Декрет о народной любви - Джеймс Мик

Пробудил его странный звук — бумажный шорох над ухом. Дневной свет Муц почувствовал еще прежде, чем открыл глаза, и раньше, чем душа вернулась в бренную оболочку. Присмотрелся — утро. Над офицером возвышался Бондаренко, размахивая телеграммой перед самым лицом офицера.

— Пора, красавица, проснись, — тормошил спящего комиссар, — есть работенка!

Сперва Йозеф не понял, но, похоже, мир переродился. Позади зашевелился Нековарж. Пленные встали.

— Товарищ Троцкий вынес положительное решение. Никогда не спит! — заявил председатель ревкома. — Десять минут назад прислали. Даем вам сутки времени, чтобы к завтрашнему дню, в этом же часу, представить сюда Матулу, живым или мертвым. А теперь уходите. Придется пешком идти. До нашего последнего поста вас проводят двое товарищей.

Муц лишился дара речи. Перспектива хладнокровного предательства омрачала накатившую радость. И грустно, и радостно, что жив, так всегда бывает, такое уж выдалось неспокойное время, такая выпала судьба — то вознесет, то сбросит. Офицер с Нековаржем направились было к выходу, как вдруг…

— Постойте, — остановил их комиссар. Подошел к рабочему столу, достал пухлую пачку отпечатанных листов, перетянутых бечевкой. — Возьмите листовки — пригодятся.

— Да, благодарю, — ответил Муц, забирая охапку. Нековарж не сводил с агиток взгляда. Сквозь обертку виднелся верхний край прокламации.

— Видишь, братец, что написано? — спросил Нековарж. — Говорят, хороший приказ из Праги.

— Да, — подтвердил Муц, — добрые вести.

— Не забыли, значит, про нас! — обрадовался Нековарж.

Бондаренко положил руку в карман и достал еще одну, вчетверо сложенную телеграмму. Передал Йозефу. Офицер прочитал, глянул на комиссара. Тот излучал оптимизм.

— Я выполнил вашу последнюю просьбу, — сообщил председатель ревкома, — чтобы помочь. Теперь вы с нами. Потому что убедитесь: нет иной правды, кроме той, что с нами!

Развернув депешу, Муц прочитал:

*** ОТПРАВИТЕЛЬ ДВТЧ ПАНОВ ИРКУТСК ТЧК ПОЛУЧАТЕЛЬ МУЦ ЯЗЫК ТЧК ЗАПРОС ДВТЧ МОГИКАНИН ТЧК КРАЙНЕ ОПАСНЫЙ УГОЛОВНЫЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПРЕСТУПНИК ТЧК *

СОСТОИТ РЕВ ТЧК ОРГАНИЗАЦИИ РНС ТЧК ОГРАБЛЕНИЯ БАНКОВ ОДЕССЕ 1911 ЗПТ ОРЕНБУРГЕ 1911 ЗПТ АЛЯСКЕ 1912 *

ТЕРАКТЫ ПЕТЕРБУРГЕ 1911 ЗПТ КИЕВЕ 1912 ТЧК УБИЙСТВО СЕМЬИ ГЕН ТЧК БОДРОВА 1913 ТЧК ВЕРОЯТНО ЗПТ ПОВИНЕН 10 ПРОЧИХ НАСИЛЬСТВЕННЫХ СМЕРТЯХ *

ПРИГОВОРЕН СМЕРТИ 1913 ТЧК БЕЖАЛ ТЧК ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ЗАМЕЧЕН ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ЯЧЕЕК ПРУССКОМ ФРОНТЕ 1914 ТЧК РОД ТЧК 10 АВГ ТЧК 1889 ПОВОЛЖЬЕ*

ПОДЛИННОЕ ИМЯ ДВТЧ

САМАРИН ЗПТ КИРИЛЛ ИВАНОВИЧ

КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ

Паровоз

Алеша слегка запыхался, поскольку не поспевал за быстрыми, широкими шагами Самарина; мужчина удерживал мальчика за руку, стиснув его ладонь в своей, грубой и горячей. Кирилл скрипел тонким и белым, как бумага, снежком на дороге, а ребенок топотал следом, легко и споро, так что на один шаг взрослого приходилось два детских. Выйдя из дома, направились по дороге к полустанку. Самарин возвышался над Алешей костлявой горою, укутанной в шерсть. Вниз не смотрел. Кругом блестело чистым, голубым светом. Из марева на лесной опушке раздавался вороний грай, а развалившаяся на солнце кошка, устроившись в саду у плотника, почтительно щурилась на солнце.

— Мама скоро проснется, — сообщил ребенок.

— Так ты что же, не хочешь на паровоз посмотреть? — уточнил Самарин и некоторое время разглядывал маленького человечка, так и не сбившись с поступи.

— Хочу, — ответил мальчик.

— Позавтракать мы, конечно, всегда успеем, а вот топку прогревают только раз в день, по утрам.

— Почему?

— Натурально, чтобы проверить, работает ли…

Алеша промолчал, потрясенный великим открытием: оказывается, завтракать можно когда угодно! Этим утром пробуждение оказалось как никогда ярким. Вот только прежде он весь Язык вдоль и поперек обегал, каждую пядь облазил, но никто еще не показывал ему дороги, по которой они шагают вдвоем. Не раз доводилось здесь бывать и бегать; случалось, что и на руках его проносили мимо этих изб, но с Самариным и дорога выходила небывалою, и началась она, когда Алеша проснулся и увидел стоящего над ним взрослого, наблюдавшего за ребенком во сне.

Когда мальчик открыл глаза, Кирилл улыбнулся, прижал палец к детским губам, нагнулся и вытащил из-под одеяла; ребенок был точно горячий, свежий каравай, только что вытащенный из печи. Нашептывая на ухо «женщинам нельзя, только мужчинам, пока дамы спят», отнес Алешу вниз на руках, где мальчика уже поджидала приготовленная одежда.

Ни разу не скрипнула половица за всё то время, пока шел Самарин с живою ношею — не то что в те дни, когда уходил поутру Муц. Йозеф был неуклюж, сдержаннее и никогда не поговорит, не поиграет. Первое, что увидел проснувшийся Алеша, было новое выражение на лице постояльца. Улыбка пропала. Точно себя в зеркале увидел — так случается, если посмотришь, задумавшись о чем-то важном.

— Кирилл Иванович, — произнес Алеша, — а можно ли человека разбудить, если просто на него смотришь?

— А почему бы и нет? — переспросил Самарин.

— Вот только маму вы всё равно будить не стали.

— Нет, не стал.

— А где вы спали прошлой ночью?

— В укромном месте.

— С мамой?

— Ого! Да из тебя не кавалергард или инженер, а настоящий прокурор выйдет!

— А я каторжником стать хочу, — признался мальчик.

— Для чего?

— А чтобы убежать.

Пришли к полустанку. В дальнем конце желтых станционных строений пыхтел, точно старый пес, паровоз. Трое чехов, державших руки в карманах, прервали разговор, обернулись к Самарину с Алешей и ухватились за дула приставленных к стене винтовок.

— Здесь обожди, — велел Кирилл, выпуская детскую руку.

Мальчик остался ждать, а взрослый подошел к часовым для разговора. Легионеры держались настороженно. Проследили за жестом Самарина, указавшего на ребенка, еще о чем-то спросили.

Мальчик знал, что ночь их гость провел в маминой спальне. Думал, что Кирилл хотя бы немного расскажет о странном, пугающем танце, который исполняли с мамой по ночам другие мужчины. Порой шумели так, как будто маму обижали, но на утро она становилась ласковее, веселела. Ну ничего, может быть, Кирилл Иванович потом все скажет.

Мальчик подошел, как только Самарин его поманил. Стал разглядывать высоких чехов; один хмурился, а двое улыбались. Спросили на корявом русском, не хочет ли поглядеть на паровоз. Вот глупые! Разве Кирилл Иванович не сказал уже? Любят взрослые повторяться. Кивнул в ответ. Один чех положил руку на спину мальчика и пошел, подталкивая его вперед.

— Я с дядей Кириллом хочу, — сказал ребенок, как ему велели. Ведь мамин гость тоже на паровоз хотел посмотреть. Интересно ему было. Кирилл Иванович в паровых двигателях разбирался.

Посоветовавшись еще несколько минут, все трое двинулись с места: Самарин вел мальчика за руку, рядом — легионер с винтовкой, перекинутой через плечо.

Паровоз оказался темно-зеленой зверюгой, так и шипевшей необыкновенностью. Пах дымом и смазкой. Неужели люди до таких умных приспособлений додумались? Точно из-под земли выскочил, вот-вот станцию, а заодно и город под землю, прямо в адскую пасть, утянет — и дома, и людей, и дороги, всё покатится, поплывет…

Вот только к паровозу ничего не прицепили, кроме тендера с недавно нарубленными дровами.

В кабине машиниста сидело двое: снова чехи, тоже недоверчивые, но не потому, что сюда пришли русский каторжник с сыном вдовы, а оттого, что в их царство парового двигателя вошло двое чужих. В нескольких аршинах поодаль стоял легионер, всё высматривал.

Машинист кивнул Самарину, посмотрел на ребенка, не меняя выражения лица, и снова принялся возиться с круговыми шкалами и рычагами. Кочегар оторвал взгляд от топки и опять принялся подкидывать поленья из тендера. Голые руки сияли алым в отблесках пламени. На Алешину кожу навалился жар.

— Вот это огонь, — объяснял Кирилл Иванович, — а здесь дрова.

Мальчик взял с тендера полено и протянул кочегару, как только взрослый отвернулся от топки. Тот указал на открытую топку, и ребенок подбросил дров. В том месте, где рука оказалась ближе всего к пламени, кожу точно хлестнуло розгой.

Самарин пустился объяснять, как работает паровоз, насколько важно, чтобы в топке поддерживали высокую температуру, про датчик парового давления, про рычаг, выпускающий пар, чтобы крутились колеса, про тормоза и маленькую стеклянную трубочку, показывавшую, сколько воды осталось в громадной морде машины, чтобы никогда не пересохло, потому что нельзя. Пока Кирилл разглагольствовал о всевозможных видах двигателей, употребимых в Америке, Африке и в Англии, машинист изредка что-то одобрительно бурчал. Чуть погодя и сам включился в разъяснения.