Проклятие зверя: 3 дочь, 13 невеста (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"

От усталости и озноба вжалась в него, тепло воруя и благодарностью преисполненная. И даже задремала.

Очнулась от шелеста:

— Славк, Славка, — требовательно, но жаром объятий продолжая убаюкивать. Нехотя глаза открыла. Проморгалась.

Мы были в полной темноте.

— Побудь одна, чуток, — голос лился спокойно, чуть хрипло. Я попыталась руки разжать, да не слушались — затекло тело, не слушалось. Едва не всплакнула, ведь Рагнар остро чуял, как мне тяжко, потому сам усадил на твердь:

— Я быстро, — заверил торопливо.

Я послушно кивнула, кое-как себя за плечи обняв и колени подтянув от холода тела не ощущая. Меня потряхивало. Холод пробирал до костей. И голод, я так хотела пить и есть, что кишки в узлы скручивались и урчало недовольно в животе.

Через несколько минут по шлёпанью босых ног поняла, что Рагнар вернулся. Клацнули камни, искру высекая и вскоре пещерку осветил робкий огонь.

— Я быстро, — опять заверил Рагнар и Зверем скрылся в проёме, откуда свет тускло лился.

Ещё через короткое время вернулся, я даже толком не отогрелась, хотя к огню ближе подобралась. Он сучьев принёс и зайца.

Разделывал сам. Готовил:

— Вещи сними, близ огня положи, пусть сохнут, — распорядился тихо.

— Нет, — буркнула. Рагнар и бровь не повёл.

— Не дури, хворь подцепишь, помрёшь и зря от волколаков удирала.

— И что? — бараньей упрямостью подивила.

— А, — кивнул понятливо, — боишься что трону. Не бойся, не трону.

— Почему?

Вот теперь удостоил более пристальным взглядом. Сучья с кусками зайца провернул, чтобы не сгорели и ко мне обернулся:

— Не придумывай то, чего нет.

— А чего нет? — не унималась. — Может, объяснишь уже мне, недалёкой, калеченной и жалкой человечишке, на кой ты со мной так возишься, раз не люба я тебе?

Теперь взгляд острым стал.

— Не дура ты, Славк, уже всё давно поняла, потому оправдываться не буду и виниться…

Рот открыла, чтобы гадость какую-нибудь сказать, да вместо слов чихнула. Всю пещеру звуком наполнив.

— Кому велено, раздевайся, — рыкнул Зверь. — А не то сам вытряхну из тряпок, и потом голой побежишь!

Таких угроз повторять мне не надобно. Не пустые — нрав волколака знала не понаслышке, потому пальцами непослушными принялась с себя ткань влажную стягивать.

Разложила близ огня дранную исподнюю, мысленно благодаря Рагнара, что не смущал взглядом, а затем опять в комочек сжалась — срамоту прикрывая, да тепло сберегая на удобном месте близ костра.

Зря радовалась порядочности, кожей ощущала, что пока не смотрела на Зверя — он меня ощупывал. Стыдилась знатно и что обижало сильно… нравилось мне быть пред его очами. Внимание его хоть и стыдило, а нравилось…

Но только подловить собиралась — связь оборвалась, и я лишь на молчание Зверя наткнулась. Рагнар зайцем занят был, потому я его спину рассматривала, с длинными шрамами, уже корочкой кровавой затянутыми. Некрасивые борозды. О том ему и сказала.

— Не девка я о красоте волноваться.

— А почему тебя Бурые не убили?

— Не враг я им. Мать была из их стаи. А Шарах — мой брат старший. Не родной, но кровь… — пробурчал волколак.

— А меня почему?

— Он редкий волколак, кто на истинной женат. Не понаслышке испытал чувство, которое не каждому испытать дано…

— Пара его?

— Пара — другое… Парой может стать любая, кто либо человеку, либо Зверю подходит, а отражённая, — Рагнар ко мне приблизился, прутик с зайцем протянув, и взгляд его таким хлёстким показался, осуждающим, что я жаром задалась.

— Ах ну да, — моя колючесть всё же вырвалась, — пара — это хорошо и удобно, а отражённая… — прямым взглядом ответила, — нечто такое неважное и лишнее, от чего отказаться можно. При желании бросить, убить, аль другому отдать! — озвучила то, что меня уже день снедало. То, что Тварь недоговаривала.

Сверкнули его глаза золотом калёным, меня слов лишая и дыхания.

— Сложно всё, — пробормотал, но взгляда не пряча.

— Как можно отказываться, ежели любишь? — требовала ответствовать.

— Не отказывался…

— Но ты же был готов меня отдать другому! Для тебя слова Альфы было главнее!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Это закон…

— Ну и Тварь же ты!!! — задохнулась негодованием. Не ведала отчего мне больнее и обидней было, что скрывал, аль, что узнала от других. Да и в голове не укладывалось, что я отражённая волколака. И именно того, кто в моём сердце давно жил. — Ты меня с детства тыкал, шпынял, уверял в моей никчёмности, бесполезности и в моей слабости! А сам!..

Он не затыкал, не оправдывался — принимал упрёки как должное.

— Как можно?.. — задрожали мои губы. Я изо всех сил старалась не разреветься. — Намерено отталкивать свою половину?.. — мотнула головой, потому что не было слов подходящих.

— Ты что не понимаешь? — глухо рыкнул Рагнар. Смотрел долго и пристально, словно молил, чтобы я прочитала его мысли. Чтобы не заставляла озвучивать то, что я ЖЕЛАЛА УСЛЫШАТЬ СВОИМИ УШАМИ. — Я сдохну, ежели с тобой что-то случится! — с чувством и жаром. — И сдохну в муках, ежели Я стану причиной! А я стану, ежели позволю себе тебя взять! Не будь идиоткой, Славк. Я Зверь! И Зверь опасней других! Ибо они просто хотят, а я… заражён тобой! Я отравлен тобой. Ты въелась в меня! Так глубоко проникла, что не выдрать тебя из меня. Ты в крови моей уже давно… Ты в голове, в сердце, в печёнке… Ты моя часть! Понимаешь?!

Оглушил, ошарашил, мыслей лишил.

Сказал! Он признался… Быть того не могло. И не сладко, как Иржич. Не мягко, не душевно. Грубовато, рычаще… в своей манере Зверя. Облить, лицом ткнуть, утопить, придавить, удушить, но так проникновенно и страстно, что не находила ответа.

— Потому не смею лишний раз к тебе приближаться! — впервые голос его был горечью и досадой наполнен. — Ежели Зверь сорвётся, он растерзает тебя от желания взять и подчинить. А ты… свободная… — с шумным выдохом. Даже улыбка померещилась, едва заметная и очень скоротечная. — Тебя нельзя ломать! Лучше буду мучиться и на стены бросаться, чем искать смерти, опосля того, как убью тебя.

— А меня спросить? — нашла силы зазвучать.

— Ежели б ты была для меня просто самкой человечки — я бы взял, и не вспомнил тебя опосля загона, а ты… моя… отражённая. А для волколака нет ничего страшней, чем потерять истинную.

— И ты был на это готов! — напомнила зло. — Ненавижу тебя за это! — слёзы глаза затапливали. — Должен был признаться! Рассказать, я ведь ни сном ни духом… — а потом в объятиях грубовато-нежных оказалась:

— Тшш, — шелестел Рагнар, в макушку лицом зарываясь. И дышал мной жадно. — А что говорить было? Признаваться в том, в чём себе не признавался?

— Должен был… меня спасти… Душу мою, — рыдала у него на груди. — Я же ущербной росла. А ежели б ты сказал, что нравлюсь…

— Славк, не могу я этого сказать. Это ведь… сложно всё. Мы быть не можем…

— А ежели я хочу того, — чуть отстранилась, вскинув глаза на Рагнара. — Ежели нужно мне это? Ежели готова я…

— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — упрямо мотнул головой Рагнар.

— Тогда, оставь меня! Приму свою участь, как есть. Куда смогу — дойду, как судьба решит — так помру…

— Дура…

— Пусть так, зато не боюсь…

— И я не страшусь смерти. Своей. Я твоей перед моей боюсь. Не для того тебя спасал…

— Значит, — сглотнула сухость во рту, — не хочешь, чтобы я помёрла под одним из волколаков?

— Нет!

— Тогда хотя бы поставь мне метку, — набралась храбрости.

Полыхнули глаза Зверя желтизной, крылья носа трепетнули яростней, скулы под кожей чётко выделились.

— Поешь, и мы это обсудим, — пыхнул недовольством, словно печь закрытая в коей огонь разошёлся, ежели сворку сдвинуть. Будто еле сдерживал порыв наброситься на меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Всё же нельзя ему в глаза смотреть, да близко быть. Власть он надо мной сильную имел. Хорошо в его руках, и вкусно подле. И понятно было, когда говорил о том, что отравлен мной, ведь я не меньше его им заражена.