Большая зачистка - Фридрих Незнанский

— Жаль, — скучно сказал Турецкий. — А я рассчитывал на взаимопонимание. Вы — нам, мы, соответственно, вам. Не вышло. Жаль.

— Чего жаль-то? — взбодрился было Западинский.

— Вас… — Турецкий вздохнул, будто решил для себя окончательно какое-то очень неприятное дело, которого в принципе могло бы и не быть, однако так уж получилось…

— Не понял? — Западинский, кажется, еще пробовал хорохориться.

— Элементарно, — вздохнул Турецкий и обернулся к Грязнову: — Вячеслав, друг мой, оказывается, этот тип нисколечки не понял и не осознал, что мы приехали его брать не вообще, за какие-то там мифические групповые преступления, а за совершенно конкретные убийства, то бишь организацию, заказы и прочее, что, несомненно, тянет даже в наши шибко демократические времена на вышку. В смысле на пожизненное. Так излагаю?

— Абсолютно, господин государственный советник! — напыщенно ответил Грязнов. — И это, позволю заметить, практически уже доказано. Суд — теперь чистая формальность. Я — генерал, я знаю.

— А он — нет! Поразительно! Поэтому я думаю, Вячеслав, мы больше не станем его пугать тем, что кто-то где-то даст ему по морде, нет. Мы его, славненького, и пальцем не тронем. Мы его с тобой к тем чертям в камеру сунем, которые сто лет без бабы обходятся. А утром нам его принесут на допрос, и он сразу во всем сознается, верно?

— А у него другого выхода не будет! — захохотал Грязнов и лукаво подмигнул стоящему у дверей офицеру спецназа. — Там же такие артисты!

Спецназовец хмыкнул так, что у Западинского вмиг пропали все надежды, что сказанное — всего лишь угрозы, не больше.

— Ну и забирай его! — кивнул офицеру Грязнов. — Ей-богу, надоело чикаться. Эта погань почему-то уверена, что с ней ничего не случится, что она, как всякое говно, обязательно выплывет. Не выйдет в этот раз. Я лично ручаюсь. Уводи!

Командир мощным рывком поднял Западинского из кресла и толчком отправил к двери. Но… Виталий Борисович тяжким кулем рухнул на пол.

Собровец поднял его за шиворот, поглядел в глаза и усмехнулся:

— Слабак! — после чего так же небрежно швырнул обратно в кресло. — Дайте ему воды. А лучше — подмыться.

Грязнов отвратительно нагло захохотал, и, возможно, именно от этого Западинский пришел в себя.

— Обгадились от страха, Виталий Борисович? — участливо спросил Турецкий. — Так где же ваше хваленое самообладание? Ладно, давайте сюда все дискеты, а мы — в ответ — дадим гарантию, что вы будете жить. Сережа, — он повернулся к Карамышеву, — поднимись вместе с Вадимом Олеговичем в студию и вынь жесткий диск. Юноша тебе поможет.

Вадим посмотрел на своего бывшего друга с таким презрением, что даже Турецкому стало неловко. Он переглянулся с Грязновым и без всякого выражения сказал Западинскому:

— Ну, будем говорить?

— Скажу… — прохрипел Западинский.

— То-то же…

Глава восемнадцатая О вреде сомнений

Турецкий и Грязнов сидели в кабинете Меркулова и подводили итоги проведенной операции, которой они второпях дали название «Большая зачистка».

Западинский выдал-таки требуемые дискеты. Но, сделав этот шаг, быстро пришел в себя и стал настойчиво требовать конкретных гарантий, обещаний, рассчитывая, вероятно, что его тут же чуть ли не выпустят на волю да к тому же еще и наградят за послушание. Грязнов, естественно, довольно твердо заявил ему, что ни о каком освобождении и речи идти не может. Разве что суд учтет добровольную выдачу дискет, оказание помощи следствию и пожелает немного снизить наказание. И Западинский ушел в себя. Снова занудил об адвокате, о Старой площади, где наверняка еще не знают, какому шантажу со стороны силовых органов он подвергся, и всякое такое прочее. В общем, его отправили в камеру. Посидеть и подумать…

К сожалению, операция по задержанию Абушахмина никаких результатов не дала. Формоза, возможно, откуда-то получил сведения об аресте Виталия и не стал дожидаться своей очереди. В шикарном коттедже в Апрелевке его не было. А где он обретался в Москве, не знали либо не желали рассказывать его «быки». Их, кстати, набралось немало. Более десятка были взяты без всякого сопротивления с их стороны в Апрелевке. Поразительно просто, сдавались так, будто все знали наперед. Словно бы заранее были предупреждены паханом: не сопротивляйтесь, мол, все равно никто вам ничего не пришьет. У ментов нет доказательств. Подержат, постращают и отпустят. Да в общем, так и было на самом деле, Абушахмин оказался предусмотрительным.

Но не во всем. Тех, которые находились непосредственно рядом с ним, он успел предупредить. А остальных не смог. Или слово его до них дошло, но с опозданием. Короче, одного москвича, названного на допросе задержанным ранее Зубом, взяли с поличным. При обыске обнаружили третий китайский «тэтэшник». И чего бандиты так уж к этим «китайцам» привязались! Может, целиком партию перехватили? Но тогда — по закону — использовал ствол и долой его. Зачем хранили-то? Или обошлось недешево? А может, память? Кто их знает, этих уголовников!

Экспертное управление должно было дать заключение об оружии с минуты на минуту.

А вот Абушахмина так и не нашли. Исчез. Мог просто затаиться. Но тогда большая надежда на некоторые связи Алексея Петровича Кротова. А если он вообще растворился в эсэнгэвском пространстве? Тогда — с концами. До счастливого, как говорится, случая.

Рассчитывать на помощь генерала Игнатова, находящегося, по сути, под домашним арестом, не приходилось. Он станет немедленно и категорически отрицать любую свою связь с вором в законе. А если удастся припереть его к стенке, объяснит оперативной необходимостью, служебной тайной, разглашать которую он не имеет права.

Меркулов уже переговорил на эту тему с первым замом директора ФАПСИ, который сейчас находится у руля, но, по слухам, вряд ли станет директором. Тот сказал, что после гибели Матюшкина, расследование которой только началось, говорить что-то определенное о перспективах Игнатова трудно. Компромат на него, вероятно, имел сам Матюшкин, но ни с кем им, включая и службу собственной безопасности, не делился. А Игнатов, придя в себя, решение об отстранении принял поразительно спокойно и теперь сидит дома, книжки читает. Видимо, не слишком обеспокоен будущим. Вот и понимай, как хочешь…

Что касается охранного агентства «Палаш», то выемку документации там также провели быстро и без особого шума. У директора взята подписка о невыезде. Задержаны часть из тех, кто постоянно фигурировал в выплатных ведомостях останкинской бухгалтерии. Нашли не всех, поскольку несколько человек, видимо, находились среди тех, кто удрали с дачи на Сенеже. Дома они тоже пока не появлялись. Но дальнейшее — дело времени. Не рванут же они все в бега!

— Ну и кого мы будем объявлять в федеральный розыск? — спросил Меркулов, как бы подводя черту под частью обсужденных вопросов.

— Абушахмина, это во-первых, — сказал Турецкий. — Далее. Трубчевский Михаил Илларионович, вишь ты, громкий какой!

— Это кто? — спросил Костя.

— Один из ближних охранников Формозы. По сведениям, которые мне успел сообщить Плешаков, участник убийства братьев Айвазовых в Сергиевом Посаде. К нам это убийство прямого отношения не имеет, но Мишка Труба — игровой у Формозы.

— Вячеслав, ты что-нибудь понял? — нахмурился Меркулов. — Я тебя сто раз просил, Саня, чтобы ты выражался по-русски и оставил эту поганую феню! Ну почему я должен ломать себе голову над воровским жаргоном?!

— Виноват, исправлюсь, — походя бросил Турецкий. — Исполнитель тебе подойдет? Киллер — по-иностранному. Хотя это теперь уже давно русское слово.

— А в чем причина твоего интереса к тому делу?

— Три взрыва автомобилей. Похоже, одна рука действовала. Или один источник снабжения взрывчаткой.

— Принимается. Дальше?

— Всех непойманных «палашей» — по списку. А также тех матвеевских, которых мы не поймали, — опять-таки по нашему списку. Это не так много, как кажется. В общей сложности десяток-полтора.

Телефонный звонок прервал речь Турецкого. Костя, думая о чем-то своем, медленно снял трубку, стал слушать, мыча под нос невразумительные «ага», «угу» и еще вполне понятный звук, обозначавший отрицание, но невозможный для написания, нечто вроде «э-а», произнесенного слитно. Но вот загорелись его глаза, Костя обрадованно обвел взглядом присутствующих и совсем уже бодро закончил:

— Отлично! Премного благодарен! Все! В шляпе! — и с уважением положил трубку на место.

— Костя, перед кем это ты шапку ломал? — усмехнулся Турецкий.

— А перед Тимофей Тимофеичем! — со значением сказал он.

Так звали одного из патриархов Экспертно-криминалистического управления Зинченко, талант которого мог сравниться разве что с поистине Божьим даром знаменитого Семена Семеновича Моисеева, давно удалившегося на пенсион, с которым в одной упряжке прошли, пожалуй, лучшие годы всех троих, сидящих сейчас в кабинете.