Зумана - Е. Кочешкова

На четвертое утро Пат влетел в хижину с горящими глазами и с порога закричал:

— Мы нашли! Элея, мы нашли его! Он в Закатном Крае! Совсем близко к Золотой! Он жив! — шут вдруг обнял ее крепко-крепко, горячо зашептал у самой шеи: — Теперь я чувствую его… Все время!..

Подумать только, от волнения вежливый господин Патрик даже забыл про все титулы.

Это была чудесная новость, и Элея искренне обрадовалась, однако прикосновение шута лишило ее всякой возможности связно думать. Она просто закрыла глаза, позволив себе без остатка раствориться в этом мгновении счастья. И лишь потом тихо спросила:

— Значит, вам удалось?

— Да, да! — Патрик наконец вспомнил о правилах приличия и смущенно отстранился. — Теперь я знаю, что делать. Знаю, где искать его.

Дверь вновь открылась, и в дом вошел Кайза. Повесив бубен на стену, он тяжело сел у очага. Элея ужаснулась его бледности и скорее подала шаману горячего чая.

— Кайза… тебе плохо? — она осторожно развязала тесьмы его плаща и сняла с головы колдуна заснеженный капюшон. Тот вздохнул и изобразил на лице улыбку.

— Устал… Просто устал, — сделав только пару глотков, он вернул ей чашку и направился к лежанке, даже не заметив, как уронил плащ…

— Что с ним? — прошептала Элея, изумленно глядя на шута. Тот смутился отчего-то.

— Он… ему пришлось просить о помощи какого-то очень сильного духа. Иначе я не смог бы отпустить сознание так далеко… А платить духам обычно приходится своей силой… — Пат совсем посмурнел и опустил глаза вниз.

— Вот как… — Элея подняла плащ Кайзы и, отряхнув от снега, повесила у очага. Полуоторванные меховые хвосты теперь держались крепко, она пришила их еще несколько дней назад. — Смотри, он уже уснул. Бедный…

Элея накрыла шамана одеялом из шкур и подоткнула края, чтобы холод не тревожил его сна. Патрик провожал глазами всякое ее движение.

— Ваше Высочество… Элея… Я… я так рад, что вы здесь, с нами… — промолвил он вдруг. — Ну, скажите же мне наконец — почему?

Она подошла и села рядом с шутом. Широкая скамья стояла у самого очага и тепло огня, проникая сквозь одежду, наполняло жизнью… В свете алых лепестков Элея увидела, что Патрик тоже устал, очень устал. И только безмерная радость победы еще держала его на ногах.

Сказать ему?

Нет…

Это совершенно невозможно.

— Патрик… у тебя ведь тоже есть такие вещи, о которых ты молчишь… — ничего умней ответить она не нашла. Но, на удивление, шут не обиделся. Он, похоже, воспринял ее слова как упрек. А потому улыбнулся, обернувшись, и вдруг заговорил сам.

— Простите меня… — сказал этот непредсказуемый чудак, с теплотой глядя ей в глаза. — Я знаю, что еще в Брингалине должен был все вам рассказать. Но тогда бы вы увидели своего шута таким… словом, каким мужчине быть не подобает. Простите… Что взять с дурака? — и снова улыбнулся — виновато, словно просил не принимать его слова всерьез. Шут сидел вполоборота к Элее, огонь подсвечивал его волосы, бросал блики на худое лицо, которое за время путешествия по степи успела покрыть негустая светлая щетина. И нельзя сказать, что получилось плохо…

Вроде бы такой знакомый, а все же совсем иной.

Шут давно не походил ни на дурака, ни даже на глупого мальчика, каким был прежде. И слушая его рассказ, Элея все глубже понимала, что в прошлое канула не только эта забавная маска, которая была ему так к лицу когда-то. Многое осталось в стылой каморе для служанок, в лесу у Лебединого Дворца, в заброшенном храме…

— Мой Патрик… — как ни пыталась, она не смогла подавить совершенно непростительной женской слабости — рука сама собой потянулась к его щеке. — Как я рада, что все это позади…

Все еще тая улыбку в уголках губ, он печально мотнул головой.

— Позади будет, когда я найду принца.

Они помолчали немного.

— А что было… потом? Ты помнишь что-нибудь?

— О да… — взгляд шута стал отрешенным, словно бы он мгновенно оказался в другом месте. — Я помню… Но с каждым днем хуже… Это место, его словами так трудно описать… Я называю его Запредельем. Там нет времени… нет направления… Все так… непостоянно. Как во сне. Когда я только вернулся, то помнил очень много, а сейчас… оно и забывается, совсем как сон.

— Там было страшно? — скорее уж Элею саму пугал его замерший взгляд, обращенный вовнутрь.

— Н-нет… вовсе нет, не страшно. Непонятно. Чуждо. Особенно я не любил равнину. Она была не такая, как эта степь, а словно бы нарисованная, мертвая, зыбкая. Порой шел и шел — и ни конца, ни края. В лабиринте мне нравилось больше. Там за каждым поворотом ждало что-то непредсказуемое. Порой ужасное, но чаще интересное или даже красивое. Но совсем не было людей. Только я один.

— Должно быть, ты чувствовал себя очень одиноко… — ах, как ей хотелось снова прикоснуться к нему… обнять, заслонить от всякого зла. Держать крепко-крепко и не отпускать.

— Может быть… — шут перевел взгляд на огонь, и лепестки пламени отразились в его блестящих глазах. — Не помню. Еще там была лестница. Бесконечные ступени. Они уходили вверх, и вверх… А я поднимался. И каждый шаг сделать было очень трудно. Будто на ногах чугунные сапоги, как будто эти ноги не мои, неживые, или просто я забыл, как ходить… Но я все равно поднимался. Шаг за шагом. Выше, выше, выше… И на каждой ступени сидели гигантские каменные кошки с очень длинной шерстью на голове. Стоило мне только встать на новую ступень, как они оживали и разом произносили какое-нибудь слово. Эти слова были как мозаика из тысячи смыслов, и тогда я мог их понимать… Но сейчас все забыл. Помню только два слова — «дом» и «страшно».

— А когда тебя выводили оттуда… что ты видел? — Элея так ярко вспомнила незнакомца в плаще с капюшоном и удивительную силу, наполнившую дом Ваэльи.

Патрик пожал плечами.

— Не знаю… Забыл. Совсем, — он грустно улыбнулся и украдкой зевнул.

— Не хочешь тоже вздремнуть, Пат? — спросила Элея, решив, что хватит уже сидеть и пора подумать о том, чем кормить двух голодных мужчин, когда они выспятся.

— Ну… — конечно, он выглядел сонным и уставшим, однако потер глаза кулаком и ухмыльнулся, — хочу вообще-то. Но вряд ли усну. Очень уж много во мне радости от того, что мы сделали!

— Тогда… — Элея тоже улыбнулась, — может, сходишь за водой?

Пока шут привычно уже наполнял котелок, она достала Кайзин мешок с припасами и пристально взялась изучать его содержимое. Здесь еще оставалось немного неизвестной ей, но довольно вкусной и сытной крупы, полоски сухого мяса, ароматные травы и неаппетитного вида темная масса, сплюснутая в колобки размером с некрупное яблоко. Элея знала, это как раз самое ценное, что у них есть — на таком колобке можно было приготовить весьма питательное дергитское блюда — тсур. Она взяла один из комков, отсыпала горсть зерна в чашку, выбрала несколько сухих стеблей. Кайза, в отличие от Патрика, ничуть не удивился, когда принцесса выказала желание научиться готовить, и охотно рассказал ей, что и как делать.