Черно-белая палитра - Ольга Куно

— Она больше не сержант, — сообщил Уилфорт. — Тиана Рейс лишена звания и более не является сотрудницей нашего отдела. Когда будет нанят новый сотрудник, я вас об этом извещу.

— Вот значит как, — процедил Райан сквозь зубы. И, повыше подняв голову, произнес: — Я ожидал от вас иного, капитан Уилфорт.

Я поморщилась: за такое нарушение субординации сержант мог запросто вылететь со службы следом за мной.

Уилфорт приподнял бровь, будто его позабавило такое заявление.

— Вы не вправе так поступить! — выпалил более горячий Дик, еще сильнее усугубив ситуацию.

— Господа, — подчеркнуто спокойно, но с проступающим сквозь эту маску раздражением проговорил Уилфорт, — имейте в виду: в случае, если мне понадобится полностью сменить штат сотрудников темного отдела, я сделаю это без особого труда.

Райан, вскинувшись, кажется, собирался что-то ответить, но Уилфорт резко его оборвал:

— Лейкофф, Норбоу, немедленно отправляйтесь на свои рабочие места. Разговор окончен.

Райан стиснул зубы и сжал кулаки, но в результате сумел сдержаться и даже вытолкал из кабинета менее хладнокровного Дика.

Мы вновь остались втроем — Уилфорт, Ровер и я. Но ненадолго. Я уже заканчивала заполнять последний бланк, когда в кабинет, предварительно постучавшись, вошли… Белобрысый со Змеенышем.

Я с трудом сдержала шумный вздох. Только этих мне здесь не хватало. Решили напоследок повеселиться за мой счет? Шутка ли: тут не просто общение с нищими, тут увольнение, лишение звания да еще обвинение в нарушении закона. Весь светлый отдел может праздновать целый месяц.

— Господин капитан, разрешите обратиться!

Белобрысый, в отличие от Райана, вел себя в соответствии с правилами.

— Обращайтесь, старший сержант, — разрешил Уилфорт, правда, мне показалось, что в его интонации и сейчас ощущалась некоторая доля раздражения.

— Мы с коллегой пришли по поводу сержанта Рейс, — продолжил Белобрысый.

Я нахмурилась. Это что еще за новости? Решили подгадить напоследок? Честно говоря, такого я даже от Белобрысого не ожидала.

— Мы твердо убеждены, что сержант Рейс не совершала преступления, в котором ее обвиняют, — объяснил причину своего прихода блондин. У меня глаза полезли на лоб, да так там и остались до самого конца его речи. — Хоть мы и не служим в одном отделе, знакомы очень давно, и сотрудничать темному и светлому магическим отделам доводилось немало. Поэтому мы хорошо знаем как профессиональные, так и личные качества сержанта. Тиана Рейс — высококлассный профессионал и ответственный работник, уважающий закон и в высшей степени серьезно относящийся к своим обязанностям. Мне неизвестны детали обвинения, равно как и детали дела Веллореска, но я точно знаю, что даже тогда она взялась за следствие исключительно в силу привычки всегда тщательно рассматривать все версии и доводить любое дело до конца. Это было проявлением ответственности и трудолюбия, а не корыстного интереса.

Он замолчал, и стало слышно, как передвигается секундная стрелка на висящих в кабинете часах. Уилфорт внимательно смотрел на Белобрысого, то есть на Бертрана Миллорна. И когда он заговорил по-прежнему холодным тоном, это почему-то показалось странным, словно было между тоном и взглядом какое-то несоответствие.

— Я услышал вас, старший сержант, но не могу пойти вам навстречу. Против Тианы Рейс найдены серьезные улики. Она арестована и будет незамедлительно препровождена в участковую тюрьму. Однако приблизительно через две недели состоится судебный процесс, и если вы напишете характеристику, уверен, она будет учтена среди прочих показаний.

Блондины не стали возмущаться наподобие Райана с Диком и, послушно склонив головы, вышли в коридор. Но возмущение от них и не требовалось: я и без того пребывала в таком шоке от речи Миллорна, что даже почти забыла о собственном незавидном положении. Впрочем, к реальности меня возвратили быстро.

— Все готово? — спросил, указывая на бланки, Уилфорт.

— Да, — ледяным тоном ответила я и протянула ему бумаги.

А ведь когда-то говорил, что за меня можно запросто отдать жизнь. «Не за тебя, а за женщин вообще, — заметил циничный внутренний голос, который спит где-то внутри меня и просыпается именно в таких критических ситуациях. — И еще он сказал, что работать с вами совершенно невозможно. Вот теперь и не придется».

— Можете уводить, — бросил Роверу Уилфорт, мельком взглянув на заполненные бланки.

И, больше ничего не говоря, даже не одарив меня прощальным взглядом, вышел из кабинета. А на моих запястьях снова сомкнулись стальные браслеты.

Спускаться на тюремный этаж мне, разумеется, прежде доводилось, и неоднократно, но никогда — в таком качестве. Стражник по имени Грейв, с которым я тоже была шапочно знакома, не скрыл удивления, увидев меня, но тем не менее продолжил действовать, как полагается в таких случаях. Так сказать, странно, но не шокирующе. Я все же не первый страж, который оказывается, по той или иной причине, в тюрьме.

— Оружие, — первым делом сказал Грейв.

Ровер протянул ему мой арбалет, уже разряженный. Грейв написал на маленькой розовой бумажке (цвет, необыкновенно нелепо смотревшийся в данной обстановке) мое имя и приложил листок к арбалету. Сверкнула тонкая белая полоска, и бумажка приклеилась к оружию. Простенькая светлая магия.

Форменный камзол мне, к счастью, пока оставили (я отлично помнила, что на тюремном этаже совсем не тепло), но шевроны сняли. Сержантом тель-рейской стражи я более не являлась.

Процедура обыска была короткой и, на общем фоне, унизительной не показалась. Мне вручили полинявшую, но чистую простыню, свернутое одеяло и провели в коридор. По обе стороны от нас располагались тюремные камеры. Что происходит внутри, можно было увидеть лишь через зарешеченные окошки, располагавшиеся в каждой двери. Но я, понятное дело, не останавливалась и не приглядывалась.

— В общую или в одиночку? — уточнил у Ровера Грейв.

— В одиночку, конечно! — воскликнул Ровер, по-моему, даже возмутившийся таким вопросом. — Она же наша, из стражей, как ее можно к преступникам сажать? Может, она кого-то из них сама же сюда и отправила.

Грейв покивал, дескать, да, конечно, но уточнить-то надо было.

Через две минуты я уже осталась одна — стоять, прислонившись плечом к внутренней стене камеры и слушать удаляющиеся звуки шагов. Свет, попадавший внутрь через дверное окошко, позволял оглядеться, особенно когда глаза немного привыкли. Темно-серые каменные стены, такой же пол, да и потолок тоже. Прямоугольная каменная коробка. У стены напротив двери стояла низкая и узкая кровать. Подушка отсутствовала, зато имелся тонкий матрас. В сочетании с выданной мне постелью жить можно.