс? У меня к нему много вопросов.

— Я спрошу Герберта, можно ли на него выйти, — пообещал Гедимин. — Меня не пустят — я уже под присмотром. А тебя — возможно.

Пятнадцать минут спустя он вышел на крыльцо и сощурился на светлое небо. Солнце лежало за тучами, но рассвет уже наступил, и Гедимин медленно привыкал к яркому естественному освещению.

— Иди-иди! — крикнул ему медик, выглянувший из приёмного покоя. — На станции тебя ждут. Там всех обнимешь. А меня мять нечего. Мне этими руками ещё работать!

Гедимин виновато хмыкнул и спустился на утоптанный снег. Роботы-уборщики не успели очистить тротуары — видимо, недавно был снегопад — и только сбрызнули их реагентами, медленно превращающими наст в жидкость. Попутный глайдер до Грузового аэродрома поймать удалось быстро, дальше сармат шёл пешком до самых ворот «Полярной Звезды».

… — Атомщика выписали! — крикнул лаборант Амос в приоткрывшуюся дверь «чистой» лаборатории.

— Хорошо, что не говоришь «вылечили», — буркнул из-за двери Константин. — Я бы не поверил.

Он не вышел навстречу — ждал, пока Гедимин не снял с себя лаборантов и не вошёл в лабораторию сам. Иджес шёл рядом с ним, разглядывая и чуть ли не ощупывая рубцы на его лице.

— Как ты с этой дрянью работаешь⁈ — скривился механик, махнув рукой в сторону хранилища. — Хольгер говорит, у тебя кожа лопалась. Меня немного прижгло, и то я больше туда не полезу.

— А ему нравится, — угрюмо сказал Константин, глядя на Гедимина. — Так? Давно бы сказал. Нагреть кусок железа не так уж трудно. С радостью засуну его тебе куда угодно, если тебе снова захочется насладиться ожогами.

Ремонтник озадаченно посмотрел на него — ход мыслей командира не всегда был ему понятен — но тут же отвлёкся на ежедневник, лежащий на верстаке. Все инструменты и вещи Гедимина снова прошли дезактивацию, и как Хольгер ни пытался отмыть красноватый въевшийся налёт, их цвет изменился необратимо. Сармат быстро проверил их работоспособность, привычным движением вскрыл и вычистил изнутри