Ты обещала не убегать (СИ) - Гордеева Алиса

Стоило деду отвернуться к окну, как мы тут же могли убежать. Если бы Тимур решил справиться с огнем, старик мог бы запросто выстрелить в меня. Это была ловушка. Изрядно дымящаяся и опасная.

— Дед, обернись! — твердо произнес Черниговский, но старик лишь ухмыльнулся в ответ.

— Я и забыл, что ты с детства не переносишь запаха дыма, внучок. Ну, ничего, потерпишь! — не отводя от нас взгляда, заметил дед.

Огонь, казалось бы только-только зародившийся внизу шторы, с адской силой набирал обороты, распространяясь все выше и выше, пугая красными языками и постепенно отравляя воздух.

Понимая, что в своей ненависти Ермолаев окончательно сошел с ума, Тимур понемногу начал пятиться назад, все также прикрывая своим телом мое.

— Тимур, еще шаг и я выстрелю! Не вынуждай меня это делать!

— Стреляй, — уверенно ответил парень, делая еще пару шагов в сторону выхода.

Едкий дым разъедал глаза и щипал горло. Огонь медленно, но уверенно расширял свои владения. В его власти помимо шторы оказались уже и обои на стене, и книги на полке, висевшей неподалеку.

Еще шаг и до выхода можно было достать рукой. Но сделать его нам было не суждено. Все тот же дым, клубами настигающий нас, заставил Тимура закашляться и в приступе на долю секунду отклониться от меня вперед.

Казалось, именно этого момента и ждал Ермолаев, стоящий в непосредственной близости от огня, но совершенно не ощущающий на себе его дыхания.

Второй выстрел прозвучал еще громче первого и намного страшнее. Все потому, что на сей раз Ермолаев не промазал.

Целясь в меня, старик явно не ожидал, что Тимур успеет подняться. Пуля мгновенно пронзила тело Черниговского и за одним мою душу.

Мы упали вместе: Тимур истекая кровью, а я слезами.

Задыхаясь, судорожно трогала его лицо руками, умоляя открыть глаза, посмотреть на меня, не умирать. Только все зря. Он был не здесь, не со мной. Пытаясь нащупать пульс, коснулась его шеи, но вместо биения сердца, ощутила лишь булькающие звуки и заметила струйку крови в уголках родных губ.

— Нет, прошу тебя, нет! — рыдая навзрыд, не могла поверить в случившееся. — Пожалуйста, не покидай меня!

В полной растерянности подняла взгляд в сторону деда. Ожидал ли он подобной развязки? Однозначно, нет! Белее снега он стоял все там же, за столом, объятым языками пламени и монотонно смотрел на неподвижное тело Тимура.

Дышать с каждой секундой становилось все тяжелее и тяжелее. Огонь нещадно отвоевывал для себя новые площади, лишая кислорода и надежды.

Еще несколько минут промедления могли стать губительными и для меня. Вот только уйти без Тимура не могла, не хотела, а вынести парня не хватало сил.

— Помогите! — закашливаясь, проорала Ермолаеву. — Его нужно вынести! Пожалуйста, помогите!

Старик в ответ смерил меня пустым взглядом и опустился в свое кресло, даже не пытаясь помочь внуку.

— Умоляю вас, помогите! — хватаясь за куртку, тащила Тимура к выходу в коридор, но получалось паршиво.

Проклиная свою слабость, дергала его все дальше и дальше от огня, от чертова старика, до последнего веря, что Тимуру все еще можно было помочь. Дед же продолжал сидеть и, не моргая, смотреть на внука и на мои ничтожные попытки спасти его до тех пор, пока его образ полностью не поглотил огонь.

Воздуха не хватало, перед глазами давно плыли пятна, горло саднило, а руки не слушались, но останавливаться было нельзя. Вытащив тело Тимура в коридор, обессилевши рухнула рядом. Это был конец! Наш с ним один на двоих!

Склонившись к до боли любимому лицу, тихо шептала "прости" и медленно отключалась сама, лишь изредка приходя в сознание, чтобы затем вновь провалиться в пустоту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍55. Шанс

Лерой

Тупая боль разливается по телу.

" Черниговский, зараза, точно сломал пару ребер," — проносится в голове, на долю секунды отвлекая от мыслей о Ксюше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дьявол! Как же сильно я его ненавижу! Разбитого носа и пары ребер слишком мало, чтобы заглушить в себе это чувство.

Ненавижу его! И от этой ненависти еще больше схожу с ума.

Ненавижу! За то, что объявился в нашей жизни спустя столько лет! За то, что заварил всю эту кашу! За Ксюху, которая любит и прощает ему всё!

Ненавижу!

На минуту прикрываю глаза и пытаюсь успокоиться.

"Позже! С Черниговским и своей необузданной ненавистью разберусь позже! Сейчас важнее другое!"

Кручу в руках телефон, ожидая звонка Тимура, а внутри нарастает нехорошее предчувствие. Мой нюх на неприятности меня редко подводит.

Пятнадцать минут. Тишина. Запускаю пятерню в волосы и сжимаю со всей силы. Не знаю почему, но сейчас, сидя в уютном и теплом салоне авто и глядя, как за окном ветер порывами гнет ветки деревьев, злюсь на Ксюшу. За ее глупый побег, за то, что не взяла телефон, за вспыльчивость и поспешность, за то, что опять ее потерял.

Упиваюсь злостью и клянусь самому себе, что забуду. Ее. Навсегда. Только отчего-то от этого обещания на душе все тяжелее. Я без нее не смогу. Сломаюсь. Сопьюсь. Погибну. Слишком люблю ее. Слишком привык. Слишком больно.

Лишаться надежды всегда слишком больно…

Двадцать минут. Понимаю, что за это время можно сто раз обойти дом и заглянуть в каждый угол. Списываю на то, что Черниговский — тормоз, да и, возможно, общается с дедом. И снова жду.

Хочется курить. Когда нервы на пределе, иначе не могу. Но я обещал не светиться. Подвести не имею права, значит — сижу дальше.

Слежу за секундной стрелкой на часах и медленно схожу с ума. Где же он? Почему чертов телефон молчит. Почему Тимур до сих пор не выходит.

Предчувствие беды все острее вонзается в сердце и я срываюсь.

Хлопок двери.

Черный забор.

"Что ж у этого семейства за любовь к черному-то такая?"

Звонок.

На встречу выходит очередной дед. Не особняк, а дом престарелых, честное слово! Хотя с другой стороны, странно. Когда приходил сюда за Шефером на воротах сидели два бугая из охранного, а сейчас… Видимо, дела у старика и правда хреново пошли.

Улыбаюсь. Старик думает, что ему, а я просто рад, что не придется с боем прорываться к дому. Обезвредить деда— не проблема.

— Вам кого? — с ходу налетает на меня пенсионер, не удосужившись поздороваться.

— Я за Тимуром, он сказал зайти за ним, если задержится.

— Не положено, — бубнит тот.

— Чужим не положено, — не замечая должной реакции с моей стороны, повторяет намного громче, словно своему старому другу со слуховым аппаратом, и резко закрывает дверь перед моим носом.

Только разве меня остановишь? Звоню снова и колочу по железу кулаком, немного жалея деда: откроет — не посмотрю, что в отцы годится, сломаю нос, чтоб неповадно было по-хамски вести себя с гостями.

Но в этот момент раздается оглушительный хлопок.

Выстрел.

Этот звук я не спутаю ни с чем.

— Сука, — ору и с новой силой пытаюсь выломать черный кусок железа.

Стараюсь ни думать, ни представлять, что там произошло. Просто со всей силы хреначу по металлу в попытках прорваться на помощь. В надежде не опоздать! С верой, что Ксюши в этом долбанном Ермолаевском замке не было, что мы ошиблись! Вот только внутреннее чутье горланит об обратном…

К моменту, когда раздается второй хлопок, мои руки уже содраны в кровь, но прорваться не получается. Ору, как сумасшедший, чтобы впустили, но в ответ тишина.

Безнадежная, отчаянная, пугающая!

Отбегаю к машине и сажусь за руль. Сдаю назад. Педаль газа до упора. И со свистом шин резко вперед.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Удар. Скрип. Треск.

Подушка безопасности бьет в грудь и заслоняет глаза, но, главное, чувствую: помогло. Выбираюсь наружу и только сейчас замечаю клубы дыма, валящие через окна второго этажа.

Не раздумывая, по узкой, прочищенной от снега дорожке несусь к дому, из которого выскакивают в панике какие-то женщины в допотопной спецодежде и несутся навстречу, спасаясь и откровенно мешая продвигаться вперед.