Куратор - Оуэн Кинг

к нему мелких чиновников и слуг бывших членов правительства, он ни разу не получал от Энтони отчетов.

Дверь открылась, и изнутри на Ван Гура пахнуло таким смрадом, что сержант отшатнулся, задохнувшись.

Энтони стоял босиком, одетый только в военные штаны; заросли курчавых волос у него на груди блестели от пота. Ван Гур решил, что стук пробудил гиганта ото сна – ну, тем хуже для него.

– Сержант?

Ван Гур, не отвечая, отодвинул деревенщину плечом и прошел в маленькую гостиную.

– Я ищу женщину, она самовольно жила в здании позади твоего. – Гостиную освещала единственная настольная лампа, так что можно было различить только силуэты кресел, низкого столика, камина, секретера и дверь в соседнюю комнату. – Она саботажница, очень опасная. Я пришел забрать ее для допроса, а она сбежала. Возможно, она прошла через задний двор. Ты ее видел?

– Нет, – ответил Энтони, – я как раз выходил, прибирался. Она там не проходила, сэр.

– Ты уверен?

– Да, сэр, – сказал Энтони. – Хотите сладкого кофе, сэр?

– Где телефон? И что здесь происходит? Воняет как десять тысяч куч дерьма!

Взгляд Ван Гура упал на картину, на которой в этой темноте можно было разглядеть нечто похожее на птицу. Телефонный аппарат стоял под картиной.

Ван Гур подошел, снял похожую на воронку трубку и прислушался. Кашляя на каждом втором слове от стоявшего в комнате густого зловония, сержант говорил, прикрыв рот рукавом:

– Мы вызовем сюда подкрепление с собаками и найдем ее. Надеюсь, она сдаст того, с кем состояла в заговоре, в обмен на снисхождение. Я, пожалуй, поговорю с ней наедине. Я смогу ее убедить. Чем здесь так воняет, эй, ты?

– Хотите сладкого кофе, сэр? – повторил Энтони.

Ван Гур опустил руку и уставился на Энтони, который уже закрыл входную дверь и вышел на середину гостиной. Его длинные руки висели по сторонам, потная обезьянья грудь блестела.

– Нет, я не хочу сладкого кофе! Мне, того гляди, помойное ведро понадобится! Открой дверь, чтобы хоть воздух шел! Ты что, идиот? У тебя сточная труба переполнилась? Почему ты никого не вызвал починить? Если даже нельзя починить быстро, они бы известью засыпали, меньше воняло бы! Как ты сам терпишь? Тебе что, не пахнет?

– Как привыкнешь, так и перестаешь замечать, – отозвался Энтони и задумчиво переспросил: – Известь, значит?

– Да, известь! Потому что здесь воняет, как в августе на бойне! – Насколько помнилось сержанту, этот верзила довольно способный – вспомнить хоть его стихи о душах, но, похоже, Ван Гур в нем ошибся: гигант оказался законченным чурбаном. – Чем ты здесь занимался? – все сильнее заводясь, говорил сержант. – Ты допрашивал людей, которых я присылал, или просто смотрел на них и тупил, пока они не уходили? Где донесения, которые ты обязан был присылать?

– Давайте я сделаю вам сладкого кофе, сэр, – сказал гигант.

Ван Гур только рукой махнул – дело безнадежное. Нельзя одновременно говорить с имбецилом, дозваниваться до коммутатора и пытаться не задохнуться в этой вони.

Из трубки долго не слышалось сигнала. Сержант наклонился проверить провод, уходивший в тень за секретером. Вытянув его, Ван Гур увидел, что провод аккуратно обрезан.

Δ

Из соображений безопасности Энтони, хотя это не было его настоящее имя, обрезал провод садовым секатором. Молодая гувернантка, служившая в семье мирового судьи, удивила его, когда очнулась от своего кофе и направилась к телефону. Человек, которого вообще-то звали не Энтони, легко успел ее остановить, но предупреждение принял к сведению и провод обрезал.

После этого он провел с ней особенно подробное и полное интервью, во время которого гувернантка рассказала ему все, каждый секрет, который когда-либо хранила, и каждую надежду, которую питала.

– Вы верите, что она вас тоже любила? – спросил ее Энтони ближе к концу. Они давно перешли от делишек мирового судьи – гувернантка видела хозяина всего однажды, он не интересовался младшими детьми и не различал близнецов – к исследованию ее природных склонностей, которыми занимались довольно глубоко. Речь зашла о ее интрижке с другой служанкой, с поварихой. – Говорите правду, мэм.

Оставшееся веко гувернантки затрепетало, и она выдохнула с тоненьким присвистом:

– Нет… Я в это не верю…

Она казалась искренней, но, с другой стороны, люди бывают ненадежны. Если хочешь добраться до сути дела, нельзя верить на слово.

– Вы понимаете, мэм, что для нее не исключена возможность рано или поздно оказаться там, где вы сейчас, и я смогу перепроверить ваши слова?

Губы гувернантки сложились в слабую улыбку.

– Да, – прошептала она. – О да… Надеюсь, так и будет…

Человек, которого звали не Энтони, тоже на это надеялся.

Он всегда чувствовал себя не таким, как все. Узнавать людей было интересно – они начали становиться понятнее. Они оказались куда более похожи на него, чем он привык думать.

Сержант Ван Гур выпрямился у секретера, держа в руке обрывок провода. Крепко сбитый коротышка с кривым носом и пренебрежительной ухмылкой, он напоминал человеку, которого звали не Энтони, бойцового пса.

– Почему ты не сказал, что провод обрезан, чертов идиот? Эта стерва бегает по округе, а ты мое время тратишь? Так?

– Сэр… – начал гигант.

– Это ты обрезал, чертов волосатый кретин? Зачем? – Сержант отбросил провод. – Чем ты здесь занимался? Это вонь от того, что ты делал? Где донесения? Ты обязан мне отчетом! – Ван Гур шагнул вперед и ударил по влажной волосатой груди человека, которого звали не Энтони.

Верзила видел с высоты своего роста, как коротышка уставился на свою руку, на секунду прижавшуюся к курчавым зарослям: даже в свете лампочки можно было понять, что волосы на груди влажны от крови. Ван Гур отступил на шаг, но человек, которого звали не Энтони, выхватил сзади из-за ремня длинные клещи и ударил сержанта в левый висок. От удара коротышка отлетел на стул, который развалился под его весом. Через мгновенье сержант оказался на четвереньках и пополз вперед, стукнувшись головой в стену, как слепой. Он упал на бок, и человек, которого звали не Энтони, разглядел, что клещи разъели кожу под волосами до кости: в ране зиял как бы кусок белого кафеля в мелких цветных прожилках. Ван Гур извернулся и упал на спину. Лицо у него было как у пьяного, глаза закатились, язык вывалился изо рта, но правая рука нашла кобуру на бедре и выдернула оттуда пистолет. Человек, которого звали не Энтони, размахнулся клещами еще раз, сломав Ван Гуру три пальца и размозжив деревянную ручку пистолета. Сержант закричал, но схватил здоровой левой рукой противника за пах и сжал. Человек, которого звали не Энтони, задохнулся и ударил клещами