Таможня дает добро - Андрей Воронин

— Так что, они сожгли Гришу и его семью?

— Да, сожгли. Но бизнесмены ни при чем, у них свои дела…

Токарев и Барановский остались наедине в гостиной.

— Не нравится мне все это. Лучше действуй дальше без меня, — говорил Токарев быстро и настойчиво, — чувствую, добром все это не кончится.

— Не переживай, Иваныч, все идет путем. Главное, что мы сообразили взять в заложники его бабу. Я и сам не рассчитывал, что он так сильно клюнет на эту приманку. Я ему еще денег посулил… А главное, когда металл окажется у нас, мы его… — и Барановский оскалился. — Ты меня понял, Иван?

— Не надо бы! Чует моя задница, чует, добром это не кончится!

— Не умирай до расстрела, Иван, не умирай. Мы уже слишком плотно влезли в дерьмо, слишком плотно, чтобы идти на попятную!

Вдруг Геннадий Павлович Барановский засуетился.

— Погоди, будь здесь! Позови сюда своих архаровцев! — сам же он заспешил в одну из комнат на втором этаже.

Токарев слышал, как заскрипели деревянные ступеньки винтовой лестницы, как скрипнула дверь, а затем хлопнула, закрытая сквозняком.

«Куда это он? Что это с ним? Нет, надо уходить, надо завязывать! Барановский с его проблемами у меня уже в печенках сидит!»

— Эй, братья, идите сюда! — снизу послышались шаги, и в большую гостиную вошел младший Макеев.

— Звал, Иваныч?

— Да, звал, — сказал Токарев. — А где старший?

— Сейчас, идет.

И действительно, через несколько секунд появился старший Макеев.

— Вроде все на мази? — взглянув на Токарева, осведомился Макеев–старший.

— Вроде да. Но сдается мне…

Опять хлопнула дверь, заскрипели ступеньки. С белым плащом, перекинутым через руку, по ступеням спускался Геннадий Павлович Барановский. Его лицо было непроницаемым, изредка губы кривились, стекла очков поблескивали.

— Чего хотел, Павлович? — спросил Макеев–младший.

— Как там наши гости?

— Что им сделается, сидят в подвале. Наверное, целуются, обнимаются, ведь не виделись давненько.

— Это хорошо, — Токарев боком шагнул в сторону, все время косясь на белый плащ, перекинутый через правую руку Барановского.

— Иваныч, погоди. Ты куда? — с ехидной улыбкой спросил Барановский.

— Да я тут во двор… Что‑то мне душно, сердце щемит.

— Ничего, Иваныч, сейчас я твое сердце вылечу, — Барановский остановился в трех шагах от Токарева и шагах в четырех от расположившихся на кожаном диване братьев. Он повернулся лицом к Макеевым. Старший из братьев хотел вскочить, но негромкий выстрел остановил его, и Макеев с простреленной грудью упал на диван, вернувшись на свое прежнее место. Макеев–младший медленно начал поднимать руки.

— Это тебе не поможет, — прозвучало два выстрела.

Иван Иванович Токарев бросился к двери. Две пули вошли ему в спину — одна застряла в позвоночнике, другая пробила легкое. Заливаясь кровью, он рухнул на ковер и еще пытался ползти.

Барановский подошел, приставил пистолет к затылку и с абсолютно бесстрастным выражением лица нажал на курок. Голова Токарева дернулась.

Макеев–младший корчился на диване, безуспешно пытаясь подняться.

— И ты туда же, — негромко произнес Геннадий Павлович, приблизился к Макееву, Тот смотрел на Барановского безумным взглядом и ладонями пытался прикрыться от пистолета. Естественно, это движение было инстинктивным и абсолютно бесполезным. Пуля вошла прямо в лоб между черных прямых бровей. Макеев замер.

— Ну вот и все, — бизнесмен нагнулся, перевернул мертвого Токарева и, сам не зная почему, быстро, трусливо перекрестился. — Земля тебя примет, больше ты уже не будешь бояться. Да и делиться с тобой не придется. Зачем тебе деньги, к чему?

Барановский быстро и умело перезарядил пистолет, вогнав в рукоятку новую обойму. А затем вытащил из кармана Токарева пухлое портмоне из дорогой золотистой кожи с металлическими сверкающими уголками и монограммой в центре. Портмоне сунул себе в карман, сунул небрежно, как будто это был билетик на проезд в пригородной электричке. А затем с заряженным пистолетом направился вниз.

— Что там было? Что за грохот? — спрашивала у Дорогина Тамара.

Сергей же стоял прижавшись спиной к шершавой стене, держа в правой руке пистолет.

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, все в порядке, —- услышал Дорогин немного дрожащий голос Барановского, — я все уладил, уладил очень быстро.

Заскрежетали засовы, щелкнул ключ в замке, и тяжелая, обитая железом дверь отворилась.

— Выходите скорее! Скорее! — Барановский стоял опустив пистолет. Вид его был воинственный, но Дорогина это не испугало. Он уже понял, что произошло наверху. Подобной развязки он не ожидал, все пошло по иному сценарию.

— Быстрее! Быстрее! — позвал Барановский. — Пошли! Выходите во двор, — бросил он Тамаре. — Скорее к машине, отсюда надо уходить как можно быстрее!

Через пять минут в руках Барановского появилась канистра с бензином. Жидкость тяжело плескалась внутри. Барановский принялся поливать дом бензином. Канистру он бросил прямо к дивану, к ногам мертвых братьев Макеевых.

— Понимаешь, с ними невозможно договориться. Они хотели тебя убить и ее тоже, — немного сбивчиво, быстро говорил Барановский, вытирая испачканные бензином руки. На его лице темнели пятна. Геннадий Павлович глянул на свое отражение и истово принялся тереть щеку носовым платком. Затем этим же платком протер руки. — Быстрее! Быстрее! Времени у меня мало.

Все вышли на улицу. Барановский наклонился к журнальному столику, на котором стояла бутылка с минеральной водой, сделал несколько жадных, судорожных глотков. Прополоскал рот, сплюнул прямо на ковер. На столике лежала зажигалка, золоченая «Зиппо.» Он взял ее в руку.

— Садитесь в машину. За руль, — сказал он Дорогину, — не мешкайте. А вы, барышня, на заднее сиденье.

Барановский открыл зажигалку, опять перекрестился.

«Что это со мной?» — подумал он, щелкая зажигалкой.

Синий язычок пламени, запах бензина его немного отрезвили. Он зажмурил глаза и швырнул зажигалку в центр гостиной прямо на ковер. Все‑таки двадцать литров бензина — это много, гостиная была полита обильно.

Барановский толкнул дверь, язычок замка щелкнул. А внутри дома уже полыхало пламя, уже горели шторы, трещала мебель, охваченная огнем. Барановский, неестественно ловко и быстро для своей комплекции, подбежал к воротам, открыл их. Дорогин тронул с места, притормозил у ворот.

Барановский плюхнулся на заднее сиденье и тяжело засопел.

— Вот и порядок, конкурентов у нас нет. Давай, гони, родимый, — словно к своему личному шоферу, обратился к Дорогину Геннадий Павлович, — я все беру на себя. Вы тут ни при чем, так что не волнуйтесь. Ты же знаешь, меня интересует металл, а на остальное мне наплевать. Они мне надоели, все надоели — и Токарев с его поучениями, и бандиты.

Дорогин гнал, стрелка спидометра дрожала на цифре «120.» От такой езды Барановский даже втягивал голову в плечи.

— Куда теперь?

— Давай направо. Выскочим на кольцевую, а потом туда.

— Куда «туда»? — словно бы не понимая, спросил Сергей.

— Как это куда? Ты с ума сошел, что ли? За металлом, за ним, за родимым! Там у меня все улажено, нас перевезут в Латвию. В Риге мы встретимся с Конрадом, он заплатит, и мы будем свободны. Думаю, надо будет взвинтить цену в самый последний момент. Вот видишь, Барановский свои обещания выполняет, свое слово держит. Теперь ты, Дорогин, должен сдержать слово, слышишь?

Тогда и деньги получишь. На два делить я умею, а на три — нет.

— Слышу, слышу, — бормотал Сергей, внимательно ведя машину.

Когда они были километрах в десяти от дома, Дорогин притормозил и посмотрел сквозь стекло на массив леса. Своим острым зрением он увидел темный столб дыма.

— Да что ты смотришь? Все уже, все, им ничем не поможешь! — истерично расхохотался Барановский и принялся жадно пить воду из пластиковой бутыли.

Сергей закурил. Тамара посмотрела на Дорогина, на его плечи, затылок и, прикоснувшись к его плечу, попросила сигарету. Сергей передал пачку и зажигалку. От вида зажигалки в руке женщины озноб пробежал по телу Геннадия Павловича Барановского. Он сжался, его руки дрожали.

— Мне сигарету. Только прикури, пожалуйста, прикури, — обратился он к Тамаре.

Она передала ему свою раскуренную сигарету. Барановский откинулся на спинку, закрыл глаза, жадно затянулся, закашлялся.

— Нет, нет, нет, — пробурчал он, выбрасывая сигарету в приоткрытое окно, — что‑то не идет. Останови машину!

Дорогин послушался. Съехал на обочину и мягко затормозил. Барановский буквально вывалился из джипа и, сбежав с невысокого откоса, принялся блевать.

— Мерзость какая! — произнесла Тамара.

— И не говори.

— Куда мы едем?

— Лучше не спрашивай, — ответил Дорогин.

— Эй, воды брось! И полей, пожалуйста, — пошатываясь, подходя к джипу, попросил Барановский.