100 великих казней - Елена Авадяева

Вскоре он отправился за границу. В эмиграции он сошелся с вожаками боевой организации партии социалистов-революционеров и полностью попал под влияние их тактики индивидуального террора. Осенью 1903 года в Женеве Каляев стал членом боевой организации эсеров, созданной для осуществления террористических актов.

По заданию этой организации в начале января 1904 года Каляев перешел русскую границу и под видом торговца табаком появился в Петербурге. Он был членом группы эсеров, которая готовила убийство Плеве.

Переодетый лоточником, офеней, извозчиком, он принимал участие в слежках за министром. Его подпольная кличка – Поэт.

15 июля 1904 года покушение удалось. После убийства Плеве Каляев скрывался – уехал за границу. Но пробыл он там недолго, вернулся для того, чтобы принять участие в новой охоте – за великим князем Сергеем Александровичем Романовым, дядей царя Николая II. Его обвиняли в пристрастном отношении к евреям, которых среди эсеров было большинство. Ему решили припомнить, что по его настоянию при Александре III тысячи еврейских семейств были выселены из Москвы. Князю инкриминировали также и то, что при его попустительстве произошла давка на Ходынском поле на торжествах по случаю коронации Николая II.

Каляев купил сани и лошадь и систематически стал следить за князем, изучать его маршруты.

Покушение назначили на 2 февраля. Однако, когда Каляев приблизился к карете с бомбой в руках, он увидел, что рядом с князем жена и малолетние дети. Покушение перенесли на 4 февраля.

Покушение произошло в Кремле, на Арсенальской площади. Когда до двигавшейся навстречу княжеской кареты оставалось не больше четырех шагов, Каляев бросил бомбу. Раздался взрыв. Около здания Судебных установлений среди обломков разбитой кареты лежал труп московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича Романова.

Оглушенного взрывом Каляева схватили на месте покушения.

Арестованный признался сразу, что является членом боевой организации партии социал-революционеров и убил великого князя Сергея Александровича по ее приговору.

Вначале заключенного держали в Якиманской части, затем перевели в Бутырскую тюрьму—в Пугачевскую башню. Через несколько дней его посетила великая княгиня Елизавета Федоровна, вдова убитого князя Сергея Александровича. Во время свидания она подарила ему иконку. Каляев взял ее. Вот что писал по этому поводу защитник заключенного:

«Я был чрезвычайно поражен и обратился к Каляеву с вопросом: «Разве вы верующий человек?» Он ответил: «Я мое дело сделал, как мог, но я был и виновником величайшего человеческого горя неповинной женщины, и я чувствовал себя нравственно обязанным облегчить ей ее страдания, насколько это было возможно».

Суд над Каляевым проходил в Особом присутствии Сената 5 апреля 1905 года в Москве. Дело слушалось при закрытых дверях. В зале находились лишь несколько жандармских офицеров, чинов магистратуры, лиц прокурорского надзора и мать обвиняемого. Она держалась мужественно и не проронила ни одной слезы даже в тот момент, когда прочли смертный приговор сыну.

Когда Каляеву дали слово, он сказал, что суд, который его судит, не может считаться действительным, ибо судьи являются представителями того правительства, против которого борется партия социал-революционеров. Единственно праведным судом может быть суд народный, суд истории. Не он один, Каляев, а вся Россия борется сейчас против самодержавия. Стачки, демонстрации, аграрные беспорядки, вооруженное сопротивление и народные восстания увенчаются успехом. Он верит в это, видит грядущую свободу России и гордо умирает за нее.

После прений сторон и последнего слова подсудимого был зачитан приговор.

Каляева признали виновным. По совокупности решение гласило: подвергнуть Ивана Платоновича Каляева по лишении всех прав состояния смертной казни через повешение.

«Я счастлив вашим приговором, – сказал Каляев судьям. – Надеюсь, что вы решитесь исполнить его надо мной так же открыто и всенародно, как я исполнил приговор партии социал-революционеров. Учитесь смотреть прямо в глаза надвигающейся революции».

Прошение о помиловании Каляев подавать не стал. «Помилование я считал бы позором», – писал он в одном из писем товарищам.

«Из рук убийцы рабочих 9 января я не приму жизни», – писал он уже царю.

После приговора Каляев подал кассационную жалобу. Он заявил, что убил великого князя Сергея Александровича не как дядю императора, а за его вину перед народом. А в приговоре был сделан упор именно на «дядю императора».

С этим приговоренный не хотел соглашаться.

В одном из последних писем к матери Каляев писал:

«...Состояние моего духа неизменно! Я счастлив сознанием, что поступил так, как этого требовал мой долг. Я сохранил в чистоте мою совесть и не нарушил целости моих убеждений. Вы знаете хорошо, что у меня не было личной жизни для себя, и если я и страдал в жизни, то лишь страданиями других.

Было бы смешно заботиться мне о сохранении жизни теперь, когда я так счастлив своим концом. Я отказался от помилования, и Вы знаете почему. Не потому, конечно, что я расточил все свои силы телесные и душевные – напротив, я сберег все, что мне дала жизнь, ради моего конечного торжества в смерти...»

9 мая 1905 года Каляева привезли на полицейском пароходе в Шлиссельбург – мрачную крепость, овеянную печальными легендами. Его поместили в камеру под надзор двух тюремных жандармов.

Каляев попросил себе бумаги, перо, табаку и спичек. Он долго писал, не отрываясь, часто рвал исписанные листки и вновь писал. Узник будто спешил до своей казни сказать кому-то последнее слово, боясь, что не успеет.

Почти весь день 9 мая Каляев писал, но затем все зачеркнул, оставив только слова, произнесенные Петром I перед Полтавской битвой: «А о Петре ведайте, не дорога ему жизнь, была бы счастлива Россия».

В 9 часов вечера в камеру в сопровождении смотрителя Шлиссельбургской тюрьмы вошел прокурор. Он объявил: казнь будет ночью. Ни один мускул не дрогнул на лице осужденного. Прокурор подал ему для подписи прошение о помиловании. Каляев решительно отказался подписать. Прокурор вышел, однако вскоре снова появился в камере и стал упрашивать заключенного подписать прошение. Восемь попыток сделал прокурор и каждый раз слышал от Каляева категоричное: «Нет!»

Всю ночь Каляев не раздевался и не ложился спать. А в это время во дворе тюрьмы строили эшафот. Строили торопливо, чтобы успеть до рассвета. Стук топоров доносился до слуха обреченного...

Когда в камеру вошел священник, Каляев сказал ему, что он обрядов не признает, что он уже совершенно приготовил себя к смерти и в жизни со всем покончил.

На эшафот Каляев поднимался с гордо поднятой головой, твердым, уверенным шагом. Крест целовать отказался. Подошел палач, накинул на него саван, помог подняться на табурет, накинул на шею петлю и отбросил ногой табурет.

Тело повисло в воздухе. Палач был пьян и накинул петлю кое-как, тело начало биться в судорогах. Сцена была настолько жуткой, что начальник штаба Корпуса жандармов барон Медем зарычал на палача: «Я тебя, каналья, прикажу расстрелять, если сейчас не прекратишь страданий осужденного!»

Через полчаса палач вынул из петли повешенного и положил его на эшафот.

Крепостной врач обнажил покойному грудь, послушал, пощупал пульс – сердце Каляева не билось...

Солдаты уложили тело в деревянный ящик, снесли и закопали его за крепостной стеной – между валом, окаймляющим крепость со стороны озера, и Королевской башней.

ПЕТР ШМИДТ

В октябре 1905 года в Севастополе происходили митинги и забастовки. Петр Петрович Шмидт (1867—1906), отставной лейтенант морского флота, не остался равнодушным к происходящим событиям. Он был единственным офицером, появлявшимся на митингах и собраниях, и нередко сам выступал на них с речами.

Он протестовал против самодержавия, и все его речи были пропитаны этим протестом. «Свобода необходима человеку, как воздух», – сказал он однажды на митинге. Однако он полагал, что перемен можно добиться конституционным путем. И только когда правительство в ответ на все мольбы общества обнародовало указ 6 августа об образовании при правительстве совещательного органа, не имеющего никаких прав, так называемой Булыгинской думы, в настроении Шмидта произошел резкий переворот. В своих воспоминаниях он писал: «Моя надежда на полезность петиций, т.е. на мирный путь, имела место до обнародования Булыгинской конституции. С этого момента вся Россия переменила мнение».

17 октября 1905 года царь издал свой знаменитый манифест, в котором обещал народам России «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний, союзов», а также созыв законодательной Думы.