Балтийская трагедия. Катастрофа - Игорь Львович Бунич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
16:20
Наверное, эта девятка «юнкерсов» долго искала цель, поскольку пикировщики навалились на «Калпакс» с небывалым остервенением. Одна за другой в транспорт попали три бомбы.
Первая бомба попала в самый большой 2-й трюм, набитый ранеными. Взрыв поднял в воздух вместе со снопом пламени десятки человеческих тел. Хлынувшая в трюмы вода быстро убила тех, кто возможно ещё уцелел при взрыве и не был оглушён.
«Калпакс» стал садиться носом.
Вторая бомба угодила в набитый ранеными 1-й трюм, и её взрыв смешался со страшным воем погибающих.
Третья бомба вывела из строя машинное отделение.
Бесцельность дальнейшей борьбы стала очевидна старшему штурману Шверсту. Он дал команду в машинное отделение спускать пар и выгрести жар из котлов, чтобы избежать взрыва.
Раненые и пассажиры метались по палубе.
Шверст дал команду спускать шлюпки, чтобы подобрать выброшенных за борт пассажиров и попытаться доставить их на Лавенсари. Вторую шлюпку он попытался спустить сам с помощью кого-то из пассажиров. Неожиданно концы оборвались, и шлюпка упала в воду вверх килем.
Судно быстро погружалось. Спасать раненых, уцелевших в кормовых трюмах, уже не было времени. Схватив нож, Шверст подбежал к закрытым трюмам, где находились раненые, и стал резать брезенты, не жалея ладоней и ногтей, чувствуя, как палуба уходит у него из-под ног.
16:30
Понимая, что он уже никому не в силах помочь, военврач Копырин сбросил в воду спасательный круг и прыгнул за борт тонущего «Калпакса». Вынырнув на поверхность, врач увидел в нескольких метрах от себя девочку-подростка. Копырин подогнал к ней круг и помог закрепиться на нём. Будучи хорошим пловцом, сам доктор поплыл дальше. Вскоре он натолкнулся на толстый деревянный брус и ухватился за него. Теперь можно было плыть и ждать, пока подберут.
Вдруг Копырин услышал женский голос, зовущий на помощь. Толкая впереди себя брус, Копырин поплыл на голос. Вскоре он увидел тонущую женщину. Это была его помощница на судне — хирург Татьяна Разумеенко. Она из последних сил держалась на поверхности воды. Подплыв к ней, Копырин отдал помощнице брус. Вдвоем держаться за него было невозможно — брус погружался в воду.
Сказав женщине несколько ободряющих слов, Копырин поплыл дальше искать что-нибудь, за что можно было бы ухватиться. Больше его никто не видел...
Татьяна осталась одна. Неожиданно к ней подплыл, держась за доску, тот самый матрос Шуваенко, которому она накануне делала операцию. Вместе они подобрали ещё несколько досок. Матрос разбинтовал свои раны и связал бинтами все доски вместе. Получился плотик, на котором держаться было легче, чем на доске. Матрос Шуваенко стонал и скрипел зубами. У него открылось кровотечение, раны разъедала солёная вода. Он стал временами впадать в забытье.
Становилось все холодней. Закоченевшая Татьяна всё же нашла в себе силы поддерживать слабеющего спутника и ободрять его. К счастью, море было спокойным. Утлый плотик из досок, скрепленных бинтами, не выдержал бы даже небольшого волнения.
16:40
Лейтенант Александровский со своего командного поста управления зенитной артиллерией правого борта следил, как большие чёрные шары медленно подтягиваются к рее, сигнализируя, что крейсер «Киров» остановился. И стоит без хода.
Корабль прогремел якорь-цепью на Большом Кронштадтском рейде. По правому борту в лёгкой дымке виднелись очертания до слёз родного Кронштадта: купол Морского собора, трубы завода, тёмные силуэты фортов, железобетонным частоколом протянувшиеся от северного до южного берегов залива.
Последний налёт отряд выдержал у острова Лавенсари, после чего адмирал Трибуц приказал убрать параваны и идти дальше, увеличив ход до 15 узлов (чтобы не отстал «Суур-Тылл»). До Кронштадта дошли — не заметили.
Кто-то вспомнил, что сегодня субботний день — увольнение. Все рассмеялись. Где-то на южном берегу устрашающе гремела канонада, в небо поднимался чёрный дым. Боевая трансляция время от времени объявляла о готовности к воздушной тревоге.
Не успел «Киров» стать на якорь, как к его борту подлетел пограничный катер. Моряки вновь образовали живой конвейер, передавая на катер ящички и мешочки с ценностями Эстонского банка.
Наконец прозвучал отбой, и Александровский направился в кают-компанию. По дороге он был остановлен резкой командой: «Смирно! Встать к борту!» На катер сходил адмирал Трибуц.
В кают-компании Александровский застал контр-адмирала Дрозда, командира крейсера капитана 2-го ранга Сухорукова, военкома Столярова и командующего 10-м стрелковым корпусом генерала Николаева.
Адмирал Дрозд обратился к офицерам с казенным поздравлением по поводу «завершения похода». Потрясённый генерал Николаев был более понятен. «За два месяца я видел войну в различных и многообразных проявлениях. Приходилось проскакивать минные поля, быть под артиллерийским обстрелом, выдерживать массированные бомбовые удары, видеть гибель людей. Но такого состояния, какое было у меня на переходе, никогда не испытывал и, вероятно, вы, моряки, меня не поймёте. После этого перехода никакое сражение на суше удивить меня не может. Такого сложного переплета боевых событий в такой короткий по времени срок на земле быть не может. Подумать только — корабль на минном поле и по нему бьёт артиллерия, пикируют самолёты, охотятся подводные лодки и катера. Все это одновременно, да ещё к тому же корабль на волне раскачивается...»
Лейтенанту Александровскому генеральская патетика была не совсем понятна. Для молодого офицера переход из Таллинна в Кронштадт мало чем отличался от любого другого боевого похода. Бывало и похуже. Например, при прорыве из Моонзунда.
Мины, правда, нервировали немного. Но, в основном, практически весь переход лейтенант Александровский провёл на своём СПН. В перерыве между налётами немецкой авиации он занимался тем, что составлял дефектную ведомость на вверенную ему материальную часть и список того, что в первую очередь надо бы получить со складов по прибытии в Кронштадт. Ну а во время налётов пикировщиков просто не было времени для каких-то страхов и переживаний.
А потому он решил, что генерала Николаева просто укачало. Это всегда бывает с сухопутными начальниками, когда они впервые выходят в море на боевом корабле.
16:50
Старший штурман транспорта «Калпакс» Шверст, пытаясь открыть люки кормовых трюмов, чтобы дать находящимся там раненым хотя бы теоретический шанс к спасению, не успел вовремя покинуть тонущее судно и был затянут водоворотом, образовавшимся на месте гибели транспорта. Вместе с погружающимся пароходом его со страшной силой затянуло вниз, и только
