The Мечты. Минор для мажора - Марина Светлая

- Юлька!

И может быть, пошел бы дальше, если бы не расслышал где-то впереди отзвучавшее эхом:

- Бодька!

На лыжах было не пройти. Он быстро их отстегнул, кинул палки и снова позвал, прислушиваясь:

- Юль!

Некоторое время было тихо. Совсем недолгое, будто бы там, вдалеке, тоже прислушивались. А потом до него донеслось:

- Я тут!.. – и еще через мгновение: - Я тут! Бодя!

В остатках света, пробивающегося сквозь кроны, он ринулся на звук ее голоса до тех пор, пока не наткнулся на овраг, в который и сам едва не угодил в полумраке. Из земли торчала ее ладошка, которой она махала ему, очевидно не в состоянии даже головы показать.

- Твою мать! – рявкнул Богдан, заглядывая к ней и протягивая руку. – Ну и какого черта ты здесь делаешь?

Она стояла в овраге в полный рост, и все равно ее роста не хватало, чтобы вылезти наружу. Всклокоченная, чумазая, перепачканная. И немного испуганная. Но даже несмотря на это, улыбаясь ему, пожала плечами:

- Жду, когда придут волки. Говорят, они тут водятся, - а потом крепко ухватила его ладонь, сообщив: - Придется тянуть. Я повредила ногу, коленка болит.

- Хреновый из тебя колобок, - проворчал Моджеевский. Наклонился сильнее и протянул вторую руку. – Сможешь хоть чуть-чуть упереться повыше? Там корни какие-нибудь есть?

- Смогу, - кивнула Юлька. Ее вторая ладошка скользнула в его пальцы и здоровой ногой она оперлась на каменный выступ в своей замечательной яме, ставшей для нее приютом.

Так глупо попалась!

Рванула мысли проветрить – допроветривалась. Малич в лучших традициях: телефон посеяла неизвестно где и когда, долбанулась так, что не выбраться, рисковала ночь провести в лесу. И черт с ними, с волками, она в Белоснежки не записывалась, чтоб наблюдать тут белок, зайцев, лосей и кабанов. Диких.

Юлькина голова показалась над оврагом. Встав на колени, Богдан нашел точку опоры, снова наклонился к ней и ухватил подмышки.

- При рывке можешь удариться больной ногой. Придется потерпеть. Готова?

- Да готова, готова, тяни уже! – фыркнула Юлька.

И он резко выпрямился, дернув ее на себя и разворачиваясь корпусом так, чтобы она могла выбраться из ямы. Юлька от рывка громко вскрикнула, колено будто огнем опалило, но, как сумела, постаралась ему помочь, посильнее оттолкнувшись. И уже в следующее мгновение оказалась лежащей на животе возле Богдана.

- Ты ненормальная! – снова заорал Моджеевский, зло глядя на нее. – Ты вообще чем думала? Куда тебя несло?

Юлька резко перевернулась на спину, внимательно посмотрела на него и заржала. Громко. В голос. От смеха затряслись ее плечи, но она так и оставалась валяться на земле, раскинув руки в стороны.

- Очень смешно! – сердито буркнул он, поднялся на ноги и снова протянул ей руку. – Вставай, надо выбираться отсюда. Колено сильно болит?

Она послушно села, потом, воспользовавшись его помощью, встала. И наконец сообщила с самым важным видом:

- Ужасно просто. Я гуляла, Бодь. Ну вот захотелось мне пройтись. Мишка по лесу идет, мишка песенки поет. В общем, с днем рождения!

- Лучше бы ты гуляла в предназначенных для этого местах, - продолжал ворчать Богдан. Он закинул ее руку себе на плечо и, обхватив Юлю за талию, чтобы ей легче было ступать на ушибленную ногу, осторожно повел прочь от оврага. – Почему ты не пошла на гребаную горку, как сказала?

Юлька не пошла на гребаную горку, как сказала, по одной-единственной причине. Мало что соображала. Там, на трассе, когда Моджеевский так сильно упал, как будто бы пелена на глаза опустилась – она столько читала о травмах и несчастных случаях на лыжне. Не держишь в голове плохого – а происходит, и вот оно. Тут. На виду.

Потом он поднялся и встряхнулся, как ни в чем не бывало, а она за эти несколько секунд чуть не умерла. И умерла бы, если бы с ним что-то случилось. С ним. С ним!!! И плевать, что следом летел ее собственный муж, который тоже прошел всего в волоске. Умирала бы она по Богдану.

И как объяснить все это, вместив в короткую фразу, Юлька не представляла. Как и не представляла, как оказалась в этом чертовом лесу, пока не свалилась в овраг, потому что просто шла, куда глядели ее глаза, а они не видели ничего, кроме Моджеевского на снегу в ту минуту, когда он упал.

- Мешаться под ногами детишкам? – хрипло спросила Юлька. – Ты же слышал, я никчемная. А там вид красивый, хотела пофотографировать.

- Там не только детишки. Там толпа тех, кто ни разу не стоял на лыжах!

С горем пополам они выбрались из перелеска, туда, где валялось брошенное Богданом снаряжение. Вечер завладел пространством, и только снег весело серебрился – теперь уже под яркой, полной луной на безоблачном небе. Юлька тяжело хромала рядом, и далеко им было не уйти. Им нужна была крыша, тепло и более точное, чем сорок девятая сосна, место для того, чтобы вызвать помощь. И тут Моджеевский вспомнил! Буквально за поворотом, метрах в ста от тропы ему на глаза попалась изба, довольно приличная с виду. Тогда он мало озадачился, был это чей-то сарай или какое-то заброшенное жилище. Но теперь вполне они могли найти там приют.

Больше не раздумывая, Богдан подхватил Юльку на руки и уверенно зашагал к избе. Она обвила руками его шею и даже не спорила, хотя в другое время наверняка устроила бы вынос мозга. А тут ничего – терпит. Умаялась. И даже в какой-то момент прижалась щекой к его плечу, отчего он почувствовал ее теплое дыхание на своей щеке.

Добирались долго. По незнакомой тропе, почти наугад. Один раз Богдан оступился, провалившись вместе со своей ношей по пояс в снег. Когда добрались наконец до сруба, им повезло. Дверь была закрыта на обычный, слегка подгнивший вертушок.

Богдан помог Юле перебраться через высокий порог, выудил из кармана телефон и включил фонарик. Она, осматриваясь, кое-как проковыляла внутрь комнатки, выхватывая в узком потоке света стол, две небольшие скамейки, деревянные полати в глубине и даже грубу.

- Ну и к кому мы вломились? – зачем-то спросила она. – Это для охотников?

- Понятия не имею, - пожал плечами Богдан, взял с подоконника лампу, слегка потряс ее у самого уха и зачем-то понюхал. – Ну, керосин… или