Центр мира - Михаил Кречмар

– Не коз, а овец. Мы ещё не добрались до настоящих горных пастбищ, – сказал молчавший по сию пору Хорхой. – Мы пока пересекаем только каменный пояс. Интересно: большая часть любых высоких гор построена ступенями, мы сейчас переходим со второй на третью.

Выход на третью ступень Тянь-Шаньского горного хребта произошёл довольно неожиданно. Путники преодолевали склоны перегиб за перегибом и на следующем перегибе видели лишь очередной перегиб с россыпями валунов, стоящих, будто выставленное неровной цепью античное войско с маячащими то тут то там отдельными пирамидами арчи. Но наконец в какой-то момент перед ними открылась зелёная сплошная равнина, имеющая лишь небольшой уклон кверху. Клубящиеся облака, из которых до сих пор лениво и попеременно сыпал то снег, то дождь, остались внизу – под самыми ботинками. А впереди, над ней всё так же недоступно сияли ослепительные вершины хребта.

Довольно далеко, примерно в километре, над увалом поднимался дым и кружило на одном месте серое пятно отары. Зим поглядел в бинокль.

– Стадо овец плюс конный пастух. Интересно, он подъедет поглядеть, или как?

– Ну, наверное, подъедет, – произнёс задумчиво Хорхой. – Скучно им здесь, бедолагам.

– Значит, документы достать придётся, – покачал головой Макс.

– Подъедет – достанем, – равнодушно сказал Зим. – Пока наша дорога довольно очевидна: она туда, вверх.

– Что-то я тропы уже и не вижу, – с сомнением произнёс Макс.

– А её здесь и не будет, – решил Хорхой. – С точки зрения местных жителей, этот перевал непроходим. Поэтому тропа здесь и кончится – на летовках.

Зим снова вытащил карту.

– С этого места до того, где я предполагал ступить на ледник, – двенадцать километров. На перевал мы поднимемся за полдня, а затем двинем гребнем, как московская группа. Этот момент – «двинем гребнем» – меня больше всего и беспокоит. Судя по тому, что я наблюдаю в бинокль отсюда, а также исходя из того, что я смыслю в науке географии, – ничего, кроме снега, камня и ветра, на гребне не будет. То есть перед нами встанет вопрос об убежищах.

– Каких убежищах? У нас ведь палатка с собой…

– Какая палатка, Макс? При более-менее приличном ветродуе цена нашей палатки – тьфу. По крайней мере, так происходит в Заполярье. Палатка палаткой, но саму её ещё надо укрыть от ветра в какой-нибудь дыре.

– В дырах здесь лучше не укрываться, – неожиданно заговорил Хорхой. – Это – высокогорье. Здесь того и гляди сверху что-то то падает, то сползает…

– Ну да. Вы же у нас альпинист, – хмыкнул Спадолин.

– Горный турист.

– А что, есть разница?

– Вообще-то, огромная. Но в данном случае она в вашу пользу.

– Альпинист – объяснил Зим, – это тот… м-м-м… чудак, который добирается до какого-нибудь пупка и кладёт всю энергию на то, чтобы залезть на его вершину. Горный турист – это тот, кто залезает на перевал и потом идёт по гребню с пупка на пупок.

– Не знаю откуда и куда он идёт, – прервал его Спадолин, – но у нас будут гости. Минут через двадцать.

– Тогда самое время вскипятить чай, – переключился Зим.

– Да мы ж пили часа полтора назад, – возразил Макс.

– Лишним не будет. Вообще, это обычная практика на Севере: в любой мал-мала сомнительной ситуации – пей чай, думай.

– Но мы не на Севере.

– И слава Богу. Любые коллизии севернее 56-й параллели гораздо сложнее того, что происходит южнее её. Мне достаточно пришлось пошататься в советские времена по Памиро-Алаю. Да и в этих горах приходилось болтаться – чисто для собственного удовольствия, только чуть западнее, в Киргизии. Что я понял совершенно точно – любое мероприятие в этих местах, несмотря на высокогорье, неизмеримо проще того, что приходится испытывать в гораздо более низких хребтах какой-нибудь системы Черского. Здесь пройти сорок километров с сорока килограммами на плечах способен, чуть напрягшись, любой более-менее физически развитый мужик. А в Предполярье это и на самом деле – подвиг. Данный факт отношу за счёт более сухого воздуха.

– Здесь ближе солнце, – добавил Хорхой. – Даже в декабре на высотах ниже четырёх тысяч метров днём на солнце по-настоящему тепло. Несмотря на вечный снег.

Вскоре, как и ожидалось, подъехал пастух. Выглядел он совершенно обыденно. Возраст его, как у большинства много работающих на открытом воздухе азиатов, можно было определить в очень широком диапазоне – от двадцати пяти до пятидесяти пяти лет, тёмное лицо покрывали мелкие морщинки, оставленные ветром, метелями, тяжёлыми раздумьями и мимолётным весельем от немногочисленных счастливых моментов, таких как рождение жеребёнка или прибавление в собственной семье. Он был одет в синий чепан и шапку с меховой оторочкой. Зим жестом предложил ему сесть у маленького костерка и налил чаю. Затем вытащил из-за пазухи пакет бумаг, который вручил ему перед восхождением майор Чен, и протянул пастуху. Киргиз только «мазнул» взглядом по шапке из красных иероглифов с золотой печатью, отодвинул пакет от себя и с удовольствием отхлебнул из кружки. Затем он начал показывать какие-то знаки, тыкая пальцем в вершины Тянь-Шаня.

– Вот дьявольщина, – проговорил Спадолин, – никто из нас его не понимает…

Зим неожиданно показал туда же, куда показывал пастух, потом сделал стригущий жест пальцами, затем показал растопыренную ладонь. Пастух немного задумался, потом согнул руку в локте, пробежал пальцами другой руки по ней до самого плеча, и снова показал на среднюю из висевших над долиной вершин.

Зим нахмурился, ткнул пальцем в грудь пастуху, потом показал растопыренную пятерню и ещё один палец. Пастух рассмеялся.

Спадолин, совершенно оторопев, наблюдал за этим диалогом. Хорхой только посмеивался в свои тонкие мушкетёрские усики.

Зим с пастухом «беседовали» таким образом минут пятнадцать. Чай за это время заваривался дважды, в какой-то момент киргиз и Зим отошли от костерка, нашли среди травы песчаный пятачок и принялись что-то на нём чертить прутиками.

Наконец пастух вновь сел на лошадь и медленно потрусил к ожидавшей его отаре.

– Ну и что? – наконец осмелился спросить Алекса Спадолин.

– Интересно, – усмехнулся Зим каким-то своим мыслям. – Все кочевники имеют примерно одинаковый язык жестов. Эдакий «эсперанто странников». Наверное, ещё потому, что всегда рискуют встретиться с представителями совершенно другой языковой группы. Не скажу ничего об африканцах, но в Евразии и Северной Америке это точно так. Я общался в Колорадо с одним сиу, и он немного посвятил меня в свой знаменитый язык жестов. Признаться, я поразился, как много он имеет общего с такой же системой у тунгусов и чукчей. Решил здесь попробовать.

– Работает?

– Ещё как. Меня интересовало, поднимался ли кто-нибудь по этой долине, возможен ли проход по перевалу и появлялись ли здесь другие люди.

– А он?

– Он пасёт здесь овец с тремя братьями и деверем. Насколько я понял – всю жизнь.

– Да я о другом. Что он ответил-то?

– На его памяти в этом месте поднимались только какие-то люди, собиравшие травы. Один раз, и это было очень давно. Но несколько месяцев назад на гребне хребта он видел людей, которые шли на восток.

– Группа Гельмана! Не может быть! Отсюда до вершин ещё километров десять!

– Тогда киргизы кочевали чуть выше. Кроме того, у пастуха в кармане полушубка торчит бинокль.

– Всё равно, увидеть их с этих пастбищ практически невероятно.

Зим поднял свой бинокль, ощупывая линзами каждую скалу и каждый гребень на хребте.

– Пожалуй что так. Тогда – вот что. Полагаю, он маленько охотится на козлов, баранов, или что здесь ещё водится. По крайней мере, он подробно объяснил мне, где мы встретим стадо тэков. Значит, пастух может подниматься куда угодно.

– А что он рассказал про пещеры? – вступил в разговор Хорхой.

– Про пещеры?

– Да. Ведь вы же спрашивали его про пещеры?

Зим поглядел на Хорхоя – угрюмо и испытующе.

– Прежде всего, он сказал, что когда-то здесь было очень много людей.

– Прямо здесь или в соседнем ущелье?

– И здесь, и в Кара-Суу. Но это было очень давно. Люди жили в каменных постройках прямо у подножия снега.

– А чем они питались в этих каменных постройках? Снегом, что ли?

– Он говорит, что сюда приходили караваны из долины. Караваны шли, и их вели очень известные люди. Когда обитатели вершин хотели, то они общались с людьми из долины. Не хотели – не общались. Потом сюда поднялись солдаты. Очень много воинов.

– Совсем непонятно. Зачем сюда понадобилось подниматься большому количеству воинов?

– Пастух говорит, что они хотели принудить «горных людей» к общению.

– Тогда уж – к сотрудничеству, – хихикнул Спадолин.

– Ну, тебе виднее. Только ничего у них не вышло. Горные люди ушли.

– Они ушли под землю, – уточнил Хорхой.

– Ну, пастух этого не утверждает. Он говорит, что было похоже на то, что они или поднялись в воздух, или ушли под землю.