Время твари. Том 2 - Роман Злотников

Говорить что-либо показалось Эрлу ненужным. Он просто кивнул.

В первый раз Равв вынырнул из пучины беспамятства, когда равнина все еще сотрясалась от тяжкого грохота. Он открыл глаза — лагерь полыхал. Но не обычным пламенем, а чем-то совершенно невообразимым: по земле скользили извивы синих молний, шатры взрывались громадными черными цветками, зазубренные клинки желтого с прозеленью огня рвали на части метавшиеся среди всей этой бешеной вакханалии фигурки людей и гномов. Потом небеса стали пульсировать ослепительными вспышками — и Равву пришлось закрыть глаза, чтобы их не выжгло. Снова теряя сознание, он так и не понял: жив он или уже умер.

Когда он пришел в себя во второй раз, вокруг было тихо. Только потрескивал где-то невидимый в клубах бурого дыма огонь.

Рядом с ним стояли гномы — пятеро. У троих из них бороды были сожжены почти полностью, так что сквозь спекшиеся жесткие волосы просвечивала покрасневшая кожа, у двоих бороды оказались целы, но пропитаны кровью, словно подушки на постели зарезанного во сне. Доспехи всех пятерых изъязвляли черные рассечины, и отчего-то Равв сразу понял: далеко не все эти пробоины являлись следами от ударов человеческого оружия.

Он поднял голову, озираясь. Один из гномов что-то сказал собратьям на своем гнусавом, точно состоявшем из одних только согласных, гномьем языке. Равву показалось, что голос карлика звучал удивленно.

Когда двое из Маленького Народа подхватили его под руки и потащили куда-то, Равв решил не сопротивляться.

Куда волокут его карлики, Равв не видел. Так густо заливал все бурый дым, что разобрать местности не представлялось возможным — словно гномы тащили несчастного ополченца по лабиринту, стены которого беспрестанно струились и меняли свое положение. Держать все время голову поднятой было больно, и Равв опустил ее. Он почти сразу же зацепился взглядом за оторванную по локоть человеческую руку, сжимавшую меч с обломанным клинком. Потом дымная стена ворохнулась в сторону, открыв скрюченный труп карлика, нанизанный на копье. Потом Равв увидел другое тело: обугленное до черноты, почти голое, прикрытое только лоскутами серого балахона, вплавленными в плоть. А потом останки — людей и гномов — стали попадаться еще чаще. Трупов было так много, что карлики, влекущие куда-то ополченца, не обходили их, а перешагивали, перетаскивая за собой и своего пленника.

Внезапно струи бескрайней бурой завесы расступились. Карлики внесли Равва в какой-то громадный шатер, стены которого были абсолютно прозрачны. Равв ничему уже не удивлялся, чувства его притупились, как лезвие ножа, которым долго били по камням. Потому он не издал ни звука, увидев в нескольких шагах от себя двух самых настоящих эльфов. Они были точно такими же, как их описывали в многочисленных преданиях и сказках: нечеловечески стройными, в удивительных одеждах… Мечи с необычно тонкими клинками висели на их боках, серебряные маски посверкивали на лицах… Рядом с двумя из Высокого Народа стоял гном: облик его по сравнению с эльфами был безобразен. Ширина плеч гнома раза в полтора превышала его же рост. Кольчуга из неизвестного Равву белого металла покрывала карлика до колен, а седая борода спускалась до самой земли. Черт лица седобородого гнома невозможно было разглядеть — лицо его просто тонуло в невероятном количестве морщин. Гном опирался на четырехугольный щит, испещренный засечинами и черными пятнами копоти, кривой меч с иззубренным клинком был укреплен за его спиной.

Эти трое: эльфы и гном — стояли вокруг какого-то прозрачного шара, словно вокруг костра. Равв вдруг заметил, что в шаре мутно плавает голое и иссохшее чье-то тело. Карлики, швырнув на землю Равва, попятились, почтительно удаляясь.

Седобородый гном прогнусил что-то непонятное, обращаясь к одному из эльфов. Тот обернул к нему серебряную маску.

— Говори на человеческом языке, Бхурзум, — певуче-звонко произнес эльф, — звуки речи Маленького Народа раздражают мой слух… правда, менее, чем если бы кто-то из Маленького Народа вздумал говорить на одном из наречий Высокого Народа.

— Я просто поблагодарил богов за то, что поблизости лагеря все-таки нашелся единственный выживший из людей, — пробубнил в нос гном, — мое воинство и так убавилось вполовину, чтобы отдавать вам еще одну жизнь… Я и не думал, что эти маги окажутся так сильны… На моих воинах были лучшие из доспехов, что когда-либо выковывал Маленький Народ, и все равно их мерзкие заклинания мяли заговоренный металл, будто тряпки…

«Единственный выживший»! — гулко отдалось в голове Равва.

— Я понял, что ты сказал, Бхурзум, — ответил ему эльф. — Теперь произнеси от имени всего своего народа: вы получили, что хотели?

— Мы получили, что хотели, — сказал гном. — Цена, которую нам пришлось заплатить за отмену древнего запрета носить оружие и сражаться, — велика… Очень велика. Но… все честно.

Заговорил другой эльф. Голос его звучал звонче.

— Цена велика, так ты сказал, Бхурзум? Твой народ почти так же многочислен, как и человеческий. Что вам стоит потерять тысячу-другую жизней? Высокий Народ утратил сегодня семнадцать своих детей. Семнадцать, ты представляешь себе?! Нас так мало, что смерть даже одного из нас — уже великая потеря!

— Я знаю, за что заплатил, — буркнул гном, помолчав немного. — А что получили вы?

— А это уже не твое дело. Мы больше не задерживаем тебя.

— Я и сам не желаю оставаться здесь больше, — заметил седобородый и, подхватив свой щит, направился прочь из шатра. Равв видел, как, уходя, он с опаской косился на прозрачный шар с плавающим там телом.

— Что ж, — следя за тем, как гном исчезает за прозрачными стенами чудесного шатра, произнес один из эльфов. — А теперь, дражайший Орелий, Танцующий На Языках Агатового Пламени, давай разберемся с тем, что получили мы…

— Этот сосуд представляется мне покрепче старого, — сказал эльф, названный Орелием, разглядывая Равва. — В нем есть некая сила, которую он сам не осознает. Жаль, он мог бы достичь многого в своем мире, если бы лучше знал себя…

«Это они о том, какой я невероятный везунчик! — догадался Равв. — Во скольких передрягах побывал, а все целехонький! Великие боги, да неужели они вознамерились забрать меня с собой — в свои Чертоги?!» — вдруг пришло ему в голову.

— Добрые господа!.. — счел нужным заговорить он. — Милорды… ваши сиятельства… Вы не подумайте, что я по своей воле против вас сражался-то! Я ж человек мирный, я никого никогда и пальцем…

— Помолчи, — прервал его Орелий. — Ты считаешь, что удостоился чести посетить Тайные Чертоги? И ты прав, гилугл…

Слезы хлынули из глаз Равва. Великие боги! Милостивая Нэла! Храбрый Андар! Светоносный Вайар! Надо же было попасться в ополчение королевского войска, пережить тяготы долгого похода и ужасы сражений, чтобы получить в награду за все страдания — такое!

— Я сказал тебе, помолчи, — велел Танцующий На Языках Агатового Пламени, и Равв тут же заткнулся. — Начинай, Хранитель Поющих Книг Лилатирий, — обратился эльф к своему собрату.

Хранитель Поющих Книг поднял вверх руки, между которыми пробежала тоненькая зеленая искорка. И прозрачный шар у ног эльфов помутнел и треснул. И скорченное в нем тело медленно поднялось в воздух, примерно на уровень человеческого роста.

Тут Равв последовательно испытал два потрясения подряд.

Во-первых, он почему-то вдруг понял, что это сине-черное тело — живое. Во-вторых, он узнал перекошенное темное лицо с громадным носом-клювом. Оно принадлежало его величеству королю Гаэлона Константину Великому.

Орелий поднял руки к закрытому маской лицу и зашевелил пальцами.

Тело короля мелко задрожало. А Равв вдруг ощутил, что и его поднимает в воздух. Члены гончара из Дарбиона сами собой прижались к телу, и Равв свернулся в клубочек, словно младенец в утробе матери. Ему стало так тепло и благостно, что он заурчал. И не испытал никакого беспокойства, когда изо рта Константина заструилась алая, будто кровь, субстанция.

Вокруг все затрещало. От фигур эльфов посыпались искры.

Алая субстанция, напоминающая призрачную змею, скользнула к лицу Равва. Он послушно открыл рот, подчиняясь то ли собственному импульсу, то ли приказу извне. Что-то обжигающее вошло в него.

И все изменилось.

Жуткая боль пронзила тело гончара. Он ощутил невероятную, невыразимую мощь, но мощь эта была направлена внутрь него, она пожирала саму себя и разбухала сама в себе — и тело Равва стало для нее тюрьмой…

Равв раскрыл рот, чтобы извергнуть из себя эту мучающую его боль, но не смог… Потому что перестал быть собой.

Прозрачный шар сомкнулся вокруг его тела.

Эрл первым увидел их — горгулий, несущих над скальными пиками своих величественных всадников. Увидел — и поймал себя на том, что неожиданно явившееся спасение не вызвало в нем никаких чувств.