Вся правда о нас - Макс Фрай

— Ну значит, вытолкаешь меня отсюда за четверть часа до её начала. Я тебя, конечно, возненавижу, но ненадолго. К полудню пройдёт.

Не дожидаясь ответа, я перебрался в самое просторное кресло. Залез в него с ногами, кое-как уложил голову на подлокотник. Действительно вполне можно жить.

— Ладно, — сказал Шурф. — Договорились. Вытолкаю за четверть часа.

Я даже во сне не забывал об этом его обещании.

Мне снова снилось, что я играю в Злик-и-злак с сероглазой незнакомкой, и во время игры я то и дело повторял: надо поторапливаться, скоро меня разбудят, и хорошо бы к тому моменту успеть закончить нашу партию, иначе весь день насмарку, вместо того, чтобы заниматься делами, буду обдумывать очередной ход и сокрушаться об отсутствии кубиков, поэтому давай уже, передвигай свою фишку, злок-йок, не мой, а лиловый — эй, погоди, это, что ли, получается, я уже продул? Не пойдёт. Давай ещё раз, только быстро, быстро!

А сероглазая смеялась: конечно давай, куда ты спешишь, всё время этого Мира — наше. Неужели ты до сих пор не знаешь, что время во сне течёт не так, как наяву, и можно сыграть сорок тысяч партий, задремав всего на пару минут? А можно проспать сутки и даже кубики не успеть бросить, но не беспокойся, сегодня так не случится. В этом сновидении я хозяйка, и время здесь тоже моё. Течёт, как я пожелаю. А мне интересно с тобой играть.

Мне тоже интересно с тобой играть, — думал я. — Так интересно, что ладно, не стану возмущаться, с какой вдруг стати ты хозяйка в моём сновидении, и какого чёрта время тут тоже твоё. И даже имя у тебя не спрошу. Да и что толку в имени, какое мне дело до сочетания звуков, обозначающих твоё присутствие в человеческом мире? По себе знаю: как ни назови, а я всё тот же, глубоко-глубоко, под толщей своих имён, событий, памятей, каждая из которых перечёркивает все остальные, но правдой при этом может быть только сумма, и поди её сосчитай. Так что к чертям собачьим мои и твои имена, лучше кидай кубик, это гораздо важнее любых разговоров, потому что пока ты делаешь ход, вот этот свой излюбленный рисковый приём — не вперёд, как пошёл бы я сам, а назад, на поле, где стоит моя фишка, чтобы получить право дополнительного броска, который может принести тебе мгновенное поражение или, напротив, победу, итог никогда не известен заранее — так вот, пока ты делаешь ход, мне так ослепительно ясно, как следует поступить, не сейчас, а потом, наяву, что волосы дыбом, и я не знаю, чего мне хочется больше: проснуться, вскочить с криком: «Я всё понял!» — и браться за дело, или напротив, надеяться, что поутру я ничего не вспомню и буду свободен от этой невыносимой ясности, с которой ещё поди уживись.

Поэтому, — думал я, — ладно, договорились, в этом сне ты хозяйка, я гость, и как будет, не мне решать.

Когда я проснулся, бледное зимнее солнце стояло уже сравнительно высоко. Судя по его положению в небе, до полудня было ещё не близко, но и рассвет давным-давно миновал.

Если учесть, что проснулся я от падения на пол, станет понятно, сколь удивительной и непредсказуемой штукой казалась мне собственная жизнь в первые секунды после пробуждения. Потом я увидел Шурфа и как-то сразу успокоился. Потому что если он здесь, значит ситуация под контролем, можно особо не раздумывать, что происходит, надо будет — объяснит. А нет, так и плевать.

Впрочем, потом я вспомнил наш вчерашний разговор и крепко пожалел, что вообще проснулся. Вот некоторые счастливчики, говорят, умирают во сне, даже не заметив, что с ними случилось. Умеют люди устроиться, что тут скажешь. Но я — не один из них, локти кусать поздно. Дело сделано, добро пожаловать в жизнь наяву. И не забывай, вчера ты обещал проснуться героем, да ещё и сказочным — кто тебя за язык тянул? А теперь отступать некуда, слово надо держать.

Я улыбнулся так широко, что чуть скулу спросонок не вывихнул. И спросил:

— Слушай, а почему ты не вытолкал меня до рассвета, как собирался?

— Потому что ты обещал меня за это возненавидеть, — объяснил Шурф. — Правда, всего до полудня, но это довольно большой промежуток времени. А ты и за пять минут способен натворить столько, что за всю жизнь потом не расхлебаешь. Поэтому перед началом совещания я просто спрятал тебя в пригоршню. А теперь вернул на место. К сожалению, недостаточно аккуратно. Всё-таки разбудил. Прости.

Я ушам своим не поверил. И глазам. И прочим органам восприятия. Потому что всё это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Дело даже не в том, что именно говорил мой друг. А в его интонации. И в том, как он при этом выглядел. Нормальный живой человек, даже не слишком усталый. Ни намёка на неумело воскрешённого мертвеца, так напугавшего меня прошлой ночью. Он что, уже всё провернул, пока я дрых?! И мне, получается, не надо?..

— Никаких сведений о возможности исчезать вместе со следом в Орденской библиотеке действительно не нашлось, как я и предвидел, — сказал Шурф. — А значит, их нет нигде. Всё-таки у нас самое полное собрание книг по теории магии в Соединённом Королевстве.

— Ты что, всю ночь в библиотеке просидел?

— Да почему же всю ночь? Двух часов за глаза хватило на поиски. Для меня это, сам знаешь, скорее отдых, чем работа… Не смотри на меня так, Макс. Не хочу тебя разочаровывать, но придётся. Нет, я ещё не успел разобраться со своим проклятием. И по-прежнему даже не представляю, с чего начинать. Тем не менее, себя я, как видишь, привёл в порядок. Ты мне очень помог. Самостоятельно мне вряд ли удалось бы прийти к выводу, что пророчество Хонны — не приговор, а инструкция. Такая постановка вопроса многое меняет. Удивительно, как ты сумел всё перевернуть.

— Да не очень удивительно, — честно сказал я. — Ты учти, что большую часть времени я вынужден уживаться с двумя навязчивыми идеями. Первая — что я уже умер, вторая — что меня вообще никогда не было. И всё происходящее — просто причуды распадающегося сознания, не то угасающего, не то вовсе неосуществившегося. Представляешь, как я наловчился создавать оптимистические версии? Да ещё и доказательно их обосновывать, потому что моему скептическому уму подавай убедительные аргументы, иначе он даже слушать не станет.

— Макс! Что за?..

— Ну да, — согласился я. — Конечно я псих. Никаких возражений. Просто вот так моё дурацкое сознание пытается справиться с внезапно свалившимся на него бесконечным счастьем быть сэром Максом из Ехо. А я — с его нелепыми идеями. И заметь, я всегда побеждаю, если не нокаутом, то по очкам. Впрочем, теперь, думаю, будет полегче. Я имею в виду, после того, что вы все мне устроили; ты, конечно, выступил круче всех, но и другие участники концерта большие молодцы. Когда бесконечное счастье сменяется таким лютым ужасом на всех фронтах, довольно легко поверить, что это и есть настоящая жизнь.

— В этом вопросе ты всегда можешь на меня рассчитывать, — сказал сэр Шурф. — Если для уверенности в собственном существовании тебе необходим, как ты выражаешься, «лютый ужас», обращайся. Я придумаю, как это устроить.

Кто бы сомневался.

Из его кабинета я ушёл, как и пришёл — Тёмным путём. Сказал, что домой, завтракать, и даже не то чтобы соврал, действительно собирался так поступить. Но вместо гостиной Мохнатого Дома почти нечаянно шагнул в сад, окружающий резиденцию Ордена. Сперва растерялся — с каких это пор я потерял власть на собственным передвижением? Но был честен с собой, поэтому быстро понял, что этот сбой — просто следствие внутреннего противоречия. Какая-то часть меня — назовём её голосом разума — рвалась срочно повидаться с леди Сотофой Ханемер, потому что ещё никогда в жизни её совет не был мне нужен так сильно, как сейчас. А другая часть меня — для её обозначения у меня есть множество слов, все до единого нецензурные — вопила, что я должен обойтись без Сотофы и разбираться сам. Страх и гордыня — гремучая смесь, всегда это знал.

Не в силах остановиться на каком-то одном из решений, я просто шагнул в сад — читай, предоставил выбор судьбе. Сказал себе, что моё дело — неторопливо пройти по тропинке до невидимой калитки в ограде. Если леди Сотофа встретится мне на пути, броситься ей на шею и рыдать, пока не скажет, что всё будет в порядке, и не объяснит подробно, по пунктам, как к этому порядку прийти. А не встретится — ладно, тогда попробую справиться сам, как последний дурак.

Она конечно встретилась. И даже не у самой калитки, а на полдороги к ней. Леди Сотофа всегда была ко мне очень добра. С первого дня знакомства.

И на шее у неё повисать не пришлось — интересно, кстати, какой ступени магию требуется применить, чтобы повиснуть на шее женщины, чья макушка едва достигает твоего плеча? Но она избавила меня от творческих мук, сама обняла крепко-крепко, как в старые времена, когда я при каждой встрече чувствовал себя любимым внуком, приехавшим на каникулы. И вёл себя соответственно. И мне всё сходило с рук. И сейчас те времена сразу вернулись, я снова был глуп и беспечен, а Мир бесконечно добр — ко мне и не только. Вообще, в принципе добр.