Мертвоград - Алексей Калугин

– Какое это имеет значение?

– Знаете что, Марина Викторовна, – старший расправил плечи и заложил руки за спину, – давайте придерживаться правил. Согласны?

– Правил? – Женщина стянула края кофты на груди и вцепилась в них пальцами. – Каких еще правил?

– Правило первое. Я – спрашиваю, вы – отвечаете. – Он не задавал вопрос. И не делал предложения. И первое, и второе подразумевало размышления. Как возможное следствие – сомнение. Он диктовал правила. Поэтому он даже не сделал паузы перед тем, как задать вопрос: – В квартире есть еще кто-то, кроме нас?

– Нет.

– Где ваш брат?

– Я не знаю. Я думала, это вы мне скажете.

Последнее замечание провалилось в пустоту. Ее мнение в данный момент никого не интересовало.

– У вас имеются предположения или хотя бы догадки насчет того, где он может находиться?

– Нет.

– Когда вы видели его последний раз?

– Когда уходила на работу.

– Вы работаете в ночной кондитерской.

– Да.

– Значит, уходили из дома?..

– В половине девятого. Примерно. Я работаю неподалеку.

– Ваш брат в это время был дома?

– Да.

– Чем он занимался?

– Не знаю. Он не любит, когда я захожу к нему в комнату.

– То есть вы ушли, даже не сказав ему об этом?

– Я крикнула, что ухожу.

– У вас с братом плохие отношения?

– Почему плохие? – Марина пожала плечами. Или, может быть, поежилась. – Нормальные.

Старшему оперативной группы не казалось нормальным то, что сестра говорит брату «пока», даже не заглянув к нему в комнату. Но он не стал акцентировать на этом внимание. Его мнение на сей счет не имело отношения к делу.

– У него были какие-то планы на вечер?

– Не знаю. Он не говорил.

– Только сегодня не говорил? Или – вообще не говорит?

– Вообще.

– И вы понятия не имеете, куда он обычно ходит?

– Нет.

– С друзьями его, полагаю, вы тоже не знакомы?

– Нет.

Старший широко улыбнулся и погрозил девушке пальцем:

– Мне кажется, вы не хотите нам помочь.

– В чем?

– В поисках вашего брата.

– Я не заявляла о пропаже.

– Да, но вы искали его. И мы решили, что вам необходима помощь.

– Лично ваша?

– Помощь Гильдии.

– Можно подумать, Гильдии есть до нас какое-то дело.

– Гильдии до всего есть дело.

– Что-то я раньше не замечала проявлений заботы с ее стороны.

– А мы не выставляем свою работу напоказ. И не требуем за нее благодарности. Мы просто делаем свое дело.

– Как сейчас?

– Именно.

Со стороны разговор мог показаться бессмысленным. Но по ходу его было проведено и отражено несколько легких мематак. Как и предполагал старший опергруппы, Марина был совершенно неопытным мемевтиком. Вернее, она даже понятия не имела о технике мемпоединка и действовала исключительно по наитию. Некоторые способности у нее просматривались. Но можно было с уверенностью сказать, что их развитием никто и никогда не занимался. Между тем старшему обещали сильного и опытного бойца. Теперь же ему становилось откровенно скучно. При желании он мог легко заставить хозяйку якобы нехорошей квартиры сделать заявление о том, что она и ее брат состояли в преступном сговоре со всеми, без исключения, соседями, с первого по девятый этаж, целью которого было физическое устранение киуров Московской Эсперанты с последующим захватом власти. Только это было не нужно. Да и неинтересно. Все равно что отнять у малыша конфету.

Нельзя сказать, что внимание старшего опергруппы усыпила слишком спокойная обстановка. Потому что именно это – слишком уж все тихо! – должно было его насторожить. Ну, а раз этого не произошло, значит, противник оказался куда хитрее и коварнее, чем предполагал оперативник. В противном случае он бы непременно обратил внимание на явно неспроста пришедшее ему в голову шаблонное выражение о малыше и конфете. Деконструировать его не составляло труда. Многие, пытавшиеся отобрать у малыша его законную конфету, терпели фиаско. А это означало, что все не так просто, как кажется. Старший оперативник подсознательно чувствовал угрозу. Но почему-то оставил это без внимания.

Почему?

– Угостите-ка нас чаем, Марина Викторовна! – бодро улыбнулся старший оперативник. – За чайком-то мы все и обсудим.

Одно из тех предложений, от которых невозможно отказаться. Просто невежливо.

Марина ничего не ответила. Лишь плечом повела как-то неловко. И пошла на кухню. Гостям незваным приглашение сделано не было. Подразумевалось, что они сами проследуют куда нужно.

Так они и поступили.

Стоявший у двери пошел следом за девушкой на кухню. А старший направился в глубь квартиры. Он хотел осмотреть ее спокойно и без помех. Оперативник был уверен, что ему удастся обнаружить следы якобы бесследно исчезнувшего младшего братика. Братик Семка непременно должен был оставить ниточку, которая приведет оперативников прямехонько к нему. Где бы он, зараза, ни прятался.

Первая комната с отдельным входом принадлежала хозяйке. Тут даже вопросов никаких быть не могло. Старший только заглянул в комнату, убедился, что в ней никого нет и, с осуждением покачав головой, вышел. Он не испытывал ни малейшего желания рыться без надобности в чужом нижнем белье. А оно, это самое белье, было разбросано повсюду. Похоже, Марина Викторовна понятия не имела, что такое порядок. А может быть, неверно интерпретировала значение этого слова.

Следующая комната оказалась чуть больше первой. Это было что-то вроде небольшой гостиной. Или общего зала. С телевизором, несколькими шкафами как платяными, так и книжными, и старой продавленной тахтой. Войдя в комнату, оперативник задумался. Крепко задумался. В мире существует уйма всяческих фобий. Люди боятся самых разных, зачастую совершенно безопасных и безвредных вещей, событий и явлений. Говорят, есть такие, кто панически боится рыжих. Или – клоунов. Но, кажется, он даже не слышал о том, что существуют люди, которым внушает ужас сама только мысль о том, что там, где они находятся, можно навести порядок. Как должна называться такая фобия? Клинофобия? Или как-то иначе? На полу разве что только гниющие объедки не валялись. А вот тарелки грязные высовывались из-под тахты. Одежда, книги, журналы, постельное белье, какие-то инструменты – все было заботливо свалено в кучу. Чтобы добиться подобного беспорядка, нужно не просто прекратить убираться, а прилагать еще массу усилий к тому, чтобы мусора становилось все больше, совершенно ненужные вещи появлялись невесть откуда и оставались навсегда, а все остальные вроде как необходимые вещи занимали совершенно не предназначенные для них места, где их почти невозможно было отыскать. Окинув все это взглядом – даже «бардак» – неподходящее слово, – оперативник только порадовался тому, что ему не пришлось заходить на кухню. Можно было представить, что там творится.

Дверь слева, по всей видимости, вела в комнату брата Семки. На двери красной краской, имитирующей кровавые потеки, было наискосок намалевано: «Put In! Forever!» А чуть ниже, уже по-русски, черным маркером: «До Бетельгейзе нам не долететь!» Это были весьма распространенные в молодежной субкультурной среде мемконструкции, которые, как полагали их создатели и распространители, должны защищать от шогготов и Ктулху. Скорое пришествие последнего в среде маргиналов считалось фактом неоспоримым. С Ктулху, понятное дело, никто опытов не проводил, а против шогготов используемые пацаньем мемы были абсолютно неэффективны. Факт, увы, неоспоримый.

Оперативник хмыкнул, толкнул двумя пальцами дверь и вошел в комнату. Ему даже не пришла в голову мысль о том, что демонстрация неактивных мемов могла быть намеренной. Удивительное легкомыслие.

Оперативник провел рукой по стене, но не нашел выключателя. Не растерявшись, он громко хлопнул в ладоши. Под потолком загорелась трехрожковая, вся выгнутая, будто гибнущий Лаокоон, люстра. Алюминий и пластик – неомодерн. Ну, что ж, парнишка любил гаджеты. Это – понятно. Более того – это нормально. В комнате, как и во всей квартире, царил беспорядок. Но это был какой-то упорядоченный или, может, лучше сказать, систематизированный беспорядок. Хозяин легко мог отыскать в нем все, что ему требовалось. А так – низкая кровать, полуразвалившееся кресло, стол с музыкальным центром, старое пианино, на котором, судя по всему, уже много лет никто не играл. На стенах – плакаты. Как типографские, так и самодельные. Коллаж в сочетании с хоум-граффити. Видимо, парнишка увлекался конструированием простеньких мемвирусов. Ну а кто сейчас этим не увлекается? Прежде все на гитарах бренчали. Да только Роберт Джонсон как был, так и остается единственным и неповторимым. И новый «Перекресток» никто еще не написал. Старший опергруппы не сомневался, что, заглянув в стол, обнаружит там ноутбук с перепрошитым аккумулятором и пиратским софтом. Что ж, хуже было бы, окажись вся его комната заставленной горшками с марихуаной. А до пиратского ноутбука оперативнику дела не было. Ноутбук был нужен только затем, чтобы выяснить контакты и вычислить возможное местонахождение разыскиваемого парня. Впрочем, начать можно было с коллажей. Самодеятельные создатели коллажей и граффити, как правило, занимаются этим с одной-единственной целью – заявить о себе миру. При этом каждый стремился не поведать зрителю о своем богатом внутреннем мире, которого, впрочем, могло и вовсе не быть, а лишь обозначить сам факт своего существования. Застолбить место под солнцем. Каждое из подобных творений кричало одно и то же.