Деревянный ключ - Тони Барлам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Командиру оберабшнитте СС «Норд-Ост», группенфюреру Вильгельму Редиесу.
Совершенно секретно!
Спецгруппа парашютистов-егерей вылетит из Берлина в 11.00.
В целях экономии времени личный состав десантируется в непосредственной близости к месту операции.
В вашу задачу входит подготовка посадочной площадки и оказание всяческого содействия вышеозначенной группе.
Хайль Гитлер!
Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер
08.25
2 сентября 1939 года.
2 сентября 1939 года Берлин— Неслыханная халатность! Если б не случайное вмешательство литовцев, мы бы их упустили! — Гиммлер рывком поднялся из кресла и подошел к окну. — Сидите, Рудольф! — остановил он собеседника в штатском, обозначившего намерение встать.
Тот качнулся обратно и, едва коснувшись спинки стула, произнес расслабленным голосом:
— Когда случайности работают на нас, рейхсфюрер, они называются иначе и подтверждают правильность нашего пути.
— Ах, Рудольф, ваш истинно нордический фатализм меня восхищает и пугает одновременно! Возьмите сигару! Сам я курю редко, но люблю этот запах. Хотя пассивное курение тоже вредно…
— Благодарю вас, рейхсфюрер, но предпочту воздержаться.
— Воздержанность — это величайшая добродетель! Я и сам не могу пожаловаться на отсутствие выдержки, но сейчас просто не нахожу себе места от вынужденного бездействия! Восемнадцать тысяч моих солдат в это самое время идут в атаку, а меня лишили возможности быть с ними рядом! Это невыносимо!
— Но мудро, рейхсфюрер. Полководцев у нас более чем достаточно, а вот вас заменить будет некем.
— Да-да, вы как всегда правы. — Гиммлер вернулся за стол. — Идеологию нельзя доверять этой обезьянке фюрера. Вы же знаете, моя святая миссия — создать для Рейха чистую, беспримесную древнюю религию!
— Вос, рейхсфюрер.
— Что?
— Вы хотели сказать: воссоздать!
— А, ну да! Естественно. Подобно Магомету, — сиреневый отполированный ноготь постучал по зеленому сафьяну Корана, лежащего на столе, — я должен отделить веру от плевел всех этих иудеохристианских рефлексий! Выкристаллизовать ее и превратить в наше главное, непобедимое оружие!
— Прошу простить, рейхсфюрер, вы читали Фрейда?
— Этого еврея? Увольте! С меня хватило краткого пересказа его грязных идеек!
— А между тем в своей последней работе он развивает предположение Гёте и гипотезу Зеллина о том, что евреи убили давшего им новую религию Моисея, который был египетским жрецом…
— Убили, присвоили и извратили до неузнаваемости! Как это на них похоже! И уж если один из них такое пишет…
— … там же излагается весьма убедительная гипотеза о том, что монотеистическая религия эта возникла не в Египте, а пришла с Востока, и, следовательно, то была религия…
— Арийцев! Несомненно! Я всегда это знал, я чувствовал! Передо мной стоит грандиозная задача!
— …в решении которой могут очень поспособствовать люди и артефакты, за которыми вы сейчас охотитесь, рейхсфюрер. И поверьте, что эта охота ничуть не менее важна, чем война, которую ведут сейчас наши доблестные генералы. Осмелюсь предположить даже, что она важнее.
— Благодарю вас, Рудольф. Вы укрепляете меня в моей уверенности. — Гиммлер привычным жестом потрогал треугольный шрам на левой щеке — след давнего ме́нзура.[98] Жест этот противоречил словам рейхсфюрера, поскольку обозначал как раз глубокое сомнение. — Но я бы хотел еще раз убедиться… Нет-нет, в подобных вопросах я вам доверяю как никому, просто вся эта история столь невероятно звучит…
— Помилуйте, рейхсфюрер! — Штатский усмехнулся, почти не скрывая иронии. — Я не удивился бы, услыхав такое от Гейдриха, но от вас?… Разве вам я стал бы предлагать что-то, что звучит вероятно? Вероятными вещами пусть занимается гестапо. Ваша же цель лежит в таком сейфе, который их примитивными отмычками не вскроешь.
— Но как вы… как мы вскроем этот сейф?
— Для этого-то нам и нужно добыть два аутентичных ключа — золотой и деревянный. С их помощью вы станете новым Заратустрой, или Магометом, или кем вам заблагорассудится.
— А вы? — чересчур поспешно спросил Гиммлер. — Моим первым апостолом?
— О нет, так далеко мои амбиции не простираются! — засмеялся Рудольф. — С вашего позволения я бы удовлетворился званием директора своего собственного института. Но не будем делить шкуру еще не убитого медведя, как говорят русские!
— Я помню эту поговорку. Я когда-то изучал русский. — Гиммлер поглядел на часы, вытянул из нагрудного кармана какой-то порошок, высыпал на обложенный язык, проглотил, заметно передернувшись, запил водой. Подавив отрыжку, пробормотал невнятно: — Извините, катар желудка. У меня очень нервная служба… М-да. И все же непостижимо, как вы умудрились раскрутить это дело в такие сжатые сроки! Вы просто гений!
— Полноте, рейхсфюрер! Немного способностей, немного везения и много возни. По правде сказать, большая часть работы была мною проделана еще в Москве, а перед вами я всего лишь эффектно вытащил кролика из шляпы. Все материалы я получил из архива Бокия, а дневник расшифровала эта его креатура-куртизанка. Нужно было лишь навести на нее моих русских коллег. Им это оказалось без толку, а вот мне пригодилось весьма.
— Что это за женщина, Рудольф?
— О, это необычайное средоточие талантов, из которых самый выдающийся — сексуальный. Ее постель стоила целой агентурной сети.
— И вы тоже?… С ней…
— С коллегой по работе? Что вы! Ни-ни! Но наслышан премного. И даже кое-что видел в делах. Впечатляет.
— Однако. — Гиммлер оттянул воротник и сглотнул. — Вы не находите это отвратительным?
— Отчего же? Очаровательная женщина, умнейшая к тому же, служит на благо своей родины, не щадя своих, так сказать, достоинств. По-моему, это даже возвышенно. К тому же она, сама того не подозревая, хорошо поработала и на нас. Например, помните дело инженера Шульца? Это не женщина, а мечта разведчика!
— Вы полагаете? Я хочу на нее посмотреть. Вы сказали, она еврейка?
— Только по легенде. Полунемка, полурусская.
— Ах так? Мишлинге? Возможно, стоит ее использовать.
— Вне всякого сомнения, рейхсфюрер. И первым делом — в качестве ключика к нашему золотому ключу, извините за каламбур.
— Дельно. — Гиммлер снова посмотрел на часы. — Но расскажите, прошу вас, о том, как вы распутали этот головоломный клубок!
— Право, не хочется вас утомлять скучными подробностями!
— Ничего, я не боюсь утомиться. А до совещания у фюрера у меня есть еще тридцать восемь минут.
— Что же. Как я уже имел честь докладывать, у меня были все, ну или почти все буквы, из которых следовало сложить осмысленную фразу. Решение у задачи должно было быть единственно верным. Я начал с самого темного места, понимая, что ключом — ох уж эти ключи! — к разгадке скорее всего является происхождение господина Гольдшлюсселя, назовем его для краткости A. Хотя порой кажется, что в германских архивах при желании можно обнаружить школьные шпаргалки Оттона Великого, о родителях A в них не нашлось ничего, как будто он соткался из эфира, а не появился на свет обычным для людей способом. Итак, что мне было известно про А? В показаниях советского писателя Толстого (весьма подробных, замечу), из которых я почерпнул самое главное, а именно легенду о деревянном человеке, указано, что предки A перебрались в Германию из Константинополя в начале тринадцатого столетия, то есть, очевидно, по окончании четвертого крестового похода. Далее, A утверждал, что фамилия его предка была Барабас.
— Это еврейская фамилия?
— Скорее всего. Но это совершенно неважно — у этой династии нет национальности.
— Как такое возможно?
— Полагаю, она возникла задолго до появления понятия «нация». Так или иначе, третьим важным фактом было то, что А считался приемным сыном писателя Зудерманна.
— Этого юдофила?
— У светила германской литературы была такая слабость. Как бы то ни было, мне удалось установить, что официально Зудерманн никогда и никого не усыновлял, и о том, что А жил в его доме, знали лишь самые близкие писателю люди. А это уже попахивает некоей тайной. Зайдя в тупик, я начал раскручивать самого Зудерманна. Вот данные, которые привлекли мое внимание: а) Зудерманн был меннонитом, б) перед тем как купить замок в Бланкензее, Зудерманн побывал в Египте и Индии. Почти сразу по возвращении он берет под опеку A.
— Так-так-так, — потер руки рейхсфюрер. — Становится теплее!
— Да, обе страны обладают жарким климатом. — Лицо Рудольфа сохраняло невозмутимость. — Теперь оставим его на время и займемся третьим персонажем нашей четверки — Вольфом Роу, в дальнейшем будем называть его B. По национальности бурят. Буддист. Доктор философии. Из досье явствует, что B был усыновлен немецкими колонистами в Сибири и благодаря этому смог получить образование в Германии.
