Чёрный город - Борис Акунин

— Теперь мне нужно п-поспать. Ровно два часа. Я лягу в самой дальней комнате, пусть ко мне никто из твоих посетителей не суется.

— Свой кинжал на порог положу. Никто не перешагнет. Спи спокойно, Юмрубаш.

Вытянувшись на ковре, Фандорин принял позу тотальной расслабленности.

«Всё, что можно было сделать, сделано. Всё, что нужно будет сделать, сделаю. А сейчас отключиться. Два часа блаженной пустоты».

Разговор с чертом

Дятел жевал пустой мундштук. Курить здесь строжайше воспрещалось. На белом кафеле темнела собственная тень — то густела, то светлела. Это мигала лампа под потолком. Скоро, наверное, перегорит.

— Что, приятель, — мысленно сказал Дятел силуэту, — охота входит в финальную фазу? Едет, едет, едет к ней, едет к любушке своей?

— Фандорин-то, а? — хохотнул Черт. — Да, ловко ты его.

Дятел посмотрел на часы. С писаниной Краб управится сам, бумажки заполнять можно и одной рукой. Минут десять еще, пожалуй, есть. Нужно войти в правильное настроение, максимально собраться. Малейшая ошибка может всё погубить.

Для того он и отлучился в уборную. Чтобы побыть одному.

— И поболтать с закадычным приятелем, правда? — шепнул Черт. — Теперь Слон от нас не уйдет.

Тупое животное немного встревожено, оно покачивает ушами, помахивает хоботом, но уверено, что настоящей опасности нет. Самое уязвимое место гигантской туши надежно защищено, сильно пугаться нечего.

Как во всяком большом деле, самое главное было — найти ахиллесову пяту: точку, удар по которой сразит насмерть, казалось бы, непобедимого врага.

Точка эта — Баку. Современные великие державы, сами того не заметив, стали топливными наркоманами. Без энергоресурсов государство моментально задохнется, как организм без кровотока.

В России два источника энергии: уголь и нефть. С углем сделать что-либо трудно, его копают во многих местах. С нефтью проще. Почти девяносто процентов добывается на одном пятачке — на Апшеронском полуострове, который отделен от остальной страны Кавказскими горами и морем. Нефтепродукты поступают всего по трем артериям: по Каспию кораблями, по суше железнодорожными составами и по керосинопроводу.

Железная дорога встала. Договориться с эсдеками-меньшевиками было непросто, но в конце концов пришли к общему знаменателю.

Эсеры, которые контролируют Каспийскую танкерную флотилию, поломались-поломались, но тоже согласились присоединиться к общему хору.

А нынче ночью произойдет иллюминация на бакинской Насосной станции. Огненная волна прокатится на восемьсот километров. Во многих местах выведет из строя железную дорогу, вдоль которой проложен трубопровод.

Товарищи в Донбассе и Сибири начнут всеобщую стачку угледобывающей промышленности. Шахтеры пока колеблются, им сейчас стали неплохо платить, но когда начнется всеобщая буза, возобладают пролетарская солидарность и неистребимый дух пугачевщины, присущий русскому народу.

Страна останется без нефти, мазута, машинных масел, а затем и без угля. Но важнее всего — останется без керосина. Встанут станки и транспорт — это еще ладно. Однако если в домах погаснет свет (а на восемьдесят восемь процентов освещение в России керосиновое), наступит эпоха Великой Тьмы.

На темных улицах городов вырастут баррикады. Их заполнят рабочие остановившихся заводов.

На темных просторах крестьянской страны вспыхнут помещичьи усадьбы.

В темных казармах зашевелятся разагитированные солдаты.

Военно-промышленной клике придется забыть об империалистической войне — кинутся спасать собственную шкуру. Но не спасут. Слон самодержавия, трехсотлетний одряхлевший исполин, не устоит на своих тумбообразных ножищах. Рухнет, издохнет.

И тогда всеобщая стачка прекратится. Свет воссияет вновь, озаряя бескрайнюю страну, наконец освободившуюся от рабства.

— Не зря операцию назвали «От тьмы к свету», — сказал Дятел собеседнику.

Черт не был бы чертом, если б в ответ не ввернул шпильку:

— Ты всю жизнь в подполье, в темноте. Сможешь ли ты жить на свету? Не ослепнешь? — В голосе Лукавого зазвучали вкрадчивые нотки. — Может, и о семье задумаешься? Тебе скоро сорок, молодость тю-тю. Скажи мне, человек-остров, а не превратиться ли тебе в полуостров, когда закончится борьба?

— Не подкатывайся, тварь! — свирепо оборвал искусителя Дятел. — Сначала нужно завалить Слона.

И подумал — даже от Черта тайком: когда свершится великое общее Дело, можно будет заняться личным счастьем. Насыпать перешеек к другому острову. А потом, глядишь, создать целый архипелаг.

После того как издохнет Слон, всё это станет возможно.

Бой с ракообразным

Фандорин подъехал к Насосной станции на извозчике. Был он в накладной бороде и очках, на голове — инженерская фуражка с околышем горного ведомства.

Предосторожность оказалась не излишней. Хотя уже стемнело, площадка перед воротами и пропускным пунктом была залита электрическим светом. Вокруг же не горело ни одного огонька: производственные корпуса, нефтяные вышки, резервуары, склады казались безжизненными. Забастовка превратила Черный Город в безлюдную пустыню.

Охраняли керосинопровод без дураков: шлагбаум с часовым, прожекторные вышки, вдоль стены — патрули, находившиеся в пределах видимости один от другого.

Эраст Петрович назвался караульному начальнику.

— Так точно, ваше превосходительство. Вас ожидают.

— Где у вас мусорная к-корзинка?

Он отодрал фальшивую растительность, очки сунул в карман. Поручик не удивился: был предупрежден, что действительный статский советник явится в камуфляже.

Перед выездом Эраст Петрович позвонил Сент-Эстефу. Сказал, что ночью на станции ожидается диверсия, но предпринимать ничего не нужно. Людей там достаточно, а контроперацию возглавит лично он, Фандорин. К господину директору было две просьбы: дать начальнику охраны нужные распоряжения и прислать форменную одежду.

— И всё? — нервно спросил Эммануил Карлович. — Вы шутите! Я немедленно еду на станцию.

— Ни в коем случае. Это насторожит д-диверсантов.

Сент-Эстеф вздохнул и смирился.

— С Богом! Я буду у аппарата.

Дежурный командир охранения капитан Васильев выполнил полученные по телефону инструкции в точности.

— Никаких изменений в обычном распорядке до прибытия вашего превосходительства не производилось. О диверсии знаю только я и мой помощник капитан Симонашвили. Известно ли, в чем именно состоит замысел преступников? Что это будет: штурм, подкоп, атака бомбистов?

— Не з-знаю. На какое время назначено нападение, тоже неизвестно. Поэтому не будем медлить. Проведите меня по территории, потом пойдем внутрь.

Осмотр выявил то, что и требовалось установить: здесь много небольших построек — подсобок, сарайчиков, будок, складских помещений. Если в расположение проникнет небольшая группа боевиков, спрятаться ей будет нетрудно.

«Как проникнет? А черт ее знает. Однако не собирается же Дятел в самом деле штурмовать объект, который охраняется целым батальоном жандармов, в лоб? Значит, придумал что-нибудь хитрое. Возможно, он и его люди уже где-то здесь. Ждут удобного момента или назначенного часа».

— Хорошо. П-покажите, где находятся уязвимые места станции.

— У нас тщательно продуманы меры противопожарной безопасности, — на ходу объяснял капитан. — Все покрыто толстым слоем невоспламеняемого лака. Трубы, по которым поступает с заводов керосин, снаружи огнеупорны. Единственная зона, где опасно любое возгорание и тем более взрыв, это насосный зал. Но вы сейчас увидите, как строго он охраняется.

Коридор, которым они шли, сделал поворот и вывел к двери. Над нею поблескивала странная металлическая дуга. Часовой с «маузером» на поясе отсалютовал начальнику и молча протянул руку.

Васильев стал расстегивать кобуру.

— Это техническая новинка, металлодетектор. Если кто-то пытается пронести внутрь металлический предмет весом более ста граммов, срабатывает сигнал тревоги. Поэтому огнестрельное оружие нужно сдавать. Даже мне. Мало ли что? Произойдет самопроизвольный выстрел, рикошет. Страшно вообразить. В насосном зале у охраны только короткие кинжалы в кожаных ножнах.

Оба сдали часовому пистолеты, капитан отстегнул шашку.

Пошли дальше — сверкающим, ослепительно белым проходом. Если б не всепроникающий резкий запах керосина, можно было бы подумать, что это сверхсовременная клиника или научная лаборатория.

С каждым шагом всё громче звучало мощное уханье, будто неподалеку шумно дышал запыхавшийся исполин.