Царица Проклятых - Энн Райс

В конце концов, когда рядом с ним остались только Луи и Габриэль, он согласился скрыться на время, поскольку не мог сказать с уверенностью, кто именно выступил в роли их защитника и спасителя.

Эти трое и понятия не имели о том, что царица продолжала преследовать их обидчиков.

Ее могущественная сила парила над крышами, сражая тех, кто успел убежать, кто метался в поисках убежища или, охваченный смятением и болью, по-прежнему оставался рядом с поверженными спутниками.

Ночной воздух насквозь пропитался запахом пылающих вампиров, этих воющих призраков, после которых не оставалось ничего, кроме испорченной одежды на пустых тротуарах. Внизу, под фонарями покинутых стоянок, представители закона безрезультатно пытались разыскать трупы; пожарные тщетно искали себе помощников. Жалобно вопили смертные подростки…

Незначительные раны были обработаны; тем, у кого совсем сдали нервы, ввели наркотик, а потом унесли их с места происшествия. Как эффективно работают все городские службы в эту эпоху изобилия. Вода из гигантских шлангов смыла опаленные лохмотья тех, кто сгорел, и территория вновь стала чистой.

Крошечные существа спорили и клялись, что своими глазами видели жертвоприношения. Но никаких улик не осталось. Она уничтожила все без остатка.

А теперь она удалялась от концертного зала, чтобы заглянуть в самые укромные щели города. Ни углы, ни двери, ни окна не могли стать преградой на пути ее великой силы. То в одном, то в другом месте вдруг вспыхивал огонек – как будто чиркнули спичкой, а потом – ничего…

Ночная жизнь постепенно стихала. Бары и магазины запирали двери, гасили огни, и тьма становилась еще гуще. Машин на шоссе было уже совсем мало.

Одного из древних, мечтавшего лишь увидеть ее лицо, она нагнала на улицах Норт-Бич – он полз по тротуару, а она постепенно сжигала его. В последние секунды его кости превратились в пепел, а мозг – в массу тлеющих угольков. Еще одного она нашла на высокой плоской крыше, и он пролетел над мерцающим огнями городом, как падающая звезда. Когда все было кончено, поток воздуха подхватил его пустую одежду, словно почерневший клочок бумаги.

А Лестат отправился на юг, в свое убежище в Кармелвэлли. Ликующий, опьяненный любовью к Луи и Габриэль, он вспоминал старые времена и делился своими мечтами, совершенно не подозревая о последней бойне.

– Где же ты, Маарет? – прошептал Хайман. Ночь хранила молчание. Если Маэл даже и находился поблизости и услышал зов, то тоже не откликнулся. Когда напали на Джессику, несчастный Маэл в отчаянии выбежал на открытое пространство и, вполне вероятно, теперь тоже уничтожен. Хайман вспомнил, как Маэл стоял и беспомощно смотрел вслед машине «скорой помощи», увозившей от него Джессику.

Хайману никак не удавалось его найти.

Он прочесал усеянные огоньками холмы, глубокие низины, где трепет душ звучал как громогласный шепот.

– Зачем только я все это видел? – спросил он. – Зачем сны привели меня сюда?

Он остановился, прислушиваясь к смертному миру.

По всем радиоканалам болтали о дьяволопоклонничестве, беспорядках, пожарах, массовых галлюцинациях. Они скулили о вандализме и обезумевшей молодежи. Но, несмотря на свои незначительные размеры с географической точки зрения, это все же был большой город. Рациональный разум уже успел вобрать в себя все произошедшее и не придал этому значения. Тысячи людей просто не обратили ни на что внимания. Некоторые постепенно, болезненно воскрешали в памяти невероятные события, свидетелями которых им довелось стать. Вампир Лестат – обыкновенный человек, рок-звезда, и ничего больше, а на его концерте случилась вполне предсказуемая, но не подвластная контролю вспышка истерии.

Возможно, замысел царицы частично и заключался в том, чтобы как можно более гладко сорвать все планы Лестата – стереть его врагов с лица земли прежде, чем будет нарушена хрупкая грань между допустимым и недопустимым с людской точки зрения. Если это так, не накажет ли она в конце концов и самого дьявола?

Ответа Хайман не получил.

Он обвел глазами спящие окрестности. Океанский туман густыми розовыми слоями улегся на вершинах холмов. Теперь, в первом часу пополуночи, все вокруг обрело красоту волшебной сказки.

Собрав все силы, он попытался покинуть границы своего тела и, словно блуждающее ка мертвых египтян, направил свое видение к тем, кого пощадила Мать, – он хотел подобраться к ним поближе.

– Арман, – проговорил он вслух. И огни города померкли. Он оказался в другом месте, теплом, ярко освещенном, и прямо перед собой увидел Армана.

Они с Дэниелом благополучно добрались до особняка, в подвале которого никто не потревожит их сон. Молодой Дэниел, как пьяный, носился приплясывая по большим, пышно обставленным комнатам, а в голове его без конца звучали песни и музыка Лестата. Арман все с тем же бесстрастным выражением на юном лице пристально вглядывался в ночную тьму. Он заметил Хаймана! Увидел его неподвижно стоящим на возвышающемся вдали холме и в то же время чувствовал, что Хайман совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Молча и незаметно они внимательно изучали друг друга.

Хайману казалось, что он больше не выдержит одиночества; но в глазах Армана он не сумел прочесть ни эмоций, ни доверия, ни приглашения.

Хайман продолжил поиски. Он поднимался все выше и выше, пока не оказался так далеко от своего тела, что на какое-то мгновение даже потерял его из виду. Он направился к северу и беспрестанно звал, прося откликнуться, Сантино и Пандору.

Он заметил их в снежно-ледяном поле – две черные фигуры среди бескрайней белизны. Ветер изорвал одежды Пандоры, ее глаза, напряженно пытающиеся увидеть наконец смутные очертания владений Мариуса, были полны кровавых слез. Она радовалась, что с ней рядом Сантино, так непохожий на путешественника в своем черном бархате. После длинной бессонной ночи, в течение которой она обогнула земной шар, у нее болело все тело, она находилась на грани обморока. Любое существо нуждается в отдыхе и сне. Если она в ближайшее время не укроется в каком-нибудь темном месте, ее рассудок не в силах будет и дальше сопротивляться голосам, образам, безумию. У нее уже не было желания подниматься в воздух, а Сантино вообще не был на такое способен, поэтому она шагала с ним бок о бок.

Сантино приник к ней, чувствуя лишь ее силу; его сердце сжималось и кровоточило, ибо он не мог укрыться от доносящихся издали воплей жертв царской охоты. Почувствовав мягкое прикосновение взгляда Хаймана, он поплотнее укутал лицо черным плащом; Пандора же и вовсе ничего не заметила.

Хайман изменил направление поисков. Ему было больно видеть их вдвоем, так близко друг к другу.

В доме на холме Дэниел перерезал горло извивающейся крысе, и в хрустальный бокал полилась струя крови.

– Фокус Лестата, – объяснил он, рассматривая содержимое бокала на свет.

Арман неподвижно сидел у камина, молча наблюдая, как Дэниел любовно подносит к губам рубиновую кровь.

Хайман вернулся в черное ночное небо, взлетел еще выше и устремился прочь от городских огней.

«Маэл, ответь мне! Дай знать, где ты!»

Неужели Мать и его поразила своим холодным яростным лучом? Или он до такой степени поглощен скорбью по Джесс, что никого и ничего не слышит? Бедняжка Джесс, ослепленная чудесами и в мгновение ока поверженная каким-то юнцом, прежде чем кто-либо успел вмешаться и предотвратить несчастье.

«Дочь Маарет! Моя дочь!»

Хайман боялся того, что мог увидеть, боялся того, что не осмеливался даже попытаться изменить. А если допустить, что друид попросту слишком силен для него сейчас? Возможно, он тщательно скрывает от посторонних глаз себя и свою подопечную. Либо все так и есть, либо царица сделала что хотела и все уже кончено.

Джесс

Как здесь тихо. Она лежала на прочной и мягкой кровати, и ее тело больше походило на тряпичную куклу. Она могла поднять руку, но рука тут же падала вновь, и она по-прежнему ничего не видела – только что-то туманное, призрачное, но и это вполне могло быть иллюзией.

Взять, например, лампы – древние глиняные лампы в форме рыб, наполненные каким-то душистым маслом. В комнате пахло, как в похоронном бюро.

Джесс вновь охватил страх: она умерла и теперь, запертая в плоть, полностью оторвана от мира. Что это за звук? Ножницы! Ей подстригали волосы, но ощущение отдавалось во всем теле.

Кто-то резким движением вырвал одинокий волосок на ее лице – один из тех противных волосков, что вечно растут там, где не нужно, и так раздражают женщин. Потом кто-то тщательно привел в порядок ногти на ее руках. Неужели ее собираются положить в гроб? А зачем бы еще стали так заботиться о ней?

Но боль вдруг вернулась – по спине словно ток пробежал, – и она закричала. И поняла, что находится в той же комнате, где несколько часов назад лежала в той же постели с поскрипывающими цепями.