Большая зачистка - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поцеловав Елене кончики пальцев, он откланялся и ушел, пропустив вперед двоих охранников. Лаврухин замыкал шествие по лестнице.
— Как вас зовут, молодые люди? — спросила Елена у двоих оставшихся спортивных парней.
— Я Лева, — сказал один, — а он — Леша. Запомнить легко: Лева и Леша. Перепутаете, мы не обидимся.
— Ну вот что, Лева и Леша, — сказала она уже решительно. — Я готова предоставить вам полную свободу. В том смысле, что можете быть свободны и употребить время по собственному усмотрению. А мне здесь никакая личная охрана не нужна.
— Извините, Лена, — возразил Лева, — это — наша работа. Если вы хотите, чтобы нас немедленно уволили, то… Но вы сами понимаете, зарплата, выходные пособия… набегает!
— Этого вам будет достаточно? — показала она на пачку долларов, лежащую на телефонном столике в прихожей.
— Да вы что! — улыбнулись оба. — Это наша дневная зарплата.
— Не хило, — с иронией заметила она. — Вот бы мне такую работу!
— Можем посодействовать. Только надо долго учиться.
— Ну тогда давайте попробуем, — вздохнула она, — попить чаю.
Чаепитие оказалось недолгим, потому что время было уже позднее, и Елену потянуло в сон, мало, видать, спала в неволе. Ребятам она предложила устроиться в кабинете отца, где тот и спал постоянно. Там был удобный диван, а с антресолей достали раскладушку и толстый спальник, которым пользуются обычно туристы в приполярных местах. В юности отец любил «скатываться» по северным рекам, мода была такая.
От аппарата, стоящего у Елены на тумбочке у кровати, ребята протянули к себе отводную трубку. Для контроля.
Неожиданный звонок раздался в третьем часу утра.
Елена не сразу поняла, что это — телефон. Включила ночник, взяла трубку. Услышала знакомый голос, но сейчас он был лишен обычной своей бархатистости.
— Ты где была, твою мать?
Лева, мигом подхвативший параллельную трубку, лишь удивленно покачал головой.
— А тебе какое до меня дело? — с вызовом ответила Елена.
— Что-то я не понял, — с нажимом сказал Западинский, — ты еще не проснулась? Не поняла, с кем разговариваешь?
— Ты, вероятно, как всегда, пьян и демонстрируешь свое обычное скотство. Такие собеседники мне не нужны. Особенно в ночное время.
— Ишь как мы заговорили! Ты что такая вдруг храбрая? А-а, — догадался Западинский, — ты наверняка не одна. И где он, твой хранитель, в постели у тебя или уже подмывается?
— Скотина, — спокойно ответила Елена. — Больше никогда мне не звони.
— Нет, минуточку! — почти зарычал, как будто с пьяным упорством, Западинский. — Ты есть обыкновенная служащая сучка! И по закону…
— Нет закона, по которому я должна служить у убийцы моего отца.
— Ах вон как? Знакомые интонации! Идиотка. Ты всегда была абсолютной дурой, на которую каждый уличный кобель мог оказать свое влияние! На кой хрен мне твой папаша! Кому он вообще был нужен, если честно, кроме меня?! Кто вообще вас всех кормит?! Тебе этот сукин сын нашептал всякой херни, а ты, идиотка, уши и развесила! Он! Он — убийца твоего отца! А теперь следы заметает… Но, клянусь, это у него не получится! Он мне за все ответит! И за Олега — тоже! А ты, раз уж влипла в такую позорную историю, лучше помалкивай, не вякай, а садись и пиши заявление, что тебя похитили, пытали там, драли как поганую кошку, словом, ври, что хочешь, но чтоб с утра твое заявление было у меня на столе. Иначе я не уверен, что завтра же у тебя будет чего пожрать в доме. Мне надоело кормить дармоедов, запомни!
— Насколько мне известно, дармоеда и убийцу кормит мой братец, — спокойно ответила Елена, хотя внутри у нее бушевал пожар. Она-то ведь знала, что разговор слушают в соседней комнате. И поэтому разрешить в подобном тоне с собой разговаривать — нет, это было выше ее сил и возможностей. Непонятно, что случилось с Виталием. Он никогда не позволял себе вообще разговаривать в ее присутствии с людьми в таком тоне. Значит, действительно его приперли. Прав, выходит, Анатолий, который еще там, у себя на даче, предупреждал о подобном возможном варианте. Как в воду глядел!
Последняя фраза Елены, похоже, напрочь сбила с ног самовлюбленного хахаля, каковым Западинский иной раз представлялся ей. Воцарилось минутное молчание, а потом на ее голову обрушился в буквальном смысле площадной мат, из потока которого она смогла вычленить несколько хотя бы удобопроизносимых фраз. И касались они ее ближайшего мерзкого будущего, а также будущего ее нового благодетеля. Не желая выслушивать эту откровенную гадость, Елена швырнула трубку на аппарат.
Но он тут же взорвался новым настойчивым звонком. Она сняла трубку и тут же отшатнулась от нового потока матерщины.
Больше она трубку не поднимала, хотя звонки с перерывами продолжались. Вероятно, пьяный Западинский и в самом деле решил доконать ее.
Неожиданно в ее спальню, постучав предварительно, вошел Лева. Он подошел к тумбочке, дождался серии новых звонков и поднял трубку. Что он услышал, не имело значения. Видимо дождавшись паузы, во время которой абонент набирал полную грудь воздуха для новой порции грязи, Лева вежливо сказал:
— Ваша блистательная речь, господин Западинский, — Лева вопросительно посмотрел на Елену, и та кивнула, — полностью записана на пленку и будет обязательно вам продемонстрирована в судебном заседании. Вы желаете что-нибудь добавить? Нет? Благодарю, спокойной ночи, Виталий Борисович. До скорой встречи.
И положил трубку. Елена смотрела на него с детским восторгом.
— Вы действительно сумели все записать?
— Если бы! — поморщился Лева. — Не додули. Надо ж было магнитофон подключить. Дело копеечное, а вот не сообразили. Но все равно больше сегодня он вас беспокоить не будет. Спите.
— Вы не знаете, Лева, что означает слово «мочилово»?
— Вон вы о чем! На языке уголовников это значит убить, замочить. Отсюда и «мочилово» — это когда хана всем подряд, без разбору. Беспредел, одним словом. Видите, как ваш аристократ заговорил!
— С чего вы взяли, что он мой? — возмутилась Елена. — Просто он хам и ведет себя со всеми одинаково. Ладно, идите.
— С вашего разрешения, Лена, я должен позвонить.
— Звоните, кто вам мешает. Самое время. — Она широко зевнула и погасила ночник.
Охранник, забрав с собой аппарат, вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь…
Плешаков ехал на Шаболовку в скверном состоянии духа. Во-первых, сказалась почти бессонная ночь, а во-вторых, неприятно подействовало известие о ночном звонке Западинского. Ну, все эти его угрозы и прочее — херня собачья, уверял себя Анатолий Иванович, но сам же и не верил внутренним уговорам, потому что знал также, что озверевший фраер бывает страшнее бешеной собаки. И еще портило настроение сознание того, что сам он — вольно или невольно — оказывается будто бы под колпаком у этого мерзавца. Иначе и не скажешь. Словно тот повсюду рассовал свои глаза и уши, и никуда от них не скрыться. «Мочилово» он, видишь ли, пообещал всем устроить! Ну-ну! И Анатолий Иванович приказал Лаврухину по всем направлениям деятельности принять дополнительные меры безопасности.
Ему понравилась реакция девочки, пославшей, как было доложено, своего покровителя по широко известному адресу. Это — очень хорошо, надо будет поторопить ее решение о переходе на работу в Ти-ви-си — отличная оплеуха этому сукиному сыну. Для начала. То ли еще будет!
Ехавший в переднем джипе Лаврухин передал водителю «мерседеса» об изменении обычного маршрута. Это он решил теперь постоянно делать в целях безопасности. Мало ли какому дураку придет в голову мысль выстроить на пути следования трех машин баррикаду и усадить за ней снайперов! Или неожиданный ремонт дороги затеять. Это все известные финты. Поэтому враг и не должен знать, каким путем движется Плешаков со своей охраной.
Машины прошли почти без остановки площадь Гагарина и теперь мчались к центру, к Калужской.
— Поворачиваем на академика Петровского, — скомандовал Николай.
Затем вскоре последовала новая команда:
— Идем по Донской.
Через короткое время машины выкатились на Шаболовку, вот уже и телестудия впереди, в двух шагах. И здесь случилась минутная заминка. Возле трамвайной остановки то ли две машины не поделили проезжей части, то ли задели пешехода, но транспорт, естественно, замедлял ход. А между движущимися черепашьими шагами машинами в обе стороны перебегал народ.
Сидевший на переднем сиденье первого джипа Лаврухин был предельно собран и вертел головой, как летчик-истребитель, на триста шестьдесят градусов. Краем глаза он заметил бегущего навстречу автомобильному потоку по самому краю тротуара невысокого, даже можно сказать, щупленького спортсмена в сером тренировочном костюме и такой же шапочке.
Николай не понял, что его привлекло в облике спортсмена. Ничего ведь особенного, просто весь серый, неприметный. Но ведь спортсмены, наоборот, обожают яркие цвета, всякие полосы и квадраты на куртках, зигзаги и молнии на шароварах. А этот — слишком уж необычный. Странный. И Лаврухин, помимо воли, стал наблюдать за ним. Но никакой агрессивности невзрачный парень не проявлял, на машины не глядел, жертву для себя как бы не высматривал.