Когда птицы молчат (СИ) - Unknown

Она стояла такая же бледная и напряженная, губы раскрылись, и с видимым усилием она сказала:

Давай поговорим дома.

Голос ее был осипшим, будто она заболела, глухим и невыразительным.

Наконец, какой-то плотный лысоватый мужичок подскочил и к нам, предлагая отвезти домой «за дешево». У меня не было ни сил, ни желания торговаться, поэтому я просто сел вперед, она хлопнула задней дверью.

Мы едем в молча, и, если бы не визжащее радио, от звенящей тишины, повисшей между нами, можно было бы оглохнуть.

Таксист, словно уловив атмосферу, тоже не произносит ни слова.

После Гонконга улицы родного города кажутся пустынными, вымершими, движение на дорогах - вялым.

Из охрипших динамиков какая-то писклявая малолетка поет о безнадежной любви. Знала бы она, что такое безнадежность.

Это когда едешь домой и понимаешь, что скоро у тебя его не будет, не будет больше любящей жены, не будет пирогов по субботам и уток с яблоками по воскресеньям. Не будет спокойного, мирного пробуждения, когда рядом самая желанная женщина на свете.

Где повернуть?

Да вон там, на светофоре, а потом до самого конца.

Я расплачиваюсь, и мы идем в темный сырой подъезд. Она по-прежнему молчит, а мне уже хочется услышать все грязные подробности ее измены.

В квартире пахнет чем-то съедобным, желудок предательски громко урчит. Еда в самолете была безвкусной. Она сбрасывает босоножки и идет на кухню, как делала миллион раз. Я впитываю ее движения, узнаю и стараюсь запомнить ту легкость, с какой она открывает и закрывает шкафчики, чуть приподнимаясь на носочках.

У меня нет аппетита, - говорю я, отворачиваясь, хотя рот уже наполнен слюной.

Она молчит и продолжает хлопотать, что-то разогревая в микроволновке и звеня столовыми приборами.

Меня тешит мысль, что, возможно, она таким образом старается загладить свою вину. Что другой мужчина – всего лишь ошибка, и она поняла это.

Устало опускаюсь на диван в зале. Мышцы еще ноют от неудобного кресла эконом-класса. Везде чисто, как обычно прибрано. Она всегда была хорошей хозяйкой. Из кухни доносится убийственно вкусный запах чего-то домашнего. Но она не зовет к столу, хотя больше я не слышу ее легких шагов.

Когда иду в ванную, вижу, что она сидит на своем привычном месте, напротив выставленной тарелки с ароматным дымящимся мясом с чем-то, что ужасно хочется съесть.

Не могу пересилить себя и, вымыв руки, сажусь напротив. Молча принимаюсь за еду, проглатывая жаркое чуть ли не с языком, она же смотрит на меня, подперев подбородок рукой.

Когда моя тарелка опустела, откидываюсь на спинку стула и выжидательно смотрю на нее. Она делает несколько глубоких вдохов и, наконец, еле слышно говорит:

Прости меня.

С кем ты спала?

Разве это важно? Как ты узнал?

Мне было бы интересно услышать, кто тр*хал мою жену, пока я был в отъезде, кто делает это настолько хорошо, что она повисла у него на шее, едва отправив благоверного в командировку.

Она молчит, ее немигающие глаза пристально и беспокойно всматриваются в меня, выискивают что-то. Потом она еще раз глубоко вздыхает.

Ты его не знаешь. Да это и не имеет значения. Я предала твое доверие, я разрушила наш брак.

Да, ты сделала это, не моргнув глазом! – я начинаю непроизвольно повышать голос. В ссорах у меня нет никакого опыта, по сути, это происходит впервые.

Ты справедливо можешь обвинить меня во всем, но того, что произошло, не изменишь.

Ты права. От этой мерзости, которую ты привнесла в нашу семейную жизнь, несет дохлятиной. Этого запаха невозможно не заметить, от него не отмыться.

Влад, если ты хочешь скандала…

Я хочу размазать твое красивое лживое лицо, взять и натыкать им в собственное дерьмо! – меня начинает нести, но я не могу остановиться. Я никогда не разговаривал так с ней, никогда не позволял грубого слова или резкости, но сейчас начинаю думать, что было бы хорошо, если бы она знала, что я на такое способен, боялась бы до этого довести и ценила мое отношение к ней.

Не разговаривай со мной так, - ее голос по-прежнему спокоен и тих.

А ты не заслуживаешь иного обращения!

Пусть не заслуживаю. Если ты хочешь вылить на меня весь гнев, давай, облегчи душу, а потом поговорим, как нам быть дальше.

О чем тут вообще можно разговаривать?! – я вскакивая и начинаю нервно расхаживать по маленькой кухне.

Я тоже придерживаюсь этого мнения. Мы больше не можем быть вместе.

Все уже решила? – зло бросаю я. Внутри закипает лава, готовая прорваться, как нарыв, и выплеснуться наружу. – Уходишь к своему еб*рю?

Мы можем расстаться тихо, без скандала, чтобы не травмировать Женю, - продолжает она так, словно не говорит сейчас о разрыве, словно не перечеркивает столько счастливых лет уверенной, холодной рукой.

Об этом нужно было думать раньше, когда тр*халась со своим хахалем. Тогда в твою пустую головенку не приходила мысль о нашей дочке? – я откровенно ору, иногда запинаясь от гнева и разочарования, от того, что она так спокойна, а я так выбит из колеи.

Влад …

Не произноси мое имя! - абсолютно слетаю с катушек. – Больше не произноси мое имя так, словно ты не изваляла его в грязи!

Мы можем развестись тихо и спокойно, никто не узнает о причине.

Я знаю! Я знаю!

Я больше не могу быть с тобой. Не могу, понимаешь? – ее голос начинает скакать и срываться от близких слез, подступивших к горлу. – Да и ты со мной не сможешь после того, что я сделала. Нам не ужиться вместе.

Ты его любишь?

Она замолкает, в широко раскрытых глазах страх, губы подрагивают, но не раскрываются.

Ты его любишь? – реву я.

Люблю! – кричит она в ответ и замирает, когда моя рука резко тянется к ней.

Хватаю ее за горло, надавливаю ощутимо, до хрипа. Она неподвижна, не пытается ослабить мою хватку, а глаза с вызовом, открыто смотрят на меня. Пальцы разжимаются, она хватает воздух ртом, медленно встает, не глядя больше на меня, и уходит.

Я замираю в ужасе и неостывшей ярости. Что я только что хотел сделать? Придушить ее? Заставить расплатиться за жестокие слова? Сделать больно физически, уж если она раздавила меня морально? Становится гадко. Прислушиваюсь к звукам, которые доносятся со стороны дальней комнаты. Скрипнула дверца шкафа, щелкнул доводчик выдвижного ящика. Она собирает вещи.

В груди потяжелело, словно она оказалась полной камней, руки безвольно повисли.

Она уходит. Это серьезно. Это навсегда. Она все решила.

Реальность, злая и жестокая, обрушилась на голову лавиной, унося дыхание, забирая мою жизнь.