Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга вторая: июнь 1942 – январь 1943 - Геннадий Леонтьевич Соболев

у нее часы золотые. На другой – браслет, золотые кольца. Каждая кухарка, работающая в столовой, имеет теперь золото. Или взять военных, которые работают в городе при штабах, приезжают на машинах домой, привозят продукты и пьянствуют. Воюют наверное так же, как здесь в тылу работают».

… «Хорошо живут те, кто в столовых, в магазинах, на хлебозаводах работают, а нам приходится много времени тратить, чтобы получить мизерное количество пищи. А когда видишь наглость сытого персонала столовой – становится очень тяжело».

…«Прожить трудно. Живем сегодняшним днем, что будет завтра не знаем. Хотя некоторые живут хорошо и войны не чувствуют. Особенно везет евреям, уселись в магазины и столовые, где не только жрут и крадут продукты. Они имеют возможность посылать своим эвакуированным семьям по несколько тысяч в месяц».

За последние десять дней подобных сообщений зарегистрировано 10.820, что составляет 1 сообщение на 70 чел. населения Ленинграда.

В августе месяце арестовано за расхищение продовольственных товаров 494 человека.

По данным агентуры, в торгующей сети и снабженческих организациях арестовано ряд хищнических и спекулятивных групп, расхищавших продукты питания.

Арестован товаровед Ленпромторга Ю., его жена Ю. – счетовод бюро заборных книжек Фрунзенского района. Управхоз Г. и другие, всего 5 чел.

На квартирах этих лиц обнаружено и изъято 193 тысячи рублей денег, на 165 рублей золотой монеты, 20 часов и различные промтовары.

Арестованы 7 чел. работников магазина № 1 Трансторгпита Октябрьской ж.д., во главе с зав. хлебным отделом И., чл. ВКП(б).

Группа похищала хлеб из магазина и продавала его по спекулятивным ценам. Участники группы вошли в преступную связь с карманными ворами А. и Ф., от которых получали продкарточки, выкраденные у населения в трамваях и очередях.

За расхищение продуктов питания путем использования уже отоваренных талонов, арестованы ревизор Куйбышевекого райпищеторга Д., зав. магазином № 4 А. и два продавца этого магазина.

При обыске у них изъято:

18 тысяч рублей денег, золотые вещи, около 25 кгр. продуктов и много парфюмерных изделий.

Арестована зав. столовой № 12 Кировского Райпищеторга Ф., чл. ВКП(б).

Ф. систематически расхищала продукты из столовой, которые обменивала на ценные вещи и промтовары.

У Ф. изъято 20 кгр, продуктов питания, 4 золотых кольца, несколько часов и другие золотые вещи.

Арестован директор магазина Фрунзенского райпищеторга С., чл. ВКП(б), и 6 чел. его соучастников, работников магазина и хлебозавода № 12.

Участники группы систематически расхищали хлеб с 12 хлебозавода и продавали по спекулятивным ценам.

При обыске у С. изъято 65.000 рублей денег, 400 метров мануфактуры, несколько золотых часов.

В августе арестовано и предано суду за убийство с целью завладения продуктами и продуктовыми карточками 19 человек.

За употребление в пищу человеческого мяса арестовано 4 человека. В том числе за преступление, совершенное в августе месяце, 1 чел., остальные арестованы за преступления, совершенные ранее.

НАЧАЛЬНИК УПРАВЛЕНИЯ НКВДЛО

Комиссар

Государственной Безопасности 3-го ранга

(КУБАТКИН)

Разослано:

ТОВ. ЖДАНОВУ

ТОВ. ГОВОРОВУ

ТОВ. КУЗНЕЦОВУ

ТОВ. ШТЫКОВУ

Ломагин Н. А. В тисках голода. Блокада Ленинграда в документах германских спецслужб и НКВД. СПб., 2000. С. 245–248.

Из книги Николая Тихонова «Ленинградский год»

1942

Ленинград в августе

Кончается август. В сквере, где на клумбах тяжелеют желтые георгины, на скамейке сидит человек с загорелым, обыкновенным лицом советского служащего. Он отложил газету и смотрит прищуренными глазами на толпу, идущую по проспекту. На скамейку садится женщина с огромным свертком.

Из него, как из рога изобилия, свисает всевозможная зелень. Видно, женщина прямо с огорода и, проделав длинный путь, присела отдохнуть. Сидящий говорит:

– Какой укроп-то у вас богатырский…

– Укроп, – отвечает женщина, – действительно в вышину полез как-то ненормально.

Когда укроп такой красивый и большой, он уже не тот вкус имеет, – говорит мужчина, – это уже переросток, стар он.

– Да вы знаете, какая я огородница, – женщина растерянно улыбается. – Но по мне и такой хорош. Зато зелени много. А вы что – тоже огородом занимаетесь?

– Занимаюсь, – говорит мужчина, – попотел на нем много, да вот мне с ногой не так легко: лопату не мог как следует держать, ногой наступать не мог, ну и повозился лишку. Из меня тоже огородник средний, но вырастет там всякая всячина, между прочим; и даже довольно много – к зиме обеспечение будет, дому подспорье…

– Да, – отвечает задумчиво женщина, – я ведь год назад и не думала, что буду гряды копать, траву полоть. Я на даче жила в отпуску, как немец пришел. И пришел как-то неожиданно, побежали мы в город пешком – поездов уже не было. Бежим с сестрой, у нее дети маленькие, а навстречу войска, пушки. Самолеты над нами дерутся. Снаряды свищут. По дороге все-таки в поезд заскочили, он бомбить поезд-то начал. Спасибо машинисту – не растерялся, и так и сяк ход давал и вывел благополучно, а станция вся рухнула. Насмотрелись мы, как горели деревни по дороге. Боже ты мой, как горели, и народ страдал от окаянного, страшно вспоминать: там убитый, тут детей порвал бомбами, женщин поубивал, пока до города добрались, исплакались и злости на немца набрались. А дома с мужем попрощалась – он в армию ушел – и встала на работу.

Сестру с детьми эвакуировала вскоре, потом сына отправила служить, снайпер он у меня теперь, а сама дней и ночей не помню – все в работе. А ночью придешь домой – бомбы тушишь на крыше, по осени он зверствовал-то, помните; потом зима пришла, чего уж тут говорить – это всем известно теперь; самый страшный был у меня февраль, товарки мои валились с ног одна за другой в моей бригаде, а оставшиеся так вот рук и не покладали. И ничего – выжили. Вы-то здесь тогда были?

– Не совсем, – сказал мужчина, – но под городом, недалеко…

– Ну, это все равно! Подругу мою уже по весне, как он по городу снаряды пускал, – снарядом убило. И день был, знаете, такой хороший, и только мы расстались, бегут ко мне, а я дома была, сменилась, кричат: «Дарьюшку убили!». Выбегаю, и лежит она в крови, уже ничем не помочь. Такая злоба меня взяла – вы не поверите. Задушила бы этих гадин своими руками. Отвезли ее, а я в город по делу пошла с острова, с Васильевского. Иду и проклинаю их на чем свет стоит, все худое говорю про них, про немцев. Смотрю – народ собрался, стоит кучкой. Думаю, чего-нибудь продают, газеты что ли? Подошла, а у тротуара человек в форме, женщина с ним и аппарат, говорят, радио это. Встала, смотрю, а человек и