Гремучий Коктейль - 1 (СИ) - Харитон Байконурович Мамбурин

Таких не берут в космонавты, в боксеры, вообще в борьбу даже не берут, потому что никакой техникой и мастерством ты грубой природной силы не перегнешь. Такой гигант не хвалится, сминая подкову в своей ладони, он удивляется, что другие не могут.

А этот действительно косит под ковбоя. Сапоги, шляпа, штаны грубой ткани и белая рубаха, поверх которой накинута старый могучий кожаный плащ. Она такой толщины, что вполне может остановить пулю мелкого калибра. Лицо? Да, очень примечательное. Аккуратно подстриженная, будто только что от барбера, русая борода, такие же волосы короткой стрижки, хотя ожидался бы конский хвост, нос прямых благородных очертаний, нижняя челюсть, которой можно половник меда зацепить и… глаза. Умный и чуть насмешливый взгляд уверенного в себе человека, пронзающий тебя яркой желтизной.

Благородный.

— Спасибо вам, — говорю я ему, глядя прямо в глаза, — Я вам должен. Студент Дайхард Кейн, Санкт-Петербургской ратной академии, первый курс. К вашим услугам.

— Запомню, — ухмыляется громила, — Может, еще чем помочь?

Я окидываю его взглядом. Слишком здоровый, слишком много мышц и мяса. Такому несподручно держать клинок в рукаве или в сапоге, попросту быстро его не достанешь. А значит — единственным оружием мужчины является револьвер в кобуре на поясе. Очень знакомая модель, огромная, увесистая, с просто конской отдачей.

— Вы ревнитель? — киваю на оружие.

— Нет, — качает тот головой, — Просто удобная для меня пушка.

— Тогда спасибо вам еще раз, но дальше я сам, — качаю головой в ответ, чем-то безмерно удивляя человека.

Времени терять нельзя, но минуту на подготовку я потратить должен, чем и начинаю заниматься прямо сейчас.

«Ганимед» сам себя из баула не достанет, патроны с картечью тоже. Их запасных беру мало, всего восемь штук. Много не нужно, запутаюсь. Револьвер за поясом тренировочный, того же калибра, что и основной, поэтому тут щедрой рукой насыпаю в карманы патронов. Торопясь, лихорадочно вщелкиваю заряды в два магазина для «Рубикона», сую один за голенище ботинка, второй вставляю в оружие, которое кладу в правый карман. Коротко встряхиваю рукой, проверка успешна, нож вынимается легко и свободно. Хавна с собой нет, но это и хорошо, неудобный нож мне не нужен, когда есть электричество. Треск молний на пальцах, касаюсь левой рукой гримуара.

Все, готов.

Верзила рассматривает меня с слегка приоткрытым ртом и подвыпученными глазами, смотрящимися довольно забавно из-за желтизны.

— Я стрелял из такого, — решаю я слегка прояснить ситуацию, пока проверяю как на мне все это висит, — Жуткая отдача, поправки надо делать, кучность говно. На слонов такой револьвер самое оно, а против людей с дистанции метров в пятнадцать — ерунда. Даже из моего дробовика с одной руки легче…

— Постой-ка, — отходит бородач в шляпе, — Я тебя знаю…

— Из газеты? — уточняю я, получая в ответ кивок, а затем продолжаю, — Ну вот, я таким пользовался… в общем, очень неудобное оружие. Подумайте о замене. Всё, мне пора. Еще раз, спасибо большое!

Пора бежать. Мы от воды, конечно, еще далеко, но вдруг её сейчас уже тащат на корабль?

///

Мужчина на манацикле, не веря своим глазам, наблюдал, как худощавый парень, закинув за спину весьма серьезный дробовик, вновь берет в руки револьвер… даже два, забыв про свою чернокнигу. Так, с оружием в руках, он и устремляется туда, куда безошибочно показывал всю дорогу.

Убегает убивать. Людей. Деловито, технично, не сделав ни одного лишнего движения.

Причем — именно убивать. Матвею Парадину была знакома такая пластика движений, всё-таки гвардейцев дрючат именно егеря, а у тех опыта жопой жуй, самого разного. Егеря вообще те еще сукины дети, горлохваты и душегубы, да и науку нормально преподавать не умеют — они её вбивают с кровью, мукой и присказками, что это всё ерунда, потом, мол, спасибо скажешь, в ножки поклонишься. Сволочи.

Так что Матвею в свое время много чего вбивали, намертво.

И теперь один из самых одиозных гвардейцев его императорского величества Петра Третьего мучительно и быстро размышлял о том, что ему делать? Бежать и сообщать или… бежать и проследить? Первое, конечно, полезно, поубавит парадинскую дурную славу, а может и в салон к мадам Листье вновь попасть сможет, но второе…

— К дьяволу! — наконец, решился верзила, слезая с манацикла, — Должен же я знать, на что способен мой должник⁈

Как говорится: любопытство готово погубить и лучших из людей, а к этой породе печально известный в весьма широких кругах Матвей Парадин никогда не относился.

Глава 33

С момента, как я осознал себя собой в этом мире, прошло не так много времени, большую часть которого я был занят. Это был сознательный выбор, мне совсем не хотелось погрязнуть в рефлексиях и нервах, страдать самокопанием и прочими глупостями. Нет, надо бы, конечно, но не тогда, когда жизнь представляет из себя довольно шаткую конструкцию. Однако, на один вопрос мне пришлось сформулировать ответ.

Кто я?

Невероятно сложный вопрос.

Для человека даже частичная потеря себя — один из худших кошмаров. Не беру в расчет алкоголиков, наркоманов, стариков с деменцией… незачем. Жить и знать, что ты утратил часть себя, что ты теперь неполноценен, ущербен, выщерблен — это хреново. Правда, еще хуже понимание, что в тебя что-то добавили. К примеру, восемнадцать лет жизни в деревне со всеми этими шалостями, сортиром на свежем воздухе, бедной едой и ворованными фруктами. Вообще, очень даже счастливое детство, с уверенностью скажу, у меня их уже два. А у Эмберхарта, наверное, три. Но я ему не завидую.

Лорд? Вторая добавка. Точнее, это я, тот, кто управляет этим телом и жизнью, есть лишь его обрезанный кусок, разбавленный жизнью юного хулигана и… самым интересным. Навыками.

Это лишь в непродуманных сказках навык может достаться доброму молодцу чистым и идеально приспособленным под его тело и рефлексы. Эмберхарт не чудотворец, он всего лишь хотел дать мне больше шансов на выживание в этом мире, он не умеет «вычищать» себя из той памяти, которой поделился со мной. И хоть и выдав её очень ограниченно, он заразил меня — собой. В куда меньшей степени, чем я заразил Соларуса Кейна, буквально подавив невеликий, хоть и начитанный умишко парня, которого растили как придаток к гримуару, но всё же…

Нажимая на спусковой крючок, даже с чистой головой, без посторонних мыслей, человек остается человеком. Он не робот, он думает и чувствует тренируясь, стреляя по мишеням, разбирая и собирая оружие, и уж тем более — убивая своих врагов. Это нельзя выхолостить и отделить, поэтому, точно также, как я подавил Соларуса Кейна, сэр Алистер Эмберхарт, совершенно этого не желая, подавил и меня. Но слегка. Чуть-чуть.

Так я думал ранее.

Оказалось, этот темный демон ждал своего часа. И нет, я вовсе не про мрачного и вечно курящего верзилу, живущего то ли в моих мозгах, то ли в книге на моем бедре, а про того Алистера Эмберхарта, что пролез мне в голову вместе с умением нажимать на спусковой крючок!

Нет сомнений. Нет колебаний. Ни малейшей дрожи в руках. Решение принято, цель определена, всё остальное — несущественно. Протянуть вперед руку, держащую кусок металла, потянуть пальцем за стальную дугу, выпустить на волю чью-то смерть — в этом нет ничего приятного, будоражащего и пьянящего, скорее наоборот, это занятие хоть и привычное, но крайне требовательное к исполнителю. Поэтому, приняв решение, исполнитель должен целиком посвятить себя процессу его воплощения. Если хочет остаться в живых.

Так что я шел к массивном двухэтажному зданию с широкими автомобильными воротами посвященный по самое не балуйся.

В Питере популярна мода на камзолы, кафтаны и плащи, длиннополые такие серьезные штуки. Одобряю, оно и выглядит серьезно, и от непогоды спасает зашибись. А еще замечательно скрывает развевающимися при ходьбе полами металл у меня в руках. Скрывать есть от кого: перед входом в здание, внутри которого помеченный мной манамобиль, стоят шесть серьезных дядь. Курящие все как один, бородатые, с ружьями на плечах. Или это не ружья? Не важно.