Северный пламень - Михаил Голденков

— Господин генерал, — Кмитич подъехал на коне к Левенгаупту, когда обоз после ремонта колес вновь тронулся в путь, — как вы думаете, надолго все это? Я имею в виду войну.

Адам Левенгаупт

Левенгаупт лишь усмехнулся.

— На то воля Божья, — ответил он и, пнув коня каблуками, отъехал, давая понять, что разговаривать на эту тему не хочет. Однако во время очередного привала, когда с неба вновь лились струи серого дождя, Левенгаупт оказался уже более разговорчив:

— Проклятье! Когда же все это закончится! — риторически вопрошал он, обращаясь к Кмитичу.

— На все воля Божья, — усмехнулся Микола, указывая пальцем вверх, — кажется, вы так сами говорили недавно.

— Я имею в виду не дождь, герр Миколай! Воля Божья, она всегда присутствует. Но и человек не мало решает, — отвечал недовольно Левенгаупт, отплевываясь от капель дождя, падающих с краев капюшона на лицо.

— Ответьте мне, генерал, ради чего мы все тут мучаемся? — осмелев, спросил Микола. — Почему бы не заключить мир с царем и не прекратить все это?

— Эти же вопросы задают и в Стокгольме, — понизив голос, криво усмехнулся Левенгаупт. — Знаете ли, мой добрый друг, что король, если в следующем году не закончит войну, закончит весьма печально?

— Даже так? — брови Кмитича взметнулись. — То есть его могут низложить?

— Запросто, полковник! Это в лучшем случае. Ведь сами рассудите: наш король не появлялся в Стокгольме лет восемь, как уехал бить датчан. Трудно также сказать, что здесь мы обороняем рубежи нашего королевства, как можно было сказать, когда вы с королем громили московитов под Нарвой и саксонцев под Ригой. Тут мы ничего не обороняем, просто гоняемся за Петром, как за зайцем на охоте. А у этого зайца страна огромная, есть где бегать, прятаться и не давать нам генерального сражения. Александр Великий тоже зашел очень далеко — до Индии. Но ведь македонский царь подчинял себе пройденные страны: Египет, Финикию, Палестину, Персию… Мы же себе никого не подчиняем, а просто пытаемся разбить убегающего от нас царя. Но вот вопрос, сможем ли? Я что-то сомневаюсь.

«Дело плохо, если уж сам Адам Левенгаупт разоткровенничался, — подумал Микола, слушая возмущенный спич генерала, — возможно, что и Аврора была права, когда говорила, что Карл в опасности. Может, его в Стокгольме и вправду задумали низложить и самим договариваться о мире с царем? Очень может быть! Нужно срочно передать то секретное письмо Карлу. Может, оно уже и запоздало, но может, и нет…»

В это время царь Петр, собравший вокруг себя почти сорокатысячную армию — все, что пока осталось после катастрофы под Головчином, — получал от своих доносчиков сведения как полностью бредовые, так и верные. В двадцатых числах августа Головкин писал из лагеря от Дубровки, что посланные из Мстиславля в Могилев для добычи сведений о Левенгаупте евреи Марко Савельев и Юда Самойлов сообщили, что там находятся только шведские маркитанты и евреи, покупающие харч, но куда двигается сам генерал, никто не знал. На Могилевской почте московским шпионам сказали, что Левенгаупт из Вильны вышел с двадцатью тысячами человек. Стакельберг якобы из Гданьска пошел с двенадцатью тысячами французского войска в Польшу и уже вышел оттуда, но есть ли при нем шведы — неясно. 28 августа Петр в очередной раз проверил силу своего неприятеля, в очередной раз убедившись, что Карл его сильней: под Добром князь Голицын атаковал авангард шведов, но вскоре сам был атакован основными силами Карла и вынужден был отступить. Но на этот раз царь остался доволен поражением. Голицын не допустил паники, сохранил строй при отходе. «Я такого порядочного действа от наших солдат не слыхал и не видал», — писал Петр, явно радуясь хотя бы этому…

Остановка корпуса Левенгаупта в Долгинове заставила Петра I предположить, что Левенгаупт движется к Двине. Петровскому генералу Боуру послали приказ подойти к Орше и «иметь подвиги» против шведского генерала, когда тот станет «чинить диверсии», пойдет к Полоцку или продолжит путь к королю. Даже партиями в 200 коней добыть достоверные данные московитам не удавалось, и Петр указывал проводить глубокую разведку силами трех и более полков. И только 23 августа царь уверился, что граф направляется именно к Карлу XII. Ну а немецкий генерал Боур же еще сомневался насчет того, куда же двинет Левенгаупт: то ли на северо-восток — на Полоцк и Великие Луки, то ли на юго-восток к Могилеву, где якобы его шведские части наводят мост. Эту ложную информацию сообщил Боуру посланный им из Горок очередной шпион-еврей. На 19 июля 1708 года под командой Боура было 14 000 пехоты и кавалерия.

Будучи послан за главной армией короля, Боур не мог организовать нападений на колонну Левенгаупта, но, наблюдая за ней, он замедлял ее продвижение.

Кроме коней, скота, хлеба и денег Левенгаупт подчищал с литвинских местечек и финансовые документы, расписки, привилегии польских королей на шляхетские имения, декреты трибуналов Великого княжества Литовского и постановления земских судов. Выдавливая денежные контрибуции, генерал приказывал сажать в тюрьмы местных администраторов, состоятельных евреев, мещан и шляхту, саботирующих контрибуцию.

23-го сентября корпус дошел до Шклова, этого седьмого по размеру и числу жителей города Литвы после Вильны, Могилева, Бреста, Слуцка, Менска и Полоцка. Точнее, дошли до Нового Шклова. Старый добрый Шклов, это знаменитое местечко литвинских стеклодувов, был разрушен и сожжен еще в 1580 году в лихолетие Ливонской войны вторгнувшимися в Литву московитскими войсками Ивана IV по прозвищу Ужасный. Позже город восстановили, но на новом месте, на правом берегу Днепра. Шклов ныне принадлежал верному союзнику Карла XII великому гетману литовскому, графу Заславскому, быховскому и дубовенскому, старосте брестскому Яну Казимиру Сапеге. Поэтому корпус Левенгаупта приняли вполне гостеприимно. Тут уже не требовалось никого арестовывать и силой выбивать контрибуцию.

Простояв в Шклове сутки, обоз двинулся дальше, переправившись по понтонному мосту через Днепр, направляясь в Пропойск через затрапезную литвинскую веску Лесная, затерянную среди дремучих чащоб…

Осень уже полностью царила среди полей и лесов Литвы. Пришла ее золотая пора, так сильно нравившаяся Миколе Кмитичу. Но сейчас на его душе не было радостного удовольствия от созерцания золотой природы. Тревога… Непонятная тревога вселилась в сердце оршанского князя.

— Глухие места, какие-то пропащие, — поделился князь настроением с литвинским проводником, высоким статным мужиком с окладистой желтой бородой.

— Верно, пане, — кивнул тот своей высокой деревенской шапкой, — тут и река местная так и называется — Пропа, от пропасти. Пропащее место и есть…

Как незаметно сгорело жаркое лето! И теперь лесные тропы, лужайки, ручейки и пруды подчинялись осеннему месяцу верасню. По утрам постепенно становилось прохладно, хотя днем солнце еще напоминало о летнем тепле.

По ночам на небе все чаще стали появляться серые тучи, чаще стал моросить противный мелкий дождь, превращая дорогу под копытами и колесами повозок в скользкую грязную колею… Обоз упрямо ехал все дальше и дальше вглубь литвинских чащоб, проезжая мимо словно погрузившихся в думы деревьев, одних еще зеленых, других уже полностью пожелтевших…

Глава 28

Битва при Лесной

Около вески Лесной корпус Левенгаупта остановился 27-го сентября — аккурат когда местные селяне отмечали Воздвижение Креста Господня. В этот же день стало известно, что Чаусы захвачены войсками Петра и город горит. Пару раз из леса на Лесную выскакивали то казаки, то драгуны, но их отогнали плотным огнем мушкетов… До Левенгаупта пока не дошли новости о жарком бое самого Карла на территории уже непосредственно Московского государства на берегу речушки Городня. Бой выиграли, но Карл едва уцелел, вырвавшись из окружения с пятью солдатами…

— Чуть отдохнем, а потом будем двигаться дальше, на Пропойск, — решил тогда Левенгаупт. Но вначале, заразившись от Кмитича тревожными предчувствиями, как и отчетливо слыша передвижения московских войск вблизи вески, генерал велел сделать из Лесной вагенбург — укрепленный лагерь на случай неожиданной атаки, ибо московские отряды и полки шастали по всей округе, сжигая все на своем пути… Закипела работа… Вагенбург, по идее, должен был выглядеть надежно — с тыла река, впереди полукругом укрепленный лагерь из повозок и плетеного забора… Но не успели солдаты закончить постройку вагенбурга, как следующим утром, в воскресенье, под звон колокола местной деревянной церквушки и под сигнальные выстрелы курляндских постов на поле перед веской вышли колонны основных сил царя под развевающимися знаменами с бело-зелеными квадратами. Перед своими солдатами верхом на коне гарцевал сам Петр, с поднятой рукой. Левенгаупт это хорошо рассмотрел в подзорную трубу.