Веер маскарада - Анна Гринь

Клант свел брови к переносице, отступил к стеллажам с книгами и произнес короткую формулу невидимости, замерев в углу. Князь завистливо вздохнул и приготовился к встрече.

— Отец! — В кабинет, придерживая юбки ввалилась Ольма, а следом за ней леди Севиль.

— Брат! — Сестра князя оттолкнула племянницу с дороги и плюхнулась на заскрипевший стул. — Как это понимать? Я вызываю к себе портного, а он присылает записку… Записку! Что ты велел нам отказывать в новых нарядах!

— Да! — взвизгнула Ольма. — Что это значит?

Второго свободного стула в кабинете не оказалось и княжна принялась вышагивать, зло постукивая каблучками.

— А что вы хотели? — с наигранной веселостью спросил князь, не вставая с места. — В прошлый раз из‑за вас обеих казна опустела вдвое. Сейчас весна, денег нет.

— Ты просто издеваешься над нами! — завопила леди Севиль.

— Мало того, что за Вирой ты дал приданое в два раза больше, чем за Эвилой, так еще…

— Твоя сестра, Ольма, вышла замуж за будущего короля нашего самого большого соседа. Вспомни о приличиях и перестань кружить здесь как ворона, — негромко велел Виктор.

— За мной ты вообще пожалел что‑то дать, — не унималась княжна.

— Твой сын, если ты помнишь, станет наследником Алории. Это достойная плата за мое терпение, тебе не кажется? — свистящим шепотом уточнил князь, нависая над столом.

— Нет, не кажется, — в тон отцу выдала Ольма.

— Мне же ты урезал содержание почти до нуля! — встряла Севиль, поправляя седые космы. — Чем я заслужила такое обращение?

— Сестра, ты забываешься! — гаркнул Виктор, теряя терпение и испытывая неудобство перед Клантом. — Ты тратишь достаточно.

— Вот отыщет Эмма себе кого‑нибудь… Еще на приданое ей разоримся! — простонала Ольма, заламывая руки.

— Да кто ж ее возьмет? — брезгливо искривила губы Севиль. — Маг. В штанах ходит. Если только этот пришлый лорд польститься, раз уж они все равно одну девчонку к себе утащили…

— Да, уговори лорда Кланта на ней женится, пап, только чтоб не мы им, а они нам денег дали! — воскликнула княжна.

— Вон! Обе! — рассвирепев окончательно, вскричал князь. — Большей глупости вам в голову не пришло? Вон!

Подхватив юбки, леди выбежали из кабинета, будто выпущенные из пращи камни.

— Мелят всякую чушь, — уже тише произнес князь. — Извините их, лорд Клант.

— Да нет, это было… познавательно, — успокоил Виктора киашьяр. — Интересные у ваших родственниц мысли.

— Да это ж глупости, сами понимаете.

— Да, да, конечно, — задумчиво постучав указательным пальцем по губам, Клант усмехнулся. — Что ж предоставляю вам возможность решить вопросы с князьями без меня. Голубки двусторонние, так что ждите ответов.

Проводив легарда до двери, князь вернулся в свое кресло и расстроено пробормотал:

— И что Эмма в нем нашла?

Глава 14

Ничто так не украшает леди, как душевная чистота.

«Краткий курс придворного флирта, том первый»

Не смотря на пессимистичный настрой Орики, корабль уверенно шел по течению Верткой, почти не раскачиваясь из стороны в сторону. В центре палубы громоздилась гора деревянных ящиков, закрепленных к бортам сетью из канатов. Придержавшись за один из крепежей, я заглянула за груз, только теперь увидев остальных пассажиров и команду. Нос судна, как и на любой митинае, приподнимался над уровнем бортов на добрых полметра, отсекая волну.

Капитан судна сидел на балке, укреплявшей нос в поперечнике, и деловито посматривал вперед. В руке мужчина сжимал трубку с маленьким чубуком и длинным изогнутым мундштуком. Его гладко выбритые щеки лоснились на солнце.

Лицом навстречу волнам, на скрученных в бухты веревках расположились несколько мужчин, лишь невнимательному зрителю представавшие расслабленными и сонными. От меня не укрылось, как внимательно они следят за каждым движением капитана, готовые молниеносно вскочить и столь же стремительно исполнить приказ.

Верткая никого не щадила. Самая извилистая река западной части княжеств, она змеей прорезала степи Торры, вгрызаясь в холмистую местность Эдиша на подступах к Маяяре, теряясь в непреступных оврагах, а потом разливалась широким озером на пологих склонах безраздельной госпожой, чтобы переплести свои холодные воды с более спокойной Веретенкой. Дальше реки следовали вместе до самого побережья, даруя жизнь многим километрам долин вдоль своего устья.

— Это мой папа, — девочка указала на невзрачного худого мужчину, безмолвно взиравшего на волны по правому борту митинаи. Он не обращал внимания ни на матросов, ни на покрикивания капитана, ни на болтовню нескольких женщин, усевшихся на раскладные стульчики так чтобы видеть воду и жаловаться на попадающие на вязанье брызги.

Отца девочки я представляла себе иначе. Почему‑то я ожидала увидеть добродушного молодого мужчину, вызывающего мгновенную симпатию и желание расспросить его хоть о чем‑нибудь. Но этот человек выглядел сухим и жестким, как давно высушенный фасолевый стручок.

— Орикая, — без отцовской нежности строго сказал мужчина и поморщился, когда малышка с жаром приникла к его боку. — Тебя очень долго не было.

— А где мама? — вместо ответа уточнила девочка.

— Она спустилась в каюту. Ей стало дурно, — отец хмуро глянул на Орику. — Тебе стоило бы больше времени проводить с матерью.

Ничего более не сказав, мужчина нетвердой походкой, выдавшей его нервозность, скрылся с глаз за ящиками.

— Не обращайте на него внимания! — отмахнулась Орика. — Он просто очень волнуется. Мало того, что мы переезжаем, так еще мама братика ждет… А папа… Он хороший! Очень веселый. Тяжело ему просто.

Я сдержанно улыбнулась малышке и подошла к борту, наслаждаясь холодными брызгами. Переведя взгляд на женщин, занятых рукоделием, я непроизвольно хмыкнула, заметив их недовольство. Оно понятно. Подобные взгляды сопровождали всюду, куда бы я ни отправилась, даже в Академии некоторые крины презрительно поджимали губы, видя мой наряд.

Ройна, одевавшаяся куда женственней, по этому поводу всегда хихикала, напоминая мне, что очень немногие девушки в нашем учебном заведении носят штаны вместо юбки.

Отец так же часто пытался втолковать мне азы приличий. Но больше других старалась тетушка Севиль. Впервые увидев меня в тонких брюках из оленьей кожи, женщина подняла в замке великий плачь о моей утерянной голове. Те ее вопли до конца жизни впечаталась мне в сознание: «Твоя мать! Твоя покойница мать перевернулась бы в гробу, а уж Элиза и вполовину не была так почтительна к традициям, как я! Эмма, ты опозорила нашу семью, нашу фамилию, наш род! Все княжество!»