Фэнтези-2011 - Сергей Булыга

Не знаю, зачем я все это сказал. Пан Сабантуевский очень разозлился, вскочил и грозно говорит:

— Лех! Что это такое?!

— Как что? — отвечает наш пан. — Это ведьмин сын, вот что. Он, между прочим, мне в хозяйстве очень помогает. Вот, например, недавно фонтан починил. Теперь туда воду носить не нужно, он сам по себе фонтанирует.

— С полным нарушением гидравлики! — очень сердито сказал его сын, а наш паныч. И гневно добавил: — Всю физику запутал, дурень!

— Кого, кого? — спросила одна пани.

— Физику! — еще раз сказал паныч. — Колдун он, панове, вот что! Мракобес! А мы его тут прикармливаем. А еще просвещенное общество!

Вот как он тогда сказал! И очень зло. Но и отец его, пан Лех, тоже крепко разозлился — но это уже на него самого — и очень гневно сказал:

— Что ты в этом понимаешь?! Какое еще мракобесие! Это нам дано от дедов и еще даже от прадедов. А кто такая твоя физика? Чужинские выдумки! Нахватался всякого, и хватит! Никуда больше не поедешь, будешь здесь сидеть и впитывать традиции. Понятно?!

И он, я так думаю, еще бы долго на Дрына кричал…

Но тут взяла слово пани Крыся. Она просто сказала:

— Лех!

И этот Лех, то есть наш пан, сразу стишился. И еще сделал вот так ладошкой по губам, то есть как будто их утер. И в гостиной стало совсем тихо. Я стоял перед столом, а они за ним сидели. Их было много, а я был один. И еще: они были большие, а я маленький. Мне, если вы этого еще не забыли, было тогда всего лет пять или семь, я только что вышел из леса. А они все были умные и сытые, и у каждого было по вилке с ножом, и перед каждым по тарелке со всякой полезной едой. А мне давись, Ясь, мухоморами! Мне стало очень горько, я сказал:

— Но мухоморы — это что! А вот у нас в лесу еще вся хата в самоцветах. Потому что где мы свечек наберемся? А от самоцветов тоже свет, и даже лучший.

— А самоцветы откуда? — быстро спросил наш пан Лех.

— Из земли, откуда же! — сердито сказал я.

— Э! — засмеялся пан. — Что-то я их там нигде ни разу не видел.

— Потому что нужно знать места!

— А ты знаешь?

— Знаю.

— Под папараць-кветкой?

— Под ней!

— И ты ее видел?

— А как же!

Вот что я, дурень, ему тогда выболтал! Где была моя дурная голова?! Папараць-кветка, ого! Или цветок папоротника, если по-вашему. Но только тут как ни скажи, а сразу все понятно. Так и там тогда все аж вот так вот рты поразевали! И вот так глаза наставили! Но пока что все молчат. После пан Сабантуевский встал, всех осмотрел, откашлялся и говорит:

— Это, панове, очень любопытно!

И еще кто-то с краю спросил:

— А какое сегодня число?

Все молчат, между собой переглядываются. После пани Крыся говорит:

— Еще через пять дней.

И это я теперь сразу бы понял, к чему все это говорится. А тогда же я еще не знал, что обыкновенные люди могут только один раз в году…

Ну, и так дальше! А тогда дальше было вот что: встал наш пан Лех и сказал, что они сейчас выпьют понятное дело за что, все засмеялись, дружно встали и так же дружно выпили. А мне, так приказала пани Крыся, дали от стола большую белую булку с изюмом и повели меня обратно домой. Дома булку разделили на всех поровну и съели. Братья и сестры были очень рады, мать молчала, а отец сказал:

— Не нравится мне эта булка, сынок. Как бы теперь не было из-за нее беды.

И он почти угадал. Но не сразу, а через пять дней, как и обещала пани Крыся. А сами эти пять дней были самые обыкновенные. Нет, даже еще лучше, потому что никто к нам тогда не цеплялся, даже меня Галяс никуда не таскал. И мы жили сами по себе. Мы только видели, что между деревней и лесом, на Дырявой Липе и под ней, сидели гайдуки и никого из наших не пускали в лес. Не велено, говорили они. А почему не велено, не объясняли, а только еще хуже злобствовали и обещали дать в зубы. В зубы никто из наших не хотел, и все возвращались обратно. Так было все четыре этих дня и даже половину пятого. А во второй половине того пятого дня, даже когда уже начало темнеть, мы как раз играли во дворе, и родители уже вернулись с поля, к нам вдруг пришел Галяс. Вид у него был очень необычный: на голове панская шляпа с длиннющим петушиным пером, сбоку на поясе толстый подсумок, а за спиной вообще здоровущий мушкет. Отец как увидел его такого разнаряженного, так не удержался и сказал:

— Вы что, ваша панская милость, часом не на Цмока собираетесь?

— Молчи, дурень безграмотный! — строго сказал Галяс. После спросил у матери: — Где твой главный сын?

Все уже знали, про кого это он так спрашивает, поэтому расступились и показали меня. А мне тогда очень не хотелось подходить к Галясу, меня всего просто трясло. Тогда отец сказал:

— Не бойся, Яська! Может, это даже к счастью! — и даже подтолкнул меня. И еще он вот так улыбнулся. А у самого в глазах стояли слезы. Я это очень хорошо запомнил. И никогда не забуду!

А тогда я вот так сморщился и подошел к Галясу. Галяс взял меня за руку, и мы пошли со двора. Я тогда, как чувствовал, боялся оглянуться — и не оглядывался. Мы быстро шли, солнце садилось, тени были длинные. Мне вдруг почему-то стало страшно, я даже стал упираться. Но Галясу это ерунда, он меня дергал, куда было надо, и я скоро опять стал послушный. И тут он как раз привел меня в маёнток, а дальше в парк, а еще дальше к фонтану…

И что там тогда творилось! Там опять, как раньше за столом, панов просто кишело. И все они были в шляпах с перьями, с мушкетами и еще в высоких сапогах. А у Галяса таких не было, это я сразу отметил. И еще я отметил вот что: все паны подходили к фонтану, а там стоял наш главный повар и подавал им каждому по полной кружке воды из той струи, которую наш паныч почему-то обозвал неправильной. А эти пили с удовольствием и еще говорили, что славно. Мне это очень понравилось, я даже засмотрелся на них. И тут вдруг услышал:

— Ага!

Я повернулся на это «ага» и увидел, что это сказал наш пан Лех, он уже стоял возле меня. Он тоже был в шляпе с пером, с мушкетом и в высоких сапогах.

— Ага! — сказал он еще раз. — Вот мы и все в сборе!

— А где, — вдруг спросил я, — наш паныч Стась?

— Э! — сразу разозлился пан. — Что он в этом понимает?! Просвещенец! — и тут же строго продолжал: — Но это дела не касается. Пошли садиться.

Тут он схватил меня за руку и потащил следом за собой на край поляны, в темноту. Но это для них (и для многих из вас) темнота, а я сразу увидел, что там стоят панские кони, и панские же егеря, и панские борзые собаки. И оттуда же, навстречу нам, задудели охотничьи рога. А собаки сразу забрехали и стали кидаться во все стороны, их чуть удерживали на поводках.

— Мы едем на охоту? — спросил я.

— Нет, — сказал пан, продолжая тащить меня за руку, — мы едем совсем за другим. Сегодня же какая ночь!

— Какая? — спросил я.

— Не притворяйся! — сказал он.

— А я не притворяюсь! — сказал я. И повторил: — Какая?

Тут он остановился, очень сердито глянул на меня и так же сердито сказал:

— Купальская, какая же еще! И мы с тобой едем за папараць-кветкой. И ты нам ее найдешь! Понятно?! А не то я тебя зарублю!

Тут он схватился за саблю и даже вытащил ее из ножен и занес над моей головой. А второй своей рукой он продолжал держать меня за мою руку. И он так крепко держал, что у меня на этом месте остался синяк на всю жизнь. А тогда он, кроме этого, и вообще чуть руку мне не оторвал! А я смотрел на него и ничего ему не говорил. И он тоже молчал, только вот так сверкал глазами. Вокруг нас стали собираться другие паны. А гайдуки принесли еще света. А то им там было темно. А когда стало светло, наш пан Лех засмеялся и сказал:

— Понял меня, щенок? Я тебе не пани Крыся. От меня белых булочек не жди. А вот чего!

И вдруг как жахнет саблей надо мной! И мой чуб начисто срубил! Я поднял свободную руку, пощупал то место, где только что был чуб, но опять ничего не сказал, а только посмотрел на пана Леха. А пан Лех, и очень злобно, закричал:

— Чего уставился?! Думаешь меня заколдовать?! А вот тебе дуля!

И сунул мне дулю. И они все засмеялись. А я подумал: ладно! А они, вдоволь насмеявшись, замолчали, пан Лех опять стал надо мной саблей размахивать и говорить:

— Ну что, щенок, надумал?! Поедем за папараць-кветкой?

И я опять подумал: ладно! Сами напросились, гады! Отведу я вас, куда надо, и, как надо, утоплю! И говорю:

— Поехали!

А он:

— Куда?

А я:

— Буду показывать. Только надо ехать быстро. А то еще до утра не успеем.

— Успеем! — говорит пан Лех. — На Зайчике мигом доскачем!

А Зайчик — это у него был такой конь, весь беленький и самый лучший в конюшне. И вот он первым сел на Зайчика, после подхватил меня за шиворот и посадил перед собой. После спросил:

— Куда?

Я сказал:

— Прямо!

И мы поехали, все вместе, всей охотой. Мы с паном Лехом впереди, и я ему говорю, когда куда нужно сворачивать. И едем, едем мы, уже стало совсем по-настоящему темно, а мы едем и едем, и я это сразу решил, на Волчинское болото в Асоцкую дрыгву. Чтобы, я тогда очень зло подумал, они все как один утопились и ни один обратно не вернулся! Вот, думал я тогда, как это было бы славно!