На руинах Мальрока - Артем Каменистый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От крика подскочили остальные, и вскоре я оказался в полуокружении: семь противников. У одного меч, другой с топором, остальные лихорадочно возятся с луками — натягивают тетивы. Меня это ничуть не испугало — я ведь не просто так устроился на этом дереве. Если что, просто завалюсь назад, прикрывшись толстым стволом от обстрела. А там и отползу в сторону — наблюдать за мной через пламя, объявшее подкинутое дрова, не получится.
Сидя с самым невозмутимым видом, я поднял палку, протянул вперед, наблюдая, как пламя охватывает кончик, укоризненно произнес:
— Я вас сто раз мог прирезать, но не стал, а вы сразу за оружие хватаетесь.
Палку, кстати, я жег не зря. Как известно, есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: как горит огонь; как течет вода; и как работает другой человек. Инструктор, не вдаваясь в тонкости психологии, объяснял так: "Любое твое действие, совершаемое с огнем, вызывает повышенный интерес — это инстинкт, сохранившийся с первобытных времен. На кого-то он почти не действуют, другие будут просто загипнотизированы им: уставятся на огонек, который разгорится на конце палки. Когда придет удобный момент, просто отбрось ее в сторону — есть хорошие шансы, что кто-то проследит за ней взглядом, потеряв время. А время это хорошо — иной раз одной секунды более чем достаточно, чтобы проигрышную ситуацию превратить в выигрышную".
Пусть я пока что не владею секретным кун-фу, но кое-что умею. Если вы, ребята, не захотите со мной дружить, то найду что на это ответить — убить не убью, но удеру просто мастерски.
— Это ты?! Солдат?! То есть шут?! — быстро поправилась рыжая.
— Ты, я вижу, с момента нашей первой встречи не стала воспитаннее. И вообще по-девичьи забывчива, — покачав головой, я мягко, будто разговариваю с глупым ребенком, пояснил: — Не солдат я. И не шут. Два раза с тобой уже встречаемся, а ты все не можешь запомнить такие простые вещи.
— У-убить его? — опять старый знакомый не сумел смолчать — аж заикается от неожиданного пробуждения и жажды смерти.
Не обращая на него внимания, девушка требовательно произнесла:
— Как ты нас нашел?!
Ответить я не успел: захлопали крылья, щеку обдало ветром, на плечо плюхнулась зеленая тушка, вытянув шею, сурово уставилась на партизан. Вот ведь пернатый негодяй — специально прибыл, чтобы я всю славу обнаружения отряда не приписал себе!
Если бы небо сейчас засверкало от вспышек салютных ракет, а на поляну заехал двенадцатидверный лимузин, и откуда под звуки американского гимна и вспышки лазеров вывалилась группа участников эксцентричного шоу трансвеститов в своих лучших сценических нарядах, все это не смогло бы вызвать и сотой доли последовавшей реакции.
Готов поклясться печенью Зеленого!
Опять наступила тишина.
Мертвая.
Лишь дрова трещат в огне, и возле уха сопит птиц.
Признаться, я тоже замер, как эти семь статуй — несколько удивился их реакции. Они здесь что — никогда попугаев не видели? Бедные дикие туземцы…
Где-то неподалеку треснула ветка под чьей-то ногой — мои люди, похоже, потеряли терпение, и сжимают кольцо окружения. Кто-то уронил топор — в мертвой тишине звук удара о землю показался громом. Все дружно вздрогнули (даже я), стряхивая оцепенение. Рыжая неуверенно, голосом наивно-восторженной гимназистки лет двенадцати, поинтересовалась:
— Это… это… вот это… Попугай этот ваш?!
— Сложный вопрос, — честно ответил я. — С какой-то стороны он мой, но с другой абсолютно свободен в своих действиях и предпочтениях. С таким же успехом, можно сказать, что я принадлежу ему.
— Так вернее будет, — нагло поддакнул Зеленый.
После его слов бедные партизаны опять впали в ступор — хоть телегу подгоняй и грузи их будто бревна. Кстати, а почему восьмой продолжает спать? Так и лежит под плащом. Глухой? Или помер от радости, не вставая?
— Вы страж? — опять спросила рыжая.
Голос ее был столь же смешной — она теперь ничем не напоминала ту язву, что окрестила меня шутом. И столько неистовой надежды было в этом голосе, что я не смог ответить шутливо или уклончиво. Сказал просто:
— Да.
Детина, порывавшийся меня убить, вдруг заплакал как ребенок, упал на колени, обхватил лицо ладонями.
— Мы вас ждали. Давно ждали, — произнесла девушка, и, вскинувшись, уже почти прежним голосом затараторила: — Простите за грубость. Все очень неожиданно. Мы ведь не знали. Позвольте представиться: я Альра, из Мальрока.
Ветки за моей спиной затрещали, из кустов высунулся Дирбз, виновато доложил:
— Простите, сэр страж — уж очень долго вас не было, так что мы начали подтягиваться, — повернувшись к девушке, воин добавил: — Альра — это уменьшительное от Мальрок?
— Да, — тихо ответила рыжая.
Покачав головой, сержант хмыкнул:
— Баронская дочка. Незаконнорожденная, но дочка. Ну и дела…
— А это кто? — я неопределенно указал на остальных:
— Кто это?.. Это люди…разные люди. Тоже из Мальрока. Мы не темные, и не демы. Мы просто люди. Мы последние люди. Последние люди здесь. Одни из последних… Здесь мало людей теперь…очень мало.
В руках партизан все еще оставалось оружие, но это уже никого не напрягало — даже осторожного Дирбза. Межгорцы больше не выглядели агрессивными или опасными: бесконечно уставшие, во всем разочаровавшиеся, и только сейчас встрепенувшиеся от надежды.
Надежду им принесли мы… сами того не желая.
Сержант, окончательно выбравшись из кустов, тихо, чтобы никто не услышал, произнес почти в ухо:
— Признаю — был неправ. Словами с такими надо — только словами.
Я не стал рассказывать, кому обязан идеей с мирными переговорами. Честно признать, мне было немного неловко за свою недавнюю злость и кровожадность. И пусть Зеленый наглое скрытное создание, но спасибо ему за этих "партизан". И его магистру…