Увядание - Лорен Де Стефано

В шаге от него неподвижно стоит Сесилия с таким видом, будто хочет что-то сказать или выхватить из его рук сына.

– Мне кажется, он проголодался, – говорит Вон.

– Я его покормлю, – тут же откликается Сесилия.

– Не стоит так себя утруждать, дорогая, – он легонько щелкает ее пальцем по носу, как маленькую девочку. – Это работа кормилицы.

Не успевает Сесилия открыть рот, как он разворачивается и с Боуэном на руках выходит из комнаты. Она так и остается стоять с насквозь промокшей спереди блузкой. Из ее маленьких набухших грудей сочится молоко.

На подготовку моей персоны к сегодняшней вечеринке уходит целый час. Я так рада, что нашла Габриеля и мы наконец распланировали побег, что стойко переношу пытку укладкой: волосы мне сначала вытягивают, а потом и чем-то сбрызгивают с таким энтузиазмом, что я оказываюсь в центре удушающе ароматного облака. Меня уговаривают снять линзы, что я делаю с притворной неохотой.

– Поверь мне, все разговоры будут только о твоих глазах, – продолжает меня убеждать одна из женщин.

– Особенно если пригласили телевидение, – мечтательно вторит ей другая.

Телевидение. Замечательно. Не знаю, какова вероятность того, что Роуэн увидит съемку именно с этой вечеринки. Сегодня в новостях покажут репортажи с десятков подобных празднований. Обычно мой брат такие передачи не смотрит, но вдруг он до сих пор пытается меня разыскать? Времени уже прошло немало. Еще один месяц, и мы будем вместе. В глубине души я боюсь, что вернусь в пустой дом. Брат мог отправиться на мои поиски или, вконец отчаявшись, съехать, не в силах жить в окружении воспоминаний. Такое часто случается. Когда у близких родственников пропадает дочь или сестра, люди переезжают на новое место целыми семьями. А Роуэн не из тех, кто сидит сложа руки.

Мысленно обращаюсь к своему брату-двойняшке. Дождись меня. Я скоро вернусь домой.

Снова тишина в ответ.

Когда Дейдре объявила, что сшила мне на вечер розовое платье, я была настроена скептически. Но стоило ей разложить его на кровати, я в очередной раз убеждаюсь, что в портняжном деле моей помощнице нет равных. На этот раз она выбрала для меня мерцающий материал приглушенного розового оттенка. По низу платья идет искусная отделка, благодаря которой оно будто утопает в снегу. Шаль расшита жемчугом. Дейдре делает мне идеально подходящий к наряду макияж.

– Готова поспорить, что все другие жёны будут в белом или голубом, – объясняет она свой выбор. – В честь зимнего праздника. Вот я и решила, что тебе захочется немного выделиться.

– Оно потрясающее. – Я не в силах скрыть свое восхищение.

Просияв от удовольствия, Дейдре подносит к моему рту бумажную салфетку, чтобы я промокнула губы.

Линден доволен, что я передумала надевать цветные линзы.

– Они на тебе жутковато смотрелись, – комментирует мое решение Сесилия.

Она стоит на пороге моей комнаты, сложив на груди руки, непричесанная, с припухшими глазами, под которыми залегли тени. Сквозь бледную кожу просвечивают все вены.

– Я уж было подумала, что тебя удар хватил или что-то вроде того. Не надевай их больше, ладно?

Нервно передернув плечами, она разворачивается и идет к себе в спальню.

После ее ухода позволяю себе обеспокоенно нахмуриться. Она совсем не похожа на энергичную, полную надежд невесту, какой была меньше года назад. Ей исполнилось четырнадцать незадолго до рождения ребенка, но в отличие от Дженны, чей день рождения прошел незаметно, Сесилия подняла вокруг своего четырнадцатилетия большой шум. У нее был торт, украшенный фигурками единорогов из сахарной глазури. Слуги должны были поднимать Сесилии настроение песнями, а Линден подарил ей роскошное бриллиантовое колье, которым бедняжке так и не представилось случая похвастаться на людях. Она какое-то время ходила в нем по дому, но после родов не надевала ни разу.

– У нее усталый вид, – говорю я Линдену. – Ты помогаешь ей с ребенком?

– Так часто, как я только могу, – отвечает он, тоже хмурясь. – Но у меня не всегда получается забрать его у отца. Он так рад рождению внука.

Линден смотрит на меня так, словно вот-вот признается в том, что я и без него уже знаю: у них с Роуз был ребенок, но он родился мертвым. Крошечная частичка Роуз, которую Линден должен был сохранить. Но он обходится лишь коротким:

– Выглядишь просто великолепно, – и берет меня за руку.

На улице стоит мороз, к счастью, шаль Дейдре оказывается довольно теплой. Линден шутит насчет того, стоит ли нам открывать сегодня люк. В ответ я прижимаюсь к мужу и говорю, что лучше оставить его закрытым. Все окна тонированы, да и на улице уже темно, поэтому понять, где именно расположены голограммы деревьев, мне не удается. Но едва мы пересекаем границу имения, я прижимаюсь лбом к стеклу, стараясь ничего не упустить из виду. Прежде всего ищу глазами какие-нибудь примечательные строения. По ним мы с Габриелем легко сориентируемся, когда окажемся за воротами.

Линден расплывается в довольной улыбке.

– Что?

– Ты так волнуешься, – объясняет он, убирая залакированный локон мне за ухо. – Выглядит очень мило.

Его замечание застает меня врасплох. Пока он мной восхищается, я думаю только об одном: как бы сбежать от него и никогда больше к нему не возвращаться. Чтобы немного загладить свою вину, когда он целует меня в щеку, широко улыбаюсь в ответ, не забывая при этом следить за дорогой.

Первым делом найдем кинотеатр. Это будет нетрудно – его яркую рекламу видно отовсюду, а неоновая вывеска на двери сообщает, что он открыт круглые сутки. Потом замечаю симпатичное местечко – столики, накрытые красными скатертями, и бумажные фонарики. Наверное, рыбный ресторанчик. Вспоминаю, что здесь совсем близко океан. Когда машина сворачивает за угол, мне удается хорошенько рассмотреть прибрежную полосу. Недалеко от берега на волнах покачиваются ярко освещенные яхты. Доносящаяся с них музыка слышна даже через закрытые окна лимузина.

– Они устраивают вечеринки на воде? – удивляюсь я.

– Это, должно быть, яхт-клубы все организовали.

– Ты когда-нибудь бывал в море?

– Один раз, совсем ребенком, – отвечает он. – Я был таким маленьким, что ничего не помню. Отец сказал, меня тошнило несколько дней. Что-то с вестибулярным аппаратом. С тех пор держусь от воды подальше.

– Так вот почему ты никогда не купаешься в бассейне и плавать так и не научился, – догадываюсь я.

Он кивает. Я в ужасе, хотя стараюсь этого не показать. Вон установил над сыном настолько жесткий контроль, что ему нельзя окунуться даже в крошечный уголок ненастоящего океана, созданный в нашем бассейне. Сомневаюсь, что в этой истории про укачивание есть хоть крупица правды. Похоже, рассказы о тяжелых болезнях, которые Линден перенес в детстве, и его слабом здоровье были состряпаны Воном с целью удержать сына подле себя. Кладу руку на колено мужа и торжественно обещаю: