Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами - Джеймс Купер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От природы бортник был человеком наблюдательным, а его профессия и образ жизни развили и обострили эту способность. Если бы он не находился всецело во власти чар Марджери, то не преминул бы давно заметить изменения в поведении чиппева и заподозрить неладное. Марджери, естественно, не прилагала ни малейших усилий к тому, чтобы ослепить бортника и не дать ему видеть происходящее перед его глазами; беда заключалась в том, что он способен был видеть одну ее, и чем стремительнее бежало время, тем больше это было заметно. К тому времени, о котором мы сейчас ведем речь, она витала перед его мысленным взором не только наяву, но и во сне. При общении с Марджери он испытывал восхищение ее красотой, живой безыскусной веселостью, безобидным юмором, а расставшись с ней, продолжал в душе восторгаться названными нами свойствами ее натуры, иногда, может статься, даже несколько преувеличивая их. Когда человек по уши влюблен, он вряд ли по-настоящему способен на что-либо иное, кроме как на то, чтобы следовать своему влечению. Так, во всяком случае, произошло с Бурдоном, когда он оставил без внимания происходившие под самым его носом события, которые бы до знакомства с Марджери не только насторожили его, но скорее всего даже подвигли к определенным действиям. К числу подобных явлений, не замеченных нашим героем, относится и поведение Быстрокрылого. По сути дела, Питер медленно, но упорно воздействовал на умонастроение чиппева, стараясь в корне изменить его убеждения и доказать, что каждый бледнолицый ему враг. В данном конкретном случае задача Питера оказалась нелегкой, ибо Быстрокрылый не только ко всем «янки» вообще питал дружеские чувства, возникшие, как говорилось выше, в силу случайных обстоятельств, но и испытывал подлинную личную приязнь к Бурдону, а потому очень неохотно воспринимал идеи, которые могли нанести вред последнему. В сознании молодого воина происходила жестокая борьба; уже раз двадцать он был готов предупредить друга об опасности, нависшей над всей компанией, но всякий раз его удерживала преданность Питеру, который исповедовал противоположные взгляды. Противостояние этих двух чувств постоянно раздирало теперь сердце молодого дикаря.
Быстрокрылого беспокоило еще одно обстоятельство, о котором ни сном ни духом не ведали его товарищи. Во время охоты его острые глаза обнаружили на прогалинах следы присутствия воинов. Правда, ни одного из них он в глаза не видел, но не сомневался, что подмеченные им признаки не обманули его. Поблизости, бесспорно, находились воины, и притом в большом числе. Он набрел на место ночевки, покинутое его обитателями не более чем за несколько часов до его появления. Благодаря обостренному вниманию и смекалке, которые составляют немаловажную часть обучения североамериканских индейцев, Быстрокрылый смог установить, что здесь провели ночь семнадцать человек, причем все — мужчины и воины. Определить их численность было не так уж и трудно — на траве осталось ровно семнадцать отпечатков лежащих тел. А вот понять, что они все были вооружены, можно было лишь по малозаметным приметам, мимо которых равнодушно прошло бы большинство людей. По длине отпечатков на траве Быстрокрылый решил, что ночевали здесь мужчины в расцвете лет. Внимательно присматриваясь к этим следам, он далее сделал вывод, что воины, за исключением четверых, имели при себе стрелковое оружие. Он умудрился отыскать даже свидетельства того, что последние были вооружены луками со стрелами и копьями, хотя это может показаться маловероятным тем, кто не знает, до какой степени обостряются все заложенные в человеке инстинкты под воздействием опасностей и суровых нужд, какие присущи жизни дикарей.
Вскоре после окончания приведенного нами разговора бортник и чиппева отыскали тушу медведя, при виде которой первый удивленно воскликнул:
— Как, чиппева! Ты сразил этого зверя стрелой! Разве ты вчера пошел на охоту без ружья?
— Стрелять ружье сейчас плохо, — многозначительно ответил чиппева. — Делать шум, шум не хорошо.
— Шум! — повторил ничего не подозревавший бортник. — От него ни вреда, ни пользы на этих прогалинах, где его не подхватывает горное эхо и не слышит ухо испуганного странника. Сотни раз звук выстрела моего ружья оглашал окрестные дубровы, и ничего.
— Забываешь, сейчас время войны. Лучше никогда не стрелять, а то потаватоми услышат.
— Ах, вот в чем дело! Ты опасаешься, как бы наши закадычные друзья потаватоми не услышали выстрела и не пришли поблагодарить нас за все, что произошло в устье реки. А впрочем, — рассмеялся Бурдон, — пусть приходят: у меня припрятан кувшинчик виски на случай ненастья; если потаватоми захотят иметь еще один Источник Виски, я его им устрою, для этого и понадобится-то каких-нибудь несколько капель. Вы, краснокожие, Быстрокрылый, знаете далеко не все, хотя умеете, как никто, находить след и храбро идти по нему.
— Не надо больше говорить потаватоми про источник, — мрачно отозвался чиппева: к этому моменту он уже считал положение на прогалинах настолько серьезным, что отнюдь не был расположен шутить. — Почему это ты не идешь домой, а? А знахарь? Он почему не идет? Когда краснокожий выходит на тропу войны, бледнолицему лучше быть с бледнолицым. Кожа к коже по цвету.
— Сдается мне, что ты, Быстрокрылый, хочешь от нас избавиться. Но пастор и не помышляет расстаться с этой частью земли, пока не убедит всех краснокожих в том, что они евреи.
— Что он имеет в виду, а? — спросил чиппева, против обыкновения индейцев не скрывая своего любопытства. — Что это за человек — еврей? Зачем краснокожего называть евреем?
— Я знаю об этом ненамного больше, чем ты, чиппева, но, как ни скудны мои познания, охотно поделюсь ими с тобой. Ты, я полагаю, слышал о Библии?
— Конечно, знахарь читал ее нам в воскресенье. Хорошая книга, так думают многие.
— Да, книга хорошая, а мне она была единственным товарищем, когда я в одиночестве жил на прогалинах и видел вокруг себя одних только пчел. Библия, чиппева, повествует о нашем Боге и учит, как Ему угождать и как вести себя, чтобы Его не огорчать. Большая потеря для вас, краснокожих, что такой книги у вас нет.
— Знахарь приносить ее, но добра от нее мало, может, когда-нибудь будет больше. Как понимать, что краснокожий — еврей?
— Пастор Аминь просто одержим этой идеей, но для меня она явилась полной неожиданностью. Ты, полагаю, знаешь, кто такой еврей?
— Ничего о нем не знаю. Он вроде негра, а?
— Нет, нет, Быстрокрылый, на этот раз ты промахнулся. Но чтобы мы могли понять друг друга, я поведу свой рассказ с начала начал, и таким образом ты постигнешь всю историю религии бледнолицых. Мы с тобой уже находились, медвежатину нашли в целости и сохранности, как ты ее оставил, давай сейчас присядем ненадолго вот хоть на это упавшее дерево, и я расскажу тебе доподлинно наши предания. Поначалу, чиппева, когда земля была создана, ничего живого на ней не водилось, даже такой мелочи, как белка или лесной сурок.