Земные радости - Филиппа Грегори

Элизабет сняла фартук, повесила его на крючок и направилась к двери.

— Что ты имеешь в виду? — прокричал Джон ей в спину.

— Тебе нужна вон та.

Он затих, когда понял, что она имеет в виду: Элизабет указала на ложку, которой пользовалась во время готовки, — на длинную ложку.[24]

Слух о том, что король Яков умер, а его сына будут короновать как короля Карла Первого, достиг Чорли на следующий день. Элизабет как раз продавала на рынке травы со своего маленького лотка. Соседка задала ей вопрос, вернулся ли ее муж и привез ли из Лондона какие-нибудь новости о происходящем.

— Вчера вечером он был очень усталым, — посетовала Элизабет со свойственной ей смесью благоразумного умалчивания и честности. — Едва ли обронил хоть одно разумное слово. Сегодня утром я оставила его хорошенько выспаться. Наверное, когда он проснется, то поделится со мной лондонскими новостями, но к тому времени это будут уже не новости.

— Настала пора перемен, — решительно заявила соседка. — Я поддерживаю нового короля. Боже, храни короля Карла и спаси нас от этих проклятых испанцев! И храни, Господи, Бекингема! Уж герцог точно знает, что нужно делать.

— Боже, храни их обоих, — согласилась Элизабет. — И направь на путь истинный.

— А король присмотрел невесту во Франции, — сообщила соседка. — И что ему не жениться на хорошей английской девушке, воспитанной в нашей религии? Почему обязательно на католической принцессе?

Элизабет пожала плечами.

— Странные дела творятся в мире. Ведь уже вся страна у их ног, а им мало…

Она замолчала, и соседка замерла в надежде все-таки услышать пикантную сплетню.

— Суета, — добавила Элизабет к разочарованию соседки. — Суета сует. — Она оглядела тихий рынок. — Пойду-ка я домой. Может, муж уже проснулся.

Уложив маленькие горшочки с травами в корзинку, она попрощалась с соседкой и по грязной улице побрела к своему жилищу.

Джон сидел за кухонным столом, перед ним — кружка с элем и нетронутый ломоть хлеба. Когда Элизабет вошла и повесила накидку на крючок за дверью, он вздрогнул и быстро произнес:

— Прости меня, Элизабет. Вчера я был уставший и сердитый. Был обеспокоен тем, что видел и слышал.

Она подождала, не скажет ли он еще что-нибудь.

— Жизнь при дворе полна искушений, — неловко выговорил Джон. — Начинаешь ощущать себя в самом центре мира, и тебя уносит все дальше и дальше от настоящих ценностей. Ведь больше всего я люблю садоводство, тебя и Джея, и меньше всего мне пристало бить баклуши в приемных правителей, как девке-служанке.

Элизабет кивнула.

— А то возомнил себя в центре великих событий, ну просто актер на грандиозной сцене, — продолжал Традескант. — И думаю, что там без меня все пойдет не так, что без меня просто не обойтись. — Он замолчал и тихо рассмеялся. — Я дурак и знаю это. Ты посмотри! Герцог достиг наивысшей точки своей власти и тут же, немедленно, отослал меня домой.

— Ты пойдешь во дворец? — осведомилась Элизабет. — Пойдешь сегодня на работу?

Джон повернулся к двери.

— Нет. Я буду гулять, пока не достигну гармонии с самим собой. Я чувствую… — Он сделал странный печальный жест. — Чувствую… будто меня сняли с дыбы… Это сложно объяснить. Чувствую, будто я сам себя разрушил и теперь мне необходимо войти в прежнее состояние.

Элизабет взяла небольшую тряпочку и завернула кусок хлеба с сыром.

— Погуляй, — посоветовала она. — Вот твой обед. Вернешься вечером домой, а я приготовлю вкусный ужин. Ты выглядишь так, словно тебя отравили.

Джон отшатнулся, как от удара по лицу.

— Отравили? О чем это ты?

Лицо Элизабет стало еще серьезнее.

— Просто ты выглядишь так, будто жизнь при дворе не идет тебе на пользу, Джон. О чем же еще?

Он быстро провел рукой по лбу, словно стирая холодный пот, и ответил:

— Точно не идет на пользу. В результате я тут нервничаю, как загнанное животное, хотя должен тихо и спокойно сажать свои семена.

Традескант взял хлеб и сыр из рук жены.

— Буду дома к вечеру, — пообещал он.

Элизабет притянула супруга к себе, сжала его тревожное лицо в ладонях, положила его голову себе на грудь и поцеловала в лоб, как мать, благословляющая и прощающая.

— Молись, пока будешь гулять, — прошептала она. — И я помолюсь за тебя, пока буду прибираться в доме.

Джон схватил шляпу и открыл дверь.

— О чем ты будешь просить за меня в своих молитвах, Лиззи? — поинтересовался он.

Взгляд Элизабет был смиренным и серьезным.

— Чтобы ты избежал искушения, муж. Мне кажется, ты выбрал путь, ведущий в сеть мирских искушений.

Всю весну Джон с упрямой угрюмостью трудился в садах Нью-Холла. Вишни, которые он особенно любил, зацвели хорошо. Розовые и белые бутоны налились и потом раскрылись — они не ведали опасений Традесканта, что их красота пропадает зазря, раз хозяин сада их не видит.

Бекингем не появлялся. Ходили слухи, что в Лондоне свирепствует чума, в бедных кварталах мертвые валяются прямо на улицах и чумная телега проезжает два, а то и три раза в день. Здоровые горожане прятались в домах за запертыми дверями. Каждый, кто только мог, сбегал за город, где выяснял, что деревни вдоль дороги, ведущей из столицы, закрыли двери перед лондонскими торговцами. Никто не ведал, как распространяется чума. Возможно, через прикосновения, возможно, по воздуху. Когда потеплело, люди заговорили о чумном ветре, о том, что теплый мягкий весенний ветерок якобы вдувает чуму прямо под кожу, а потом под мышками и в паху вырастают чумные бубоны величиной с яйцо.

Джон тосковал по Бекингему и страстно желал знать, что с герцогом все в порядке. Он с трудом верил в то, что с наступлением жаркой погоды двор надолго задержится в Лондоне. Молодой король не может подвергать себя и друзей такой опасности, иначе он полный безумец. Но ни одна живая душа в Нью-Холле не ведала, когда двор покинет Лондон, никто не мог сказать Джону, прибудет ли двор с визитом и заглянет ли домой сам герцог. Ведь он мог бы приехать один, устав от дрязг и соперничества и решив спокойно побыть у себя в доме, в своем саду, среди тех, кто его любит.

Распаковав индийские диковины, Джон разложил их в небольшой комнате по собственному вкусу. Все вместе они выглядели неплохо. Несколько красивых шкур и шелковые ткани он приказал пришить к полосам из прочного холста, а уже эти полосы развесить на стенах как портьеры или драпировки. Для драгоценностей Традескант изготовил застекленную горку со сложным золотым замком, единственный ключ от которого хранил для герцога. А тот все не появлялся.