Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Обстрел нанес значительный урон жизни и процветанию, особенно — в модном консульском районе. Но, как можно было заранее предсказать, он оказался неэффективным против фортов[1020]. Об этом следовало помнить Джеки Фишеру, линкор которого «Инфлексибл» обстреливал их из 16-дюймовых орудий. Он не первый раз оказался в Дарданеллах.

Удар не привел и к подавлению Араби. Представители Британии в Каире сообщили в Лондон, что Араби и его приверженцы представляют собой «группу фанатиков-поджигателей, которые сожгли бы биржу, если бы им представился такой шанс. Им уже удалось снизить цену ценных бумаг»[1021].

Агрессивные империалисты в кабинете Глад стона услышали, что Египет погружается в анархию, а это могло навредить британским кредиторам и инвесторам. Среди них был недавно ставший шовинистом Джозеф Чемберлен и магнат из «вигов» лорд Хартингтон. Энергия последнего еще больше впечатляла после того, как он показал, что политическое искусство вызывает у него сонливость.

Он зевал во время своей первой речи, потом ему приснилось, что он обращается к коллегам. Хартингтон проснулся и выяснил, что так оно и есть.

Лорд Хартингтон уже требовал использования силы в Ирландии, а тут вместе с союзниками настоял, чтобы Британия заполнила вакуум, оставленный ослабленной Турцией на востоке Средиземноморья. В Египте ей следовало восстановить политическую стабильность, обеспечить неподкупность и честность в финансовых вопросах и закрепиться в Суэцком канале.

Поэтому Гладстон, как и другие до и после него, начал войну во имя мира.

Генерал сэр Гарнет Уолсли был отправлен в Египет с сорока тысячами солдат. Он прибыл на театр боевых действий в синем мундире, коричневых сапогах, перчатках с крагами, тропическом шлеме и больших дымчатых очках. Несмотря на это, у него все равно покраснел нос в климате, «более жарком, чем печь Навуходоносора»[1022]. Генеральский нос превратился «наполовину в грибовидный нарост, наполовину — в цветную капусту».

Уолсли ничто не пугало, и он обещал жене раздобыть кончик носа Араби. После чего добавил: «Цезарь уверен в своем будущем»[1023].

Хотя некоторые из офицеров считали его «снобом», занимающимся только продвижением себя самого[1024], уверенность была оправданной. Уолсли обладал одновременно хитростью, отвагой и скоростью. Благодаря этому он провел блестящую серию маневров. Они достигли высшей точки 13 сентября 1882 г., когда опасный ночной переход через пустыню привел войска к укрепленной позиции Араби в Тель-эль-Кебире. Операция чуть не закончилась провалом из-за неожиданного появления большой кометы, которую один из штабных офицеров, Уильям Батлер, описал, как «огненный веник, отправленный, чтобы смести звезды от подходов к солнцу»[1025].

Несмотря на этот «ложный рассвет», Уолсли изумил и разгромил плохо подготовленное ополчение Араби. Многих раненых застрелили на поле брани. Британские войска быстро оккупировали Каир. Как самодовольно отметил их командующий, это была самая чистая маленькая война, которую когда-либо вела британская армия.

Однако, как опасались многие британцы, ее конец станет адской неразберихой. Как сказал лорд Раэдолф Черчилль (в речи, которую его внук радостно перепечатал уже в отношении Энтони Идена после вторжения в Суэц в 1956 г.), британский народ систематически обманывали. Его заставляли думать, будто Араби возглавил восстание военных. Но стало ясно: «Он является лидером нации выразителем печалей нации, а военное восстание — это отчаянная борьба народа»[1026].

Египетский национализм нельзя победить надолго. Хотя Араби только отправили в ссылку (Гладстон хотел, чтобы его казнили после справедливого суда), он «веками будет жить в народе. Египтяне никогда не станут снова вашими покорными слугами»[1027]. Поэтому, как предсказывал генерал Чарльз Гордон, усиленно

критиковавший империализм в типично проницательном и напряженном письме сэру Сэмюэлю Бейкеру, «жаль, что наше правительство всегда идет против свободы народов… Агитаторы — это плоды существующих семян, разве Парнелл не представляет националистические чувства ирландцев? Эти вещи не случайны, это восстания народов. Я думаю, те же вещи просматриваются здесь у басуто. Они только притворяются, что Мусафа сопротивляется, в то время как вся нация его поддерживает. Представьте себя в теле египтянина — свой энергичный ум, отвагу. Вас удовлетворило бы спокойствие? Вы бы молчали? Нет, Вы чувствовали бы гораздо большую горечь, чем Араби, и Вы это знаете. Какое право мы имеем делать себя опекунами Египта, когда наше нищее министерство просит выделить 397 000 фунтов на годовые зарплаты? Люди не хотят нас»[1028].

Бейкер не соглашался с этим. Но генерал сэр Уильям Батлер, став начальником штаба Уолсли, разделял радикальные взгляды Гордона. По словам Батлера, небеса предупреждали насчет высокомерия в Тель-эль-Кебире. Он считал комету зловещим предзнаменованием будущих британских просчетов и фатальных конфликтов в тени пирамид. Ведь Египет «всегда играл странную роль в судьбе империй»[1029].

Гладстон хотел отпустить египтян, но позволил британцам остаться. Он оказался перед неприятным выбором, страстно желая предоставить независимость земле, по которой протекает Нил, но одновременно дать ей стабильное, честное и дружественное правительство. Однако, как указал сэр Ивлин Баринг, отход и реформа являлись взаимоисключающими. Поэтому в 1883 г. сам Баринг был назначен генеральным консулом и представителем Британии в Египте.

Гладстон снова и снова повторял: британская оккупация является временной. Он верил в то, во что хотел верить. «Великий старец» мог убедить большинство людей в большинстве вещей, как сказал его коллега У.Э. Форстер, а себя самого — убедить в чем угодно. Другие обращали внимание на его восхитительную способность импровизировать с убеждениями, и бесцеремонно играть с собственным интеллектом. Историк того времени Уильям Леки говорил: «Гладстон был честным человеком с нечестным разумом, как кардинал Ньюман»[1030]. Но премьер-министр столкнулся с серьезными трудностями, высвобождая британцев из Египта, что можно сравнить с трудностями высвобождения Египта у Судана.

Даже сами жители считали эту огромную выжженную солнцем пустошь с чахлыми кустарниками, песком, глинистым сланцем и камнями, неприятной вселенской шуткой, если судить по арабской пословице: «Когда Господь создавал Судан, Он смеялся».

Но Египет, который завоевал эту территорию в 1820-е гг., ценил ее, как источник престижа, воды и рабов. Парадоксально, что хедив Измаил назначил и Сэмюэля Бейкера, и Чарльза Гордона губернаторами в 1870-е гг., чтобы искоренить работорговлю. Но Измаил стремился этим только завоевать международное уважение. Будучи сам крупным рабовладельцем, он мало сделал для содействия их усилиям.

Их работа стала легендарной. Правление Бейкера напоминало «атаку под Балаклавой. Оно было великолепно, но едва ли это можно было назвать правлением»[1031].

Гордон характерно кусал руку, которая его кормила. «Я нахожусь в состоянии войны почти со всеми в Каире, — писал он, — а мой герб — чертополох»[1032].

Однако Гордон показал себя блестящим лидером нерегулярных войск. Он отличился во время подавления Тайпинского восстания в Китае, где «всегда победоносная армия» правительства постоянно терпела поражения и больше напоминала неорганизованную толпу. Так было, пока он не взял руководство на себя.

В Сахаре Гордон обычно появлялся, словно мираж после удивительных маршей на верблюдах. Это был невысокий мужчина под зонтиком, одетый в расшитую золотом маршальскую форму. Его красная феска контрастировала со «стальными»[1033] пронзительными гипнотизирующими глазами, которые не различали цвета. «Я стреляю, но я не вешаю, — писал он. — Так быстрее»[1034].

Но Гордон не мог уничтожить работорговлю, как не мог поесть в пустыне любимых устриц или утолить жажду, залив Нил себе в глотку (а также вылечить лихорадку при помощи настойки Уэрбурга, несмотря на ее способность «заставить потеть мешок с опилками»)[1035]. На самом деле он добавил беспорядков и неразберихи в регионе, который никогда не успокаивался. Один английский путешественник говорил: «Контроль над Суданом следует мерить длиной палаша Чарли Гордона»[1036].

Когда он убрал палаш в ножны, притеснения в Египте усилились. В 1881 г. появился самопровозглашенный мессия, известный как Махди. Он возглавил священную войну против неверных и иностранцев, наводнивших его землю.

Гордон сочувствовал восставшим, поскольку, как он говорил, никакому народу не понравится, что им правят чужестранцы, отличные по национальности и вере. Гладстон с ним согласился, объявив: суданцы «справедливо борются за свободу»[1037].