Остров вчерашнего дня - Антон Валерьевич Леонтьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А затем, дернувшись в последний раз, Ломбард упал на шахматную доску грудью, сметая шахматы. И затих.
А нефритовая фигурка альбатроса в ковбойской шляпе, упав со столика, раскололась надвое.
Первой ринулась к нему стоявшая ближе всех Тони. Нина закричала:
– Не прикасайтесь к нему!
Она едва не плакала, потому что Филипп Ломбард, этот синеглазый нахал, не мог быть мертв, просто не мог.
Но мистер Eu. R. Dudd, судя по всему, добрался и до него. Но только как?
В голове что-то зашевелилось, и, стараясь перебороть шок от того, что на ее глазах умер Филипп Ломбард, Нина поняла, что читала о подобной экзотической кончине в романе Агаты.
Нет, не умер – был убит!
– Он не дышит! – завопила Тони. – Господи, он не дышит! У него пальцы судорогой свело…
– Надо реанимировать, может, еще не поздно… – заявила Нина, бросаясь к шахматной доске, но вдруг остановилась, как вкопанная.
Ну да, она вспомнила, как при помощи шахмат в романе Агаты Кристи «Большая четверка» совершили убийство. Как и там, жертва сдвинула фигуру – и упала мертвой. На самом деле шахматный столик представлял собой хитроумную конструкцию, и недаром поля шахматной доски были из металла: через центральную ножку столика шел провод, по которому подавалось электричество, а шахматная фигурка была с металлическим стержнем внутри, и тот, попав на нужный контакт, прогнал смертельный разряд по телу жертвы.
Как и на их глазах через тело Ломбарда.
– Столик – под напряжением! – заявила Нина, а плачущая Тони, все же оттащив тело Ломбарда, завопила:
– Это одна из вас его убила! Одна из вас! Я не убивала, я его любила!
И заревела еще сильнее. Нина, приблизившись к телу Ломбарда, постаралась не смотреть на кровавую пену, которая стекала у него из раскрытого рта, и на остекленевшие глаза.
Нет, реанимации тут уже ни к чему – он был однозначно мертв.
Тыкать булавкой смысла явно не имело, да и не хотелось: синеглазый нахал был ей симпатичен.
И, судя по истерике Тони, не только ей.
Да и булавка куда-то делась: наверняка она в суматохе потеряла ее. Значит, так тому и быть…
Склонившись над телом Ломбарда, Нина с трудом выдрала из его скрюченных, но еще теплых пальцев черную пешку-альбатроса и, перевернув, увидела то, что и планировала увидеть: металлический стержень, проходивший изнутри шахматной фигурки и выступавший наружу.
Так, чтобы он мог соприкоснуться с металлическими квадратиками шахматной доски, которая вообще-то была не шахматной, а электрической доской.
Миссис Олдрин со смешком заметила:
– Говорила же я ему, что не надо садиться играть с мистером Ю.Ар. Даддом, если только уверен в своих силах. А мистер Ломбард сел и продул всю партию на первом же ходу. Смерть дебютирует белыми и выигрывает.
Тони, бросив на нее испепеляющий взгляд, вдруг выхватила из нагрудного кармана револьвер и навела его на миссис Олдрин.
– Это вы его убили! Кто же еще. За это я вас сейчас застрелю!
Горничная фыркнула, явно не воспринимая угрозу всерьез, а Нина, выступив вперед, попыталась успокоить разбушевавшуюся наследницу миллионов.
– Тони, не надо!
Дуло револьвера качнулось в ее сторону.
– Если не она, так ты! Одна из вас! Я точно знаю, что не убийца!
Нина, также знавшая это в отношении себя, сказала:
– Уверяю тебя, я также не мистер Ю.Ар. Дадд.
– Может, тогда мисс?
Миссис Олдрин, ляпнувшая это, ухмылялась.
– Это вы! – заявила возбужденно Тони. – Мы вас изобличили! Вера, помоги мне справиться с этой ведьмой! Пойди на кухню и отыщи веревку. Мы ее свяжем, а потом подожжем дом. Лучше всего вместе с ней, но, увы, придется оставить в живых до прибытия полиции. К вечеру я наконец-то буду в Лондоне!
Миссис Олдрин, не выказывая ни малейшей паники, усмехнулась:
– Не слишком ли вы торопите события, мисс?
Нина бросилась выполнять приказание самой богатой невесты Британии и даже нашла веревку в кладовке, однако, держа ее в руках, вдруг задумалась.
А что если убийца – не противная миссис Олдрин, а решительная Тони Марстенс?
И, выведя из строя горничную, Нина останется один на один с убийцей, в руках которой к тому же заряженный револьвер.
Поэтому она медленным шагом вернулась в библиотеку, где миссис Олдрин спокойно вещала, обращаясь к наставившей на нее револьвер Тони:
– Повторяю вам, это не я! Сами посудите, мисс, это у вас есть жуткие деньжища, чтобы все это великолепие купить и тут людей убивать, а не у меня и моего покойного мужа!
Нина застыла на пороге: аргумент, ей изначально известный, все еще не потерял своей актуальности.
– Ну, давай, вяжи ее! – приказала Тони. – Чего медлишь?
Миссис Олдрин оскалила крепкие зубы.
– Я не дамся. Буду царапаться, извиваться, кусаться. Волосы вам выдеру, глаза выцарапаю. Мы, простой люд, такой ведь, мисс, не то, что вы, белая кость и изнеженная аристократия.
Нина побоялась подойти к этой хоть и маленькой, но полной решимости особе.
Да и не хотела.
– Что ты не вяжешь ее? – спросила раздраженно Тони, а Нина ответила:
– Если хочешь, сама ее и вяжи. Давай поменяемся: ты отдашь мне револьвер, а я тебе веревку.
И она даже положила моток на пол перед ногами самой богатой невесты Британии.
Та, отпихнув от себя веревку, прокричала:
– Вера, не будь идиоткой! Делай, что я тебе приказываю.
Она говорила с ней в таком тоне, как с обычной прислугой. Но Нина ей не прислуга.
– Сама и делай. Отдай револьвер, а я подержу миссис Олдрин на мушке.
– Ты не умеешь! – заявила, кусая губы, Тони, а Нина решила блефовать.
– Ты же сама слышала, как Филипп хвалил меня за глубокие познания в оружейном деле. Справлюсь.
Но Тони явно не спешила отдавать ей револьвер.
Миссис Олдрин заметила:
– Леди, вы уж решитесь, что к чему, иначе я пойду на кухню.
Она развернулась и двинулась к двери. Револьвер в руке Тони задрожал.
Выстрелит в спину горничной или нет? Опыт убийства у самой богатой невесты Британии имелся, но одно – задавить с похмелья несчастных детишек, явно не намереваясь этого делать, а совсем другое – выстрелить намеренно и целенаправленно в спину безоружной женщины.
– Это вы, миссис Олдрин! – произнесла она вдруг не гневно и не требовательно, а жалобно. – Признайтесь, что это вы! Игра закончена. Филипп – ваша последняя жертва. Себя я убить вам не дам! И убить Веру не позволю.
Какая, однако, добрая!
– И вообще, кто знает, сколько вы от этой бабки в наследство
