Куратор - Оуэн Кинг

в третий раз, отчего левое предплечье Ван Гура приняло форму буквы V, а пальцы разжались.

Человек, которого звали не Энтони, попятился и ухватился за стену. Кое-как вздохнув, он выблевал на ковер посольства. Уже давно никто не причинял ему боли. Но он не обиделся – теперь все вокруг казалось ярче. На полу, разбросав изувеченные руки в стороны, судорожно дышал Ван Гур. Отлетевшая от деревянной ручки пистолета щепка прилипла к крови и поту на лбу сержанта.

– …Почему? – выговорил он.

– Потому что мне нужно знать то, что знаете вы, – ответил его собеседник, медленно дыша и чувствуя, как осколок льда, который соединял его тестикулы с желудком, тает и уменьшается. – Я не смогу закончить, пока вы мне не скажете все.

И он сдержал слово, хотя закончили они очень не скоро. К тому времени, когда Ван Гур рассказал все, что знал, – и о ненадежности временного правительства, и о патовой ситуации на Великом Тракте, и о волнениях в городе, и о Корабле-морге, который якобы бороздит моря и воздуся, и о молодой горничной с ее музеем и любовником лейтенантом, и о том, где взять известку в достаточном количестве, – к тому времени, когда Ван Гур сделал полное признание в своих многочисленных преступлениях: надругательствах, насилии и жестокости, наступило утро. Только тогда его собеседник очень вежливо перерезал сержанту горло.

Часть III

Куратор

Бродячая кошка

Игру в бродячую кошку придумал Амброуз. Играющим полагалось притаиться там, где потемнее, – например за дверью, и когда мать, отец или нянька пойдут мимо, выпрыгнуть и схватить их за ноги. Если раздастся испуганный вопль, значит, ты отличная бродячая кошка.

Δ

Служанка из небогатой семьи видела Амброуза в Лисе. Он все отрицал, но мать ему не поверила. Отцу было все равно. Ди слышала, как пикировались родители.

– Ну и что, если сходил разок? – отмахнулся отец. – Мальчишки повсюду бродят.

Отец работал в банке и больше всего любил покой. С Ди он играл в единственную игру собственного изобретения под названием «Шустрая девочка».

В этой игре Ди приносила газету с консоли у двери, отдавала отцу и говорила: «Пожалуйте, сэр», а он с силой нажимал большим пальцем на ее ладонь и говорил: «Вот умница, на́ тебе пенни». Когда отец учил Ди играть, ей было даже интересно, но оказалось, что это вся игра. Получив газету, отец отсылал дочь из комнаты с наказом вести себя тихо и прилично.

– Папа, а давай я буду приносить газету кому-нибудь еще? – предложила однажды Ди.

– Нет, пока не вернешь мне мой пенни, – ответил отец, посмеиваясь за развернутой газетой.

Мать во многих отношениях проявляла еще больше безразличия. Обычно она была по горло занята собой – зваными обедами, концертами и шопингом. Ди видела ее только перед сном, когда мать целовала дочь на ночь после того, как ее уложит нянька.

– Вот умница, совсем готова смотреть сны, – произносила мать и быстро выходила в коридор, плотно прикрыв дверь и оставив в темной спальне шлейф лавандовых духов.

Однако слухи об Амброузе деморализовали мать, совсем как в тот раз, когда она углядела морщинку на обоях в столовой. Она буквально не могла есть – взгляд то и дело метался на огрех на стене. В конце концов отец приказал горничной встать у стены, закрыв собой морщинку, чтобы мать могла проглотить несколько кусков, а на другое утро пришел мастер и переклеил обои.

– Что он там делал? – добивалась мать, дергая щеткой заузленную прядь Ди. Впервые на ее памяти мать после купания отослала няньку к себе и пришла обиходить дочь сама.

– Он туда не ходил, – ответила Ди. Вообще-то у нее возникло подозрение, что брат бывал в Лисе, – Амброуз ежедневно наведывался в Общество, следовательно, мог посещать и другие места, но с ней не делился. Ди надеялась, что, если она его не выдаст, брат ей потом что-нибудь расскажет.

– У мальчишек порой возникают плохие идеи, – продолжала мать.

У девочек тоже случались плохие идеи. Когда Ди представляла, как Амброуз отлупил дерзких мальчишек совком для угля, ей нисколечко не было их жалко, а, наоборот, становилось даже радостно. Матери этого не понять. Она хотела, чтобы Ди выросла гладкой, как обои.

– А если ты увлечешься вредной идеей и совершишь что-то плохое, – продолжала она, – на тебя сядет пятно. Некоторые пятна выводятся, но большинство пятен – нет. Лис кишит людьми, которые пошли на поводу у дурных идей и запятнали себя, и теперь они вынуждены гнить в собственной грязи. – Мать так потянула щетку, что Ди показалось, будто ее скальп отделяется от черепа, но она закусила губу и стояла смирно. – Девушка с пятном никому не нужна, это я тебе сразу могу сказать, Дора.

– А его видно, пятно?

– Иногда, – ответила мать, и ее голос перешел в шепот. – Только это непохоже на пятно. Скорее это выглядит как бугор. От этого тебя начинает тошнить, и все это замечают.

Δ

Амброуз еле сдержал раздражение, когда Ди доложила ему о подозрениях матери. В доме все уже спали.

– Она думает, я подцеплю там ветрянку, – сказал он, присев на краешек постели Ди.

– А ты ходил в Лис?

– Мои странствия влекут меня по всему городу.

– А ты подцепишь ветрянку?

– Нет.

– А что такое ветрянка, Амброуз?

– Еще одна бяка, от которой можно умереть. Ты лучше волнуйся о грабителе с ножом или о холере.

О холере Ди знала. «Перчатка на двери, пару дней живи, грязную воду в рот возьмешь и на Плавучем морге уплывешь».

– Люди, как правило, легковерны, – сказал Амброуз. – Это инстинкт выживания. Потому что они не такие сильные, как мы. Мать не понимает, что это ради постижения истины. Она из самых глупых, она не в состоянии до конца познать истину.

– А я? – тут же спросила Ди. – Я в состоянии познать истину?

В темноте нельзя было разглядеть заячью улыбку, но она слышалась в голосе Амброуза:

– Сейчас, пожалуй, только половину истины. Существуют невероятные силы, Ди. Если мы научимся ими управлять, эти силы дадут нам безграничную власть. Мы сможем останавливать войны, побороть бедность. Мы сможем провидеть будущее и избегать катастроф. Мы сможем даже победить смерть и спасти мир – или перейти жить в другой мир, оставив этот. Большего я тебе пока сказать не могу. Надо дождаться, пока ты подрастешь.

Пожелав ей сладких снов, он ушел, а Ди боялась, что Амброуз тайком уйдет из дому под покровом ночи и станет жить со своими друзьями в Обществе психейных исследований, и читать книги под огромным мобилем галактики, и обедать у