Кобун - Олег Николаевич Борисов

Нанбу. Это рядом. У меня там занятия после обеда будут. Оттуда и поедем.

— Да, господин.

Как у него все просто. Задачу поставили — будет выполнять. А зачем, почему — пусть у оябуна голова болит.

* * *

В широкую тяжелую дверь осторожно постучались. Затем внутрь вошел вакагасира Окада и замер в поклоне.

— Что-то случилось?

— К вам на прием просится Масаюки-сан, господин. Он ждет вашего решения внизу, в фойе, господин.

Отверженный? Интересно, что его могло привести в штаб-квартиру вечером.

— Пусть прийдет.

Зайдя в кабинет, Масаюки Хасэгава прокосолапил до середины свободного пространства между дверьми и столом, после чего принял позу максимального извинения — присев на колени, согнувшись и вытянув руки перед собой.

Акира Гото оценил внешний вид боевика, его обновки, удивленно приподнял бровь и приказал:

— Сядь, Масаюки-сан. Скажи, что привело тебя.

Выпрямившись, тот ответил глухим голосом:

— Я прошу совета, Гото-сэмпай. Молодой господин хочет, чтобы я принес ему кисэмон — клятву верности. Чтобы доверить мне без оглядки спину, чтобы я хранил до самой смерти его секреты. Мое сердце разрывается на части, ведь я ваш сятэй. Я не смогу сдержать данное слово, если вернусь в семью и вы спросите меня о тайных делах молодого господина.

— Обновки тоже от него?

— Господин безмерно добр со мной. Он выплатил мне зарплату, как вакагасире. Он одел меня, словно младшего брата. Он усадил меня за стол рядом с собой и не чурается преломить хлеб.

— При этом он — абэноши, — задумчиво протянул оябун района Исого.

— Да, Гото-сэмпай. Я ничего в этом не понимаю, но господин спокойно пользуется даром. А когда к нему проявили непочтение, он лишь коснулся рукой и человек упал на землю, не в силах оказать сопротивление.

Что же. Старый борекудан уже принял решение и сейчас лишь укрепился в нем. Нужно будет лишь убедить других. И то, что у абэноши есть какие-то личные секреты, не помеха общему делу. Свои таланты он уже продемонстрировал, как и решимость войти в семью.

— Я тебя услышал, Масаюки-сан… Напомню, что Тэкеши-сан спас тебе жизнь. И теперь твоя жизнь принадлежит ему. Я так решил, я так сказал, мое слово остается неизменным. То, что ты пришел за советом, это хорошо. Это позволяет нам решать любые вопросы до того, как они в самом деле станут проблемами. Можешь дать клятву. Если твой оябун решит вернуть тебя обратно в клан, он все равно останется твоим господином. В этом случае мои приказы он передаст тем, кто должен будет ему подчиняться. И ты, в том числе.

— А если он отдаст приказ, который будет отличаться от вашего?

— Тогда он ответит по закону. Но — у тебя теперь молодой оябун. Если понадобится, умри за него, но сохрани ему жизнь. Молодой абэноши очень важен для Инагава-кай. Считай, что тебе дали последний шанс исправить совершенную ошибку.

Масаюки коснулся лбом ковра:

— Домо аригато гозаймасу, Гото-сэмпай. Я безмерно благодарен, что вы уделили мне время.

— Можешь идти. Да, этот разговор можешь передать оябуну. Не думаю, что из твоих сомнений стоит делать тайну.

* * *

Рано утром собираюсь в школу. Неплохо размялся, погонял «ультрамариновую жижу» по внутренностям, сейчас собираюсь сесть позавтракать. И краем глаза замечаю неправильность на улице перед домом. Подхожу поближе и разглядываю странную картинку. Слева от нас припаркована полицейская машина с двумя еле заметными силуэтами внутри. А чуть правее подпирает фонарный столб Масаюки. В старом костюме. На улице еще темно, поэтому опознал я его только по забинтованным мизинцам. Интересно девки пляшут, и с какой стати у нас непонятные визиты в такую рань? Если бы что-то серьезное стряслось — он бы позвонил. А так?

Накидываю ветровку, которая всегда у входа висит, выхожу на улицу. Только ступаю на тротуар, Масаюки подходит ко мне поближе, затем опускается на колени, упирается руками в асфальт и произносит:

— Мо-сивакэ-ганай! Я прошу господина простить меня за проявленное неуважение!

Да, действительно, день сегодня будет тяжелый.

— Я усомнился в вашей мудрости, ходил вчера вечером к господину Гото-сэмпай. Старый оябун выслушал меня и разъяснил, в чем я ошибался. Теперь я понимаю, что у меня лишь один господин — Исии-сама. И я буду выполнять только его приказы, как следует из разъяснений Гото-сэмпай. Моя жизнь принадлежит только вам, оябун. Если вы считаете, что я опозорил вас, прошу разрешения на сеппуку.

Слева от согнувшегося тела замечаю танто в черных потертых лакированных ножнах. Поднимаю его, осматриваю. Серьезная штука. И явно древняя. Похоже, передавалась по наследству в семье.

— Я тебя услышал, Масаюки-сан. Можешь встать.

Медленно мой телохранитель поднимается с колен.

— Я рад, что ты обратился с вопросом к человеку, чьи советы так важны для нас обоих. Гото-сэмпай мудр, на его плечах лежит ответственность за весь клан. И если он подтвердил отданный раньше приказ, то ничего страшного при этом не случилось.

— Да, оябун.

— Значит, ты решил все вопросы. И теперь ты точно знаешь, что если я стану борекудан, то буду принимать приказы Гото-сана. А ты уже будешь выполнять мои приказы, которые я отдам, чтобы лучше выполнить волю моего оябуна.

— Да, господин.

— Хорошо. Еще какие-нибудь нерешенные вопросы остались? — протягиваю ему танто.

Прижав к груди нож, Масаюки снова опускается на колени, принимает ту же самую позу и резкими, отрывистыми звуками выталкивает из себя слова:

— Прошу господина принять кисэмон! Я, Масаюки Хасэгава, обещаю верно служить моему оябуну! Отдать жизнь за него по первому слову! Всюду сопровождать и охранять, следуя заветам бусидо! Все сказанное господином умрет со мной! Все, что я увижу, никогда не покинет моих глаз!

Как все запущено. А мне ведь с этим жить теперь. До самой смерти. Мало того, я сам уже непроизвольно начинаю формировать собственный клан, опираясь на традиции, привычки и обычаи. Я ведь японец, с этим ничего не поделать. И я хочу стать местным темным властелином, одним из правителей ночи.

— Встань, Масаюки-сан. Я принимаю твою клятву и одобряю верное служение. Теперь ты — моя тень. От тебя не будет тайн. Я могу доверять тебе не только свою жизнь и честь, но и мою семью. Ты сам теперь — часть семьи.

Поднимается. Обнимаю телохранителя, заодно замечаю, что он явно замерз. Наверняка всю ночь тут простоял под окнами.

— Иди в дом, будем завтракать.

Подталкиваю его по направлению к двери, сам топаю к полицейской машине. Справа незнакомый мне о-мавари-сан, а вот слева человека я хорошо знаю.

— Охайо-гозаймас, офицер Накадзима.