За линией Габерландта - Вячеслав Пальман

— Куда?

— Сейчас, одну минутку. Вот, извольте: на родину, на Дальний Восток.

— А точнее?

— Владивосток. Направлен в распоряжение краевого управления сельского хозяйства. А там куда уж они назначат. Вы удовлетворены?

Вот так история! Выходит, что Петр Зотов поехал в наши края. Без просьбы и уговоров. Кто у него там? Федосов? Где он рос, где воспитывался? Ведь я ничего этого не знал, неведомо даже, жив ли Федосов и где он ныне проживает. Но как бы там ни было, известия обрадовали меня: Зотов уже агроном, он пошел по пути отца и отправился на родину. Молодец, парень!

Круг поисков сужался. Дальний Восток велик, но все же меньше, чем вся Россия. Найдем!

На девятый день дальневосточный экспресс опять привез меня в город Владивосток. Здесь кончался Великий сибирский путь. За круглой сопкой лежало яркое и холодное в зимнее время года Японское море.

Через два часа выяснилось, что мое путешествие может оборваться здесь на долгий срок: первый пароход в Нагаево выйдет не раньше апреля, то есть через два месяца. Оставался еще один путь — назад, в Хабаровск, а оттуда самолетом в Магадан.

Ну что ж, Хабаровск так Хабаровск. Не ждать же два месяца. Но прежде чем отправиться туда, я решил навести справки о Зотове.

В управлении сельского хозяйства о Зотове ничего не знали. Не появлялся такой. В тресте совхозов тоже. Куда исчез этот юноша с дипломом агронома? Не подался ли он на берег Охотского моря, в Магадан?

Очевидно, Федосов все-таки рассказал Петру Зотову, где жил и работал его отец. А если так, он не удержался, поехал именно туда. Значит, его надо искать в нашем тресте. Только там. На Охотское взморье ходят лишь пароходы «Севстроя», он никак не мог миновать их. А билет на пароход можно получить только будучи севстроевцем — человеком, заключившим договор.

Я направился в отделение треста.

Это учреждение помещалось на крутобокой горе, в большом, длинном, как казарма, неуютном доме. Что там творилось, если бы вы знали! Не я один ехал в Нагаево, Сотни людей требовали немедленной отправки на Север. Они наседали на сотрудников треста с таким сердитым видом, как будто те были виновниками зимы и не без злого умысла сковали льдом Охотское море. В комнатах стоял крик, было тесно, дым коромыслом, все спорили, что-то доказывали с недовольным и даже дерзким выражением на лицах.

Больших трудов стоило пробиться к столам, за которыми сидели сотрудники. Все они тоже казались злыми и недоброжелательными. Позже я понял, что они просто вымотались, круглосуточно отбиваясь от настырных колымчан. Всем хотелось, чтобы их поняли и пожалели, все требовали к себе особого внимания и распалялись от первого же неосторожного слова.

Я улучил минуту и спросил служащего:

— Где можно узнать о моем товарище?

— Каком таком товарище? Вас тут тысячи.

— Мне только об одном, — как можно мягче сказал я. — О Зотове.

— Это что на букву «З»? — спросил совсем отупевший служащий.

— В некотором роде.

— К Марь Иванне. У нее. Марь Иванна! — крикнул он в угол и кивнул на меня.

Продираясь локтями, я вынырнул около Марь Иванны и теперь мог рассчитывать на ее внимание. Но эта дама не удостоила меня даже взглядом.

—  Имя, отчество? — прокричала она жестким, сорочьим голосом.

Я сказал.

— Когда прибыл?

— Месяца два-три назад.

— Куда едет?

Этого я не знал, как, впрочем, не знал, точно ли Петя Зотов помчится на Колыму, или осядет где-нибудь в Приморье, или рванет на Камчатку, или... В общем, все мои поиски обосновывались на одних предположениях, Но я все-таки сказал:

— В управление сельского хозяйства.

Она порылась в карточках и, так и не подняв головы, буркнула:

—  Не числится.

Я вздохнул и, снова нырнув в плотную толпу, стал пробираться к выходу.

— Послушайте, товарищ! — Кто-то мягко дотронулся до моего рукава.

Я обернулся.

— Извините меня, — сказал незнакомец. — Вы упомянули об управлении сельского хозяйства. Вы работаете там?

— Да, работаю.

— Тогда мне повезло. Давайте знакомиться. Моя фамилия Зубрилин. Я еду на Север впервые, а вы, как видно, уже из отпуска. Хотелось бы поговорить, узнать, что и как.

— Неудачно едем. Застрянем здесь до весны.

— А если самолетом? — неуверенно спросил он.

— Вы тоже спешите? — ответил я вопросом. — Если так, то давайте вместе держаться. Вдруг получится?

Хабаровск встретил нас оттепелью, ленивой поземкой и низкой облачностью. Мы смотрели на тяжелые тучи с откровенной неприязнью. Ни один мотор не гудел на обширном поле аэродрома за городом.

Но зимняя погода не так устойчива, как льды в Охотском море. Через два дня мы увидели над собой нежную голубизну, а еще через три, дождавшись очереди, сидели в самолете и гордо поглядывали вниз на крутящуюся под нами землю.

Мы летели всего четыре часа — и вон уже вдали показалось темное облако дыма из заводских труб Магадана, а внизу замелькали круглые сопки береговой полосы.

Как изменчиво понятие о расстоянии, как неустойчиво оно в наш век!

Мой новый знакомый оказался очень приятным человеком. С ним невозможно было скучать. Он рассказывал самые обыкновенные истории занимательно и весело. Его открытое, смуглое лицо выражало доверие к слушателю и симпатию, которая всегда привлекает людей. Добродушный, отзывчивый горьковчанин со своей твердой окающей речью, Виктор Николаевич Зубрилин приехал сюда не из родного дома, а прямо из армии. У него вообще все в жизни получалось не так, как у других, заранее планирующих каждый свой шаг и поступок.

— Понимаете, — говорил он мне, смущенно улыбаясь, — года не проработал после института, и сразу взяли в армию. А в строю какая уж там агротехника! Вместо биологии — военные науки да полигон, потом курсы, и вот я со звездочкой на рукаве, старший политрук. Воспитатель бойцов. Ну и свыкся с новым делом, сработался с товарищами, утверждают, что стал неплохим политработником. Не успел демобилизоваться, тут же пригласили в «Севстрой». Раздумывать? Да просто времени не было. А вот теперь боюсь, дружище, жуть, как боюсь. Какой из меня сейчас агроном! А так уж хочется, так хочется! Земля тянет...

Привычным жестом он сбил фуражку на затылок и застенчиво улыбнулся. И я улыбнулся вместе с ним. Ну какая это трагедия, чего бояться! Голова на плечах есть, здоровье есть, знания, может быть, и притупились, так это наверстается, а вот опыт — за ним, собственно, и едем, не так ли? Год-другой...

— И то правда, — согласился он. — Холодно там у вас? — спросил вдруг Зубрилин и постучал жесткими кожаными сапогами. Шинель и фуражка дополняли его экипировку. Легковато.